22-го числа
ФСБ показало кино, как арестовывают очередных украинцев в Крыму.
Говорят, что сергей "Капитан Какао" долженков,
выданный прошлой зимой в "ЛДНР" главный обвиняемый по делу 2-мая, - его дядя. Тогда
вот - бабушка (утверждается, что закрыла комменты и спрятала фотки со страницы она только вчера, когда арестованный в Крыму был деанонимизирован, а её дочь Мария - вероятно, его мать - вчера же удалила свой ФСБук, где были фото-видео их прерванного отдыха). Если это так, то бесстрастию престарелой ватницы можно позавидовать: ничто в контенте не намекает, что вожделенный русский мир ворвался наконец и в её семью.
Пока сложно сказать, зачем он туда поехал с ватной мамашей и проукраинскими листовками. Может быть, надеялся проакционировать и благополучно вернуться. Тогда наивно, но, покрмр, благонамеренно. А может, никаких листовок не было, правда поехал парень в оккупированный санаторий (какаяразница, как тут говорят про такое) - а у чекистов как раз план по террористам-листовочникам провисал.
Эх. Тут должна была быть подборка трагических текстов про людей, улетевших на подвал в ЛДНР по обвинению в "шпионаже на СБУ" - постоянно попадаются в ФБ-ленте и все начинаются словами: "Имярек выехал из Донецка в 2014 и приезжал туда только полить цветы в палисаднике...", но что-то, едва я собрался собрать их все вместе с подписью, что не надо ездить туда цветы поливать, они все из ленты попрятались. Ладно, в другой раз соберу.
Вобщем, и в Крым не надо ездить. Разве только имея соответствующую диверсионную подготовку.
офф-топы
тоска
+++
обратил внимание на шмот товарища сталина:
вроде, сверху - как френч с карманами нагрудными, но подпоясано верёвкой и расстёгивается не донизу, как косоворотка какая. Интересно, он её на майку/голое тело надевал, или всё-таки как френч/китель, на рубашку?
+++
а ещё в ночь на сегодня в 1911 году в Киеве (на Лысой горе) повесили Дмитрия Богрова, а в 1938 году в Одессе расстреляли Лёву Задова.
Про Богрова что сказать? Его выстрел был вобщем-то очень значим для 1/6 и на месте киевских властей я бы эксплуатировал тот факт, что он произошёл именно в Киеве. Но ни на Оперном театре, насколько мне известно, никак этот факт не увековечен, ни дом, где жил Богров (Бибиков б-р, 4 - нынче, бульвар Шевченко) никак не отмечен тоже. Дом давно стоит без окон-без дверей, за забором: ждут, когда разрушится и построят на его месте супермаркет очередной, надо думать.
А ведь в 90-х (Стомахин писал в одной из своих статей) украинские русофобы предлагали глорифицировать Богрова как национального (кхм) героя. (Это, впрочем, тоже было бы немножко чересчур, учитывая моральный облик персонажа ткскть).
А про Задова я уже
писал как-то, но, раз нового ничего не придумал, повторю(сь):
Все эти "Я Лёва Задов, со мной шутить не надо" я знал с детства, а "Хождение по мукам" прочитал только здесь, в эмиграции. И очень впечатлился стилетемпоральной так сказать динамикой трёхтомника - от лёгких, цветистых (в Париже писанных) "Сестёр" до пуганного, сквозь зубы быстренько увязывающего все сюжетные линии в одну линию партии и правительства (и на последней странице - неизбежно мудрый сталин) "Хмурого утра". А поскольку линия партии колебалась, а Алексей Николаевич нарушил рекомендацию Алексея Константиновича (про "
ходить бывает склизко по камушкам иным..."), то получались досадные шараханья: например, Дмитрий Жлоба, во втором томе безусловно положительный, а в третьем - внезапно отрицательный, и можно даже не лазить в Википедию, чтобы понять, почему так вышло. На счастье Толстого, в обеих томах он - эпизодическая фигура.
Вот и Лёва Задов: попади он прижизненно во второй том, был бы положительным героем: в 28-м году он был заслуженным советским чекистом с наградами, а вот к третьему тому, к 41-му году, стал давно расстрелянным румынским шпионом - отсюда и образ пьяного чудовища, садиста-куплетиста (тут прямой подлог, кстати, никаким одесским куплетистом Задов не был - покрмр, на постоянной основе).
Похожую шутку, кстати, сыграл Артур Пенн с бедной Бланш Берроу, к тому же ещё и прижизненную: двадцать лет она (не слишком-то заслуженно, насколько я понимаю) прожила прототипом виноватой во всём истерической идиотки из культового фильма.
Бойтесь попадать в художественные произведения!
— Помогите мне понять одну вещь, сказал он. — Всю жизнь я об этом думал и никогда сам этого не мог понять. Что это значит: «смертию смерть поправ»?
Я был озадачен. Я понимал, что от меня ждут объяснения не по катехизису, а какого-то, если не более глубокого, то более доступного. Но что я мог сказать? Понимал ли я сам тогда великий смысл этих слов?
— А как же с Христом? — спросил опять Зиньковский, — Был Он? Откуда пошел этот миф или как это назвать, о Его воскресении? Знаете, когда я в юности бывал в церкви, меня потрясали эти слова: «Христос воскресе из мертвых!» — эти слова он тихо пропел. — Может быть, — сказал он про себя, — эти слова и заставили меня креститься, так как на пасхальной заутрене я бывал и до своего крещения. Не знаю. Но очень они мне нравились. Евангелие знаю плохо. Кажется, ни разу не прочитал его — не до того было.
Я пытался объяснить Зиньковскому, как нужно читать Евангелие и, вообще, как относиться к религиозной традиции, оставаясь в границах усвоенной им «новой веры».
Иначе я не мог поступить по разным причинам и, прежде всего, потому, что, поступая иначе, вместо того, чтобы облегчить ему его последние минуты, я бы посеял в его душе только новый разлад.
Для настоящего и полного его «обращения» не было уже ни времени, ни нужных для этого предпосылок — и внутренних, и внешних.
Ночью позвали и Зиньковского. Он взял вещи — они у него всегда были собраны, пожал руку Левковичу, подошел ко мне и крепко меня обнял.
С достоинством бы, — прошептал он.
Молитесь, — сказал я ему совсем тихо.
Попробую, — так же тихо ответил он.
Засов задвинулся. Больше я Зиньковского-Задова не видел. Но я узнал после, уже на воле, что его в ту же ночь расстреляли. Удалось ли ему сохранить достоинство, о чем он так беспокоился, не знаю.
