«Все, что я могла делать, — это рыдать». Монолог девушки с шизотипическим расстройством

Шизотипическое расстройство личности характеризуется эмоциональной холодностью, социальной изоляцией, наличием бредоподобных и навязчивых идей. Такой диагноз поставили Софье Басковой из Санкт-Петербурга — симптомы расстройства с детства мешали героине полноценно учиться и общаться с людьми. Несмотря на это, 23-летняя девушка занимается гражданским активизмом и мечтает стать преподавательницей. Публикуем монолог Софьи о жизни с психическим расстройством.

Софья БасковаФото: Алена Крылова

Возникновение расстройства

Лет в десять я впервые осознала, что чем-то болею. На выпускной в начальной школе нам подарили энциклопедию, где я узнала про Фрейда. Я читала про неврозы и навязчивые состояния и поняла, что, возможно, у меня они есть. Я подумала, что стоит пойти к школьному психологу, но было слишком страшно это делать. 

Первая госпитализация произошла в марте 2017 года. Тогда у меня была депрессия — и я думала совершить самоубийство. Подготовилась, выбрала время. Я написала подруге, потому что одновременно хочется и спастись, и умереть. Мои друзья нашли мне психотерапевта, который отказался со мной работать и выписал направление в больницу.

Я скрывала от родителей диагнозы, которые мне ставили. В моем детстве они замечали, что у меня есть какие-то особенности. Они называли меня больной, странной, разными словами вроде «дебилки», «идиотки», «сумасшедшей». В какой-то момент родители начали понимать, что, видимо, со мной действительно что-то не так, раз меня госпитализировали в больницу, потом в дневной стационар. 

В остальном у меня достаточно понимающий круг приятельниц, друзей, подруг. Так сложилось, что среди них много людей с психическими заболеваниями. Они лучше понимают меня, и явной агрессии я никогда не получала. Были проблемы с одной подругой, которая достаточно долго помогала мне, в том числе пока я лечилась в больнице. Она очень сильно устала, поэтому мы перестали общаться. Люди устают от общения с человеком, который чем-то болен. 

Как проявляется диагноз

Когда я читала описание этого заболевания, мне казалось, что моему состоянию соответствует недостаточно пунктов. Если бы я лечилась в США, врачи бы поставили три разных диагноза: обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), биполярное аффективное расстройство и еще какое-нибудь расстройство личности. Те симптомы, с которыми я сталкиваюсь, — это периоды глубокой депрессии, гипомании, обсессивно-компульсивные.

Обычно у меня бывает депрессия с апатией, ангедонией, тревогой, суицидальными мыслями и намерениями. Обострения участились в течение последних нескольких лет, и это вызывает чувство отчаяния. В такие моменты не получается жить обычной жизнью: я перестаю учиться и работать. Были случаи, когда в принципе было тяжело вставать и ходить. 

В некоторые периоды жизни я тратила несколько часов в день на разные действия: открыть и закрыть шторы, окна, повернуть ручки под определенным углом и повторить в обратном порядке. И чем больше я это делала, тем становилось хуже. Из-за этого я часто опаздывала в школу. Сейчас обсессивно-компульсивные симптомы не доставляют такого сильного неудобства в повседневной жизни, как лет десять назад. Действия занимают меньше часа в день. Врачи сказали, что это здорово и, возможно, скоро от симптомов ОКР ничего не останется. 

У меня были идеи преследования. Иногда сохраняется критика, я могу приходить домой и думать: «Возможно, меня не преследовали», а потом снова думать, что преследовали. Были некоторые идеи, о которых мне было стыдно говорить, например про избранность, прям около мессианства. Я очень долго страдала от чувства стыда, когда идеи уже прошли.  

Жизнь с психиатрическим диагнозом

Я четыре раза поступала в вуз. Самый долгий срок, который я проучилась, — два года. Я переставала ходить, потому что начиналась депрессия. А потом было страшно идти в деканат и говорить, что мне нужен академ. Один раз я случайно бросила вуз в период гипомании — тогда поняла, что есть очень много интересных вещей, которые мне нужно делать здесь и сейчас. 

Потом я в первый раз попала в психиатрическую больницу, после нее — в психоневрологический диспансер. Будучи в дневном стационаре, я училась в вузе, и у меня случилось обострение. У меня была идея: главное — ходить, будь что будет. Но я приходила на пары, и все, что я могла делать, — это рыдать. Я разучилась читать, мне было сложно писать. Сейчас я в академическом отпуске.  

Когда думаю, сколько раз я пыталась учиться, становится страшно. Есть какая-то закономерность, что мне становится плохо время от времени и это не сочетается с учебой. Какова вероятность, что у меня снова получится? Мне кажется, невысокая, и я не знаю, продолжать мне или нет. 

Я нахожусь на диспансерном учете, а это противопоказание к тому, чтобы быть преподавательницей. А я учусь в университете Герцена, сейчас числюсь на факультете иностранных языков на педагогической специальности. Я не знаю, что буду делать со справкой [о состоянии здоровья], дадут ли мне ее. Я бы хотела преподавать, но возможно, мне стоит научиться это делать по-другому. 

Сейчас я не могу найти постоянную работу из-за своего состояния. Я вписала в свою квартиру людей за деньги, так что у меня есть небольшой доход. Фриганы учат меня находить бесплатную еду. Иногда кончаются льготные лекарства, когда-то уходило по 9 тысяч в месяц только на таблетки. Еще мне нужна психотерапия, которая тоже денег стоит, сейчас хожу на нее каждую неделю.

Недавно я хотела сдать кровь. Оказывается, психическое заболевание — это абсолютное противопоказание к сдаче крови, даже если ты не пьешь таблетки. А за сокрытие информации может грозить уголовная ответственность.

Психиатрическая больница

В августе я пережила опыт недобровольной госпитализации в закрытое отделение психиатрической больницы. Я представляла опасность для себя и понимаю, что врач сделала то, что должна была. Но если бы мне дали время поговорить с друзьями и с врачом, залезть в интернет, то я бы попросила вызвать скорую частной психиатрической клиники. Тогда бы мне, наверное, было не так тяжело находиться в больнице. 

Там было много страшных вещей. Тебя помещают в надзорную палату, где ты всегда под наблюдением медсестер в комнате с 30 другими женщинами, многие из которых привязаны. Мне в первый день сказали: «Не рыдай, а то дольше не выпустят». Нужно делать вид, что у тебя хорошее состояние, но не слишком — если на следующий день после попадания в больницу у тебя все хорошо, никто не поверит. Я рыдала не переставая два дня, потому что было неприятное чувство заключения. 

Особенность принудительной госпитализации в том, что ты не знаешь, сколько времени там проведешь. У нас были женщины, которые находились в больнице больше года. Одна молодая пациентка, с которой я общалась, лежала уже восемь месяцев. По-моему, я побила все рекорды: меня выпустили через две недели. Чтобы быстрее выйти, я соблюдала все мыслимые и немыслимые правила, которые только могут быть.

Я специально мыла голову каждый день, чтобы выглядеть лучше. Я красила губы красным карандашом для рисования, чтобы выглядеть свежее. Нельзя ни с кем ссориться. Для физических упражнений допустимо только время зарядки. Нужно улыбаться, но не сильно. Лучше сочетать чтение книг и общение с другими пациентками. Было очень тяжело не ругаться с санитарками, когда я видела, как они оскорбляют, толкают или привязывают пациенток.

Таблетки на всю жизнь

Я начала пить таблетки в марте 2017 года, после первой госпитализации. Я принимаю все типы: нейролептики, антидепрессант, нормотимики, иногда транквилизаторы. А из психостимуляторов — только кофе. Всего, я посчитала, было 15 разных лекарств. Людям с психическими заболеваниями долго подбирают терапию, часто препараты меняют из-за побочных эффектов. Из-за таблеток, которые я пила в первой больнице, я постоянно падала, у меня болело горло, были запоры, сухость во рту, сонливость. 

От одного лекарства у меня на три месяца пропали оргазмы — тоже было не очень приятно. Причем сексуальное желание оставалось, и получалось что-то вроде нимфомании. Но врач мне говорила: «Мы пока не будем тебе ничего менять, потому что это может пройти через несколько месяцев». Побочный эффект действительно прошел, но не полностью. Если не пройдет, я буду настойчиво требовать отмены.

Сейчас я принимаю всего четыре лекарства и еще одно по необходимости. Возможно, мне в ближайшее время отменят один из препаратов. Если у меня будет долгая ремиссия, мне постепенно будут снижать дозировки. Возможно, если я захочу забеременеть, то мне на время отменят препараты. Но беременность — это тоже стресс для организма, и без лекарств может стать плохо.  

Я не обязана пить выписанные лекарства и могу отказаться от медицинской помощи. Но если врач сочтет, что я отказываюсь, потому что неадекватна, меня положат в больницу. А в больнице хочешь не хочешь придется пить лекарства.