Сербский снайпер Деки о России-матушке, разнице в народах, Милошевиче и Украине – большое интервью для ВН

С нами Деян Берич, Деки – легендарный сербский снайпер, участник конфликта на Донбассе, с недавнего времени – писатель, публицист. Кому как ни ему задать вопросы, связанные с современной проблематикой, с Донбассом, и непосредственно, конечно же, с Россией.

«ВН»: – Расскажи нам, Деки, в двух словах о себе: где родился, кто твои родители.

– Я родился в Белграде, столице Сербии, жил в 40 км от Белграда, село Путинци. Родителей нету, папа погиб в 1991 году в Ленинграде, мама умерла в 2015 году от сахарного диабета. Как-то так.

«ВН»: – Многих и меня, в частности, интересует, какое место в жизни каждого серба занимает Россия и твое отношение к ней с самого детства?

– Для каждого серба Россия – не просто так, когда говорят «Россия-матушка».

Для меня с самого детства Россия – это было что-то огромное, правильное, настоящее. Почему? И один и второй дедушка воевали с партизанами, и один и второй с красноармейцами освобождали Югославию.

Я их рассказы слышал. И один и второй прожили до поздней старости, и у меня было время услышать из уст настоящих бойцов, что для них значит русский человек. И у меня отложилось в голове, что мы просто одни с русскими: когда у нас беда – русский вступится, когда у русских – мы.

То есть для меня Россия – это не просто слово. Это то, за что надо сражаться, что надо любить – вот это Россия.

«ВН»: – Назови, пожалуйста, главные качества в характере и менталитете, которые объединяют русских и сербов. И одновременно – главные отличия.

– Ну отличий не так много. Что объединяет: дерзкий, очень добрый, но, когда нужно, очень суровый, хороший, вредный (в хорошем смысле этого слова). И сейчас понятно, что у сербов и русских есть то, чего нет больше во всем мире – это любовь к семье, настоящей семье. А разницы я не видел какой-то особой.

«ВН»: – Этническая манера воевать отличается у русских и у сербов?

– Я с русскими и в Югославии воевал вместе, разницы не вижу.

«ВН»: – Скажи, пожалуйста, как Сербия пережила свою трагедию? Насколько повреждено национальное сознание?

 – Ну смотри, я не могу сказать, что повреждено, оно просто уничтожено.

Мы проиграли