Карлик, которому хотелось замуж. Елистратов Владимир
За ужином, как всегда собралась вся дружная семья Штукиных: Леночка Штукина, двенадцати лет, хулиганка с глазами цвета аквамарин, папа Штукин (папа Вася), мама Штукина (мама Тася) и бабушка Штукина… Вернее, она была, конечно же, никакая не Штукина, а Кузнецова. Как и мама Тася, пока не вышла замуж за Васю.
Папа Вася называл бабушку то Серафимой Сергеевной, то мамой, то дорогой тёщей. А когда мамы и бабушки не было, а был, например, я, он называл её вторсырьем или Шапокляк Маджахедовной. А ещё любил вспоминать, что рядом с их дачей, по Можайке, находится Кузнецовская свиноферма, откуда, как он говорил, «и берет свое начало славный род Кузнецовых». Это шутка, конечно. Добрая.
Да, забыл! Еще на ужине у Штукиных был я. Потому что мы с Васей целый день доводили до ума квартальный финансовый отчет. А поскольку у меня дома под конец квартала появился новый холодильник, а у Васи – посудомоечная машина, квартальный финансовый отчет нашей фирмы до ума доводился с трудом. Пришлось мне остаться ужинать у Штукиных.
- Ну что, Леночек, как дела в школе? – спросил Вася. – Морду вытри. Вся в кетчупе, как у Фрэдди Крюгера… Да не рукой… И не скатертью… а салфеткой. Вот так. Как, спрашиваю, дела в школе?
- Нормально, - ответила Леночка, вытирая кетчуп с носа.
- Как математика? – спросила мама Тася.
- Нормально.
Леночка держала в обеих руках по куриной ноге. И по очереди от них откусывала, макая в кетчуп.
- А нельзя сначала одну ногу съесть, а потом другую? – то ли интеллигентно, то ли ехидно поинтересовалась Серафима Сергеевна. – А не жрать, как хряк помои. А?
- Не, нельзя, - ответила Леночка, любовно глядя на куриные ноги. Так вкуснее.
- Ну, а литература как? – спросил папа.
- Родная речь, что ли?
- Да, да, родная речь как?
- Нормально.
- Да что у тебя все «нормально» и «нормально»! Можешь ты хоть одно слово по-русски сказать?! – слегка взорвался папа Вася.
- А я что, по-вьетнамски, что ли, говорю?
Вася кхэкнул, покачал головой и обратился ко мне:
- Совершенно не учатся в наше время дети. Ни черта не делают. Курицу вон шамают – и всё. «Нормально»… Вот мы – действительно! – учились! Помнишь, Вовк, как мы учились? А? Это ж… как стахановцы. Взял книгу, прочитал, сразу – хвать другую. Прочитал – хвать третью… Помнишь?
- Помню, - сказал я.
Не фига, помню, не делали. Васька про Толю Клюквина год книжку мурыжил. А потом, не дочитав, потерял. Библиотечную. И его выпороли. После школы мы, помню, по восемь часов на улице торчали. На пустыре или на катке – в зависимости от времени года.
- То-то же, - продолжал назидательно вещать папа Вася. – Зубрили ведь! Зубрили как проклятые – и математику, и родную нашу русскую речь, и это…общество…как его?.. ч-ч-черт!..Где про центральный демократизм…
- Демократический централизм, - сказал я. – Обществознание.
- Во-во… Обществознание. А эти, - он кивнул в сторону Леночки, - куроеды… ни-че-гошеньки не делают. Вот вы сейчас по родной речи что читаете? А? Конкретно?
- «Банзая» прошли, - ответила Леночка, макая правую ногу в кетчуп. Куриную, конечно, не свою.
- Какого ещё «Банзая»?! – ужаснулась мама Тася.
- Ну, этого, эколога из МЧС. Дроздова этого зеленого. «Я убью тебя, лодочник». Который кроликов коллекционировал.
- Господи! – перекрестилась теща.
- Дедушку Мазая. Мы его Банзаем для ржачки назвали.
- Варварство какое! – сказала мама Тася.
- У него были зайцы, а не кролики, - сказал папа Вася.
- Забей три раза, - зевнула Леночка, макая в кетчуп сразу две куриные ноги. – Зайцы, кролики… Кстати, вы мне обещали кролика купить. Вислоухого. А сами…
- Щас! – возмутился папа Вася. – Попугая с тебя хватит.
Попугай у Штукиных – большой, белый, по кличке Бен Ладен. Говорящий. Правда, говорит всего одно слово. Извините – «насрать». По любому поводу. Это его ещё покойный дедушка научил. Бен Ладен один раз прихватил Васю за палец. Довольно сильно, когда тот клетку чистил. И Вася за это дал ему в глаз. Буквально. Честно: я единственный раз в жизни видел белого попугая с синим бланшем, орущего на весь дом: «Насрать!» Впечатляющее зрелище. С тех пор они не дружат.
Леночка сделала вид, что обиделась.
