«Гори, гори, моя звезда…»
Декабрь — это не только Новый год и все, что с ним связано. В летописи нашей необъятной страны это еще и месяц, когда свершилось одно из самых романтически окрашенных и идеологизированных событий в истории — восстание декабристов. В понедельник, 14 декабря, стукнет ровно 195 лет с того момента, как на Сенатскую площадь вышли молодые, да ранние. Вышли, чтобы установить новый государственный порядок. Закончилось все это печально — ссылки, казни и откат российской монархии к реакционным идеалам. Наверняка абаканские школьники получат задание написать сочинение о том восстании. Студенты моего родного исторического факультета ХГУ нырнут в историографическую бездну, пытаясь разобраться в подходах к этому эпизоду истории. А все почему? Потому что иначе как магией бесконечное тиражирование декабристского образа, его постоянное использование в пропаганде, не назовешь. Магия слов, магия имен, магия эпохи.
О времена, о нравы!
Эпоха, действительно, крайне привлекательная и романтичная. Это уже потом, когда Николай I окончательно утвердился во власти, да и в последующие годы — завершающие годы российской империи — романтика Петровской эпохи в пух и прах разбилась о монолитную громаду бюрократии, чинопочитания и промышленного переворота.
А в 1825 году все еще витал в воздухе дух 18-го столетия. Дворцовые перевороты, просвещенный абсолютизм, особый статус дворянства. Кстати, самопровозглашенная дворянская инаковость и значимость стали отличным удобрением для «декабризма». Так же как «вольнодумцы» Европы. Монтескье, Вольтера, Руссо и иже с ними в принципе можно считать такими же участниками восстания, как и Пестеля с Рылеевым. Но, опять же, их произведения — это вовсе не первопричина возникновения декабризма.
О первопричине много спорят. Историки, публицисты, политики. Современники уверяли — это гибельное, тлетворное влияние западного свободомыслия. Апологеты истмата отвечали (а может, и подтверждали) — не свободомыслие, а революционный дух, опирающийся, как мы помним, на экономический базис. Встречаются и такие варианты, как козни Милорадовича на фоне смены императоров, масонство и борьба с этим явлением Александра I…
Попутно декабризм и декабристы проходили процедуру героизации, можно сказать, окуривания фимиамом романтизма. И вот звучит: «Гори, гори, моя звезда…» А вслед за героизацией приходит и восприятие декабристов как людей особого сорта. Людей, которых к восстанию сподвигли не какие-то там причины, но изначально в них взросший протестный дух.
Чуть позже, в 60—70-е годы, начались попытки выработать некую внятную обобщенную позицию по данному вопросу. И попытки эти завершились определенным успехом. Отбросив все крайности, ученые, по большому счету, пришли к консенсусу — в основе декабризма лежит все вышеперечисленное. Вот только в какой пропорции смешивать ингредиенты?
Преемственность поколений?
Ближе всего к истине, как мне кажется, позиция Владимира Федорова, поддержку которой, впрочем, без цитирования в последние годы активно выказывает публицист монархического толка Егор Холмогоров.
Декабризм, являющийся неотъемлемой частью общероссийского и мирового революционного процесса, выпестован самой российской действительностью, особенно остро приправленной зарубежными походами и с добавлением чуточки вольнодумства (все того же — западного).
Пазл сложился — стагнация экономики, отсталость общества, наметившийся кризис самодержавия… А следом — пощечина либеральному сектору в виде Конституции, дарованной Польше (по крайней мере, ряд историков уверен, что иначе дворянство воспринять сие не могло). Вот она, та основа, брожение которой и привело к возникновению декабризма, а потом и непосредственно к восстанию.
И здесь, думаю, следует уделить некоторое внимание связке «народ–декабристы». Можем ли мы считать, что Лунин, Пестель, Рылеев и иже с ними заботились, прежде всего, о простом люде? Грубая формулировка, грубое упрощение. Но обывателю в последние годы именно так — грубо — внушают: декабристы, как и прочие фигурировавшие в истории России протестные группы, ведомы оголтелым, ничем не объяснимым гуманизмом. А почему? А потому, что с такими «гуманными» группами оппозиционерам всех мастей и всех эпох проще всего себя ассоциировать.
2011 год — далеко ходить не надо. «Мы, как декабристы», — провозглашает Ксения Собчак в одном из интервью во время митингов на Болотной площади. Интернет подхватывает… И вот их уже называют «декабристами Болотной».
Думается, владей Собчак темой, она вряд ли бы пыталась провести такую параллель. Да, декабристы Сенатской — в этом случае придется уточнить — несли над головой знамя человеколюбия: «все равны», «крепостное право отменить», «прекратить считать людей за скотов». Но вот что пишет тот же Пестель: «Еще хуже — отдать землю крестьянам. Здесь речь идет <…> о капитале и просвещении, а крестьяне не имеют ни того, ни другого».
Есть в таком человеколюбии некоторая брезгливость, смешанная с жалостью. С таким же чувством мы сегодня — в своем большинстве — помогаем лицам без определенного места жительства. Показательно: мол, вот он я — филантроп! Но с желанием как можно быстрее оказаться подальше от страждущего. А главное, не забыть вымыть руки.
Важны не намерения, а последствия
И в то же время присуще декабристам господское самосознание. Это, конечно, не Ницше с его «сверхчеловеком», но уже где-то рядом. И свободу населению они несут в образе сказочного Данко. Героически сведя челюсти, вырвав сердце из груди и погибая в миг триумфа! Снобизм? Нет. Образ мыслей. И обвинить их в этом нельзя. Мы ведь не обвиняем аборигенов Папуа в каннибализме — такими их сделала окружающая среда.
А если и есть какие-то сомнения в вышесказанном, то их развеивают цифры. Цифры — они, как известно, беспристрастны. Попробуйте как-нибудь на досуге посчитать, скольких своих крепостных освободили те самые декабристы. Как писала болгарская публицистка Бригита Йосифова, «нельзя относиться к декабристам с любовью и уважением только потому, что они, чистые души, «хотели сделать лучше». Важны не намерения, а последствия».
Странным образом эта цитата описывает и события последних двух лет в Хакасии. Сенатской площади в Абакане нет, но в 2018-м на Первомайскую, помнится, даже не единожды, тоже выходили молодые, да ранние. Обошлось без стрельбы и череды наказаний. Даже наоборот. Смена власти состоялась. Но, если опустить все прочие, возникает вопрос соответствия последствий намерениям, озвученным будущей властью. Спустя два года — все ли так, как было обещано? Изменилась ли жизнь республики к лучшему? Стоила ли игра свеч?
Смотрите-ка — прошли почти два столетия, а вопросы хочется задать все те же. Но это всего лишь отступление от темы. Между тем, по поводу восстания декабристов есть еще несколько мыслей. Читайте продолжение в следующем номере.
Окончание следует.
Анзор САБАНОВ