Но впереди была война…

(Продолжение. Начало – в №18 от 7 мая 2021 года).

(По воспоминаниям Н. В. Кузнецовой, записанным ее дочерью – Г. А. Осиповой)

До нас доходили тревожные сообщения о поражениях на фронтах. Мы, переживая за отца, бегали на станцию, куда стали прибывать по­езда с ранеными. Без боли и сострадания нельзя было наблюдать, когда выгружали из вагонов окровавленных стонущих людей. Их переправляли в военно-полевой госпиталь, находившийся в лесу, не очень далеко от нашего дома. Кого увозили на машинах, кого-то несли на носилках, кто-то шел сам, помогая идти другим.
Маму, прошедшую ускоренные курсы, приняли в госпиталь санитаркой. В ее обязанности входила стирка белья, но в лесу условий не было, поэтому она согласилась работу выполнять дома.
Солдаты привезли большую бочку для замачивания белья и бак для кипячения. Затащили в нашу квартиру, на второй этаж, установили бак на плите.
Мы, полуголодные дети, помня о просьбе отца, подключились к той мучительной маминой стирке. По ступенькам таскали издалека принесенные дрова-смолянки, воду из колодца, выносили дурно пахнувшую жижу, носили тяжелое стираное белье полоскать, а сушить – в лес, о чем были предупреждены, в целях маскировки. Приходилось караулить. Высохшее приносили домой, складывали и сортировали. Бинты надо было обязательно гладить. Эта моя работа была самой трудной, ведь утюг был угольный. Скатывать бинты помогали сестренки.
Чистое белье забирали солдаты, но чаще относили мы с мамой. Мишу на территорию не пускали, а мне довелось заходить и в землянку. За эту работу мы получали сухой паек, что спасло нас от голода. Только вот дома было постоянно сыро от кипячения, да и мама, много возившаяся в холодной колодезной воде, стала бо­леть. Тогда с ее пропуском я и одна ходила в госпиталь, связь с которым вскоре прекратилась.
Тревожные слухи подтвердились звуками наземных боев. В стороне Брянска было видно зарево от полыхающих огней, особенно ночью. На машинах и мотоциклах вооруженные немцы ворвались и в наш поселок. С этого времени страхи и ужас многократно усилились.
Мы оказались на оккупированной территории. В таком «конц­лагере» без ключей проволоки от смерти не был застрахован никто. А продолжалось это с начала осени 1941 года до лета 1943 года. Вспоминая тогда свое интересное детство, мечтали об освобождении. Много добрых лю­дей было в тот период. Их милосердие помогло вы­жить в нечеловеческих ус­ловиях, устроенных фа­шизмом. А мы со своей стороны, делали все от нас зависящее. Голод был поводом ходить везде, ви­деть все и запоминать. Чудо, что не были расстреляны карателями Хацуни и удалось сбежать, когда в другом месте попали в группу задержанных. Вы­селенные оккупантами из квартиры, мы ютились на чердаке знакомых. Весной 1942 года, перед рассветом, маме удалось, минуя посты, вывести оттуда нас в лес. Истекали сутки до расстрела семьи, после допроса, за связь с партизанами.
Уходя все дальше и дальше от возможного преследования, мы добрались до деревни Му­равельник (Орловская область). Расположенная по одну сторону дороги, она была длинной. Приютившая пустующая крайняя хатка, на которую указали жители, стояла по направлению на Брянск.
Звали нас «беженцы», а после смерти мамы – «сироты». Там, как на Снежке, постоянно немцев не было. Спасало болото, где мы с людьми и по несколько дней скрывались.
Из-за голода были вы­нуждены хо­дить по­бираться по деревням, и с предложением своей помощи пожилым людям, женщинам с детьми. За выполненную работу нас кормили, чем было, либо давали, что могли, в основном, картошку.

Подготовила С. ВОЛКОВА.