- Ну, прошли вы этого «Банзая»… то есть «Мазая» – дальше что будете проходить? – не унимался папа Вася.
- Нам задали этого… как его… - Леночка вознесла свои аквамариновые глаза к люстре. – Блин! Забыла…
- Вот! – уличил Леночку папа. – Вот так мы учимся! Смотри, дядя Вова, как они учатся!..
- Автор-то хоть кто? – спросила теща. – Лермонтов? Пушкин?
- Нет. Длинный какой-то. Забыла.
- Грибоедов?
- Нет, этого нарика мы в следующем году будем проходить.
- Что такое «нарик»? – не понял я.
- Наркоман.
- А почему Грибоедов наркоман?
- Ну, по типу грибы ест.
- Кошмар!
Это опять теща.
- Как же эта книжка называется? – мучилась Леночка. –То ли «Карлик»… То ли.. Не помню. Дайте человеку поесть спокойно.
- Может, «Мужичок с ноготок»? – встрял я.
- Это который лес воровал? «В лесу раздавался кларнет тракториста»? Нет. Этого пигмея-дровосека мы уже прошли… А может и не «Карлик». Может, «Каратышка». Не помню я!
Все перестали есть и молча посмотрели на чавкающую от обеих куриц Леночку.
- Не чавкай, - сказал папа. И добавил подозрительно: - Что-то не помню я никаких карликов в русской литературе. Он что, маленького роста?
- Типа того.
Все ещё немного помолчали под Леночкино уютно-равномерное чавканье.
- По-моему, - сказала Серафима Сергеевна, - Мцыри был маленького роста.
- «И слаб и гибок, как тростник», - процитировал я единственное, что помнил.
- Не-а. Этого джигита-неудачника мы уже тоже прошли. Мне не понравилось. Банзай и то лучше.
- Почему не понравилось? – спросила мама Тася.
- Да ну… Убежал. По лесу шлялся, как бомж. Кису ни за что замочил. Чем ему киса-то помешала?
- Не киса, а леопард, - поправила бабушка. – Кажется…
- Барс, - поправил я бабушку.
- А что, барс – не киса? – возразила Леночка.
Все ещё помолчали. Барс – киса. Всё верно. Что тут возразишь?
- Салат тоже ешь, а то запрёт, - сказал папа Вася.
- Не бэ, не запрет. И вообще, все там, в этой литературе, как-то по-кривому. Банзай права кроликов защищает, а этот бомж-романтик бедных кисок мочит. Нелогично. И вообще вы мне обещали кису купить, а сами…
- Получишь все пятерки в году, хомячка тебе купим, - сказал папа. – Или черепаху.
Леночка глубоко вздохнула. У неё в году получались все тройки и одна четвёрка – по физкультуре.
- А «Незнайка» в школьную программу не входит? – спросила мама. – Он вроде – коротышка?
- Хорошо бы – входил, - улыбнулась Леночка. – Он прикольный. Нет, Незнайка не входит.
Мы все глубоко вздохнули. Что же это за карлик такой?
- Слушай, Ленок, ну, что-нибудь ещё ты про этого карлика помнишь? – продолжил расследование папа.
- Нам литерючка отрывок зачитывала. Помню, он всё время замуж просился.
- Кто?
- Карлик.
- Так он – это… она, что ли?
- Почему?
- Замуж тети выходят, - слегка покраснев, пояснила теща. – А дяди – женятся.
- Я в курсе, - делово ответила Леночка. – Может, это и она была. Я не помню. Я в это время с Федькой Злюкиным под партой щипалась: кто кого перещипает на десять рублей.
- О Господи!
Это опять теща.
- Кто же кого перещипал? – иронично спросил папа.
- Я, - решительно ответила Леночка. – Я знаю, за что надо мальчиков щипать.
Все испуганно переглянулись, но промолчали.
- Она все, помню, говорила… - продолжала Леночка.
- Кто это – «говорила»?
- Карлик. Полурослик этот. Она говорила: Я в школу не пойду, я хочу замуж.
Пауза.
- Знаешь что, - решительно сказал папа Вася, - тащи сюда этого карлика. Коротышку этого, полурослика. Гермафродита-недоучку. Мутанта-трансвестита… Тащи. У тебя книга-то есть?
- Есть.
- Вот и тащи.
Леночка не торопясь, догрызла левую куриную ногу, вытерла щеки, нос, локти и уши салфеткой и пошла в детскую. Через полминуты она пришла обратно с книгой. Книгу перехватила Серафима Сергеевна. Она торжественно надела очки и громко прочитала:
- Денис Иванович Фонвизин. «Недоросль».
- М-да, - сказал папа Вася. – Вот тебе и «Не хочу учиться, а хочу жениться».
Все внимательно смотрели в свои тарелки.
У меня в голове вертелось что-то на манер садистских стишков: «Маленький карлик замуж хотел…»
Дальше стишок не сочинялся. Квартальный финансовый отчет – тоже.