Писатель, мистификатор, агент влияния
О 150-летии со дня смерти удивительного Проспера МЕРИМЕ напоминает Михаил СИНЕЛЬНИКОВ.
23 сентября исполнилось 150 лет со дня смерти Проспера Мериме, блистательного прозаика, поэта, драматурга, а также и прославленного мистификатора. Не единственный, но наибольший его успех в довольно обширной сфере литературных мистификаций – измышление «Песен западных славян» (впрочем, в значительной мере основанных на тщательно изученных образцах фольклора, но ведь и собственное воображение великолепно!). Озорному французу удалось обмануть писателей многих стран, даже славянских. В том числе, и весьма проницательного Пушкина. Переводы которого меж тем стали шедеврами русской поэзии.
Замечателен постоянный и подлинный интерес Мериме к России и к русской культуре. Вероятно, в одну пору своей жизни он был, если не прямо русским разведчиком в Европе, то уж несомненно тем, что сейчас называется «агентом влияния». Конечно, в этих делах авторитетным было бы основанное на документах высказывание той службы, которая и столетия спустя не любит выдавать своих секретов. Бог с ними, с этими секретами! Нас же интересуют поэзия и в итоге долговечные связи литератур.
Раньше всех на Западе Мериме узрел некую новизну, некий свет, исходящий с литературного Востока Европы. Ощутил огромную будущность русской литературы еще в ту пору, когда столь многое великое было в ней далеко впереди. Но уже были Пушкин и Гоголь, потом появился и Тургенев... Мериме изучил русский язык и ряд произведений прочитал в подлиннике. Его статьи и отдельные замечания о русской словесности были замечательны. Хотя и жаль, что он (вероятно, будучи не в силах вникнуть в языковые и звуковые тонкости) не оценил Баратынского (Из письма: «Если Пушкин оценивается в 20 баллов, то наберет ли Баратынский пять?»).
Для него была важней всего свежая живость в движении литературы, он был «сюжетчик». Больше всего потрясли его живописные картины, возникшие в «Цыганах» и в «Медном всаднике». И тут очевидно воздействие этих произведений на его собственные новелы – «Кармен» и «Венеру Илльскую». Таким образом, французский писатель, оказавший влияние на русскую литературу, в дальнейшем сам испытал ее влияние. И вот европейское признание нашей литературы началось уже с Мериме, куда раньше эпохи Флобера... Мериме перевел «Пиковую даму», «Ревизора» и написал предисловие к роману «Отцы и дети».
Конечно, самое знаменитое, навсегда слившееся с музыкой Бизе(так восхищавшей Ницше) сочинение Мериме – «Кармен». В нем создан роковой и бессмертный женский образ. У меня есть предположение, что новелла повлияла на стихи позднего Языкова, но обоснование требует специальной работы, а литературоведением я неотрывно не занимаюсь. То, что пишу, суть заметки поэта.
В «Кармен» сначала озадачивает, потом как литературный прием восхищает черствость концовки, венчающей трагедию. Это диссертационное отступление лишь усиливает трагизм. Возможно, на этом примере кое-чему научился Чехов.
К сему прилагаю два русских стихотворения, принадлежащие двум великим лирикам. Одно – из цикла Блока «Кармен», другое принадлежит Ходасевичу (между прочим, его ритмический рисунок и все построение были уворованы впоследствии Павлом Коганом для его популярной дешевки о поднимающей паруса бригантине).
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ
__________
Александр Блок
* * *
Ты – как отзвук забытого гимна
В моей черной и дикой судьбе.
О, Кармен, мне печально и дивно,
Что приснился мне сон о тебе.
Вешний трепет, и лепет, и шелест,
Непробудный, дикие сны,
И твоя одичалая прелесть –
Как гитара, как бубен весны!
И проходишь ты в думах и грезах,
Как царица блаженных времен,
С головой, утопающей в розах,
Погруженная в сказочный сон.
Спишь, змеею склубясь прихотливой,
Спишь в дурмане и видишь во сне
Даль морскую и берег счастливый,
И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий
И любимый, родимый твой край,
Синий, синий, певучий, певучий,
Неподвижно-блаженный, как рай.
В том раю тишина бездыханна,
Только в куще сплетенных ветвей
Дивный голос твой, низкий и странный,
Славит бурю цыганских страстей.
28 марта 1914
Владислав Ходасевич
* * *
За окном – ночные разговоры,
Сторожей певучие скребки.
Плотные спусти, Темира, шторы,
Почитай мне про моря, про горы,
Про таверны, где в порыве ссоры
Нож с ножом скрещают моряки.
Пусть опять селенья жгут апахи,
Угоняя тучные стада,
Пусть блестят в стремительном размахе
Томагавки, копья и навахи, –
Пусть опять прихлынут к сердцу страхи,
Как в былые, детские года!
Я устал быть нежным и счастливым!
Эти песни, ласки, розы – плен!
Ах, из роз люблю я сердцем лживым
Только ту, что жжет огнем ревнивым,
Что зубами с голубым отливом
Прикусила хитрая Кармен!
1 января 1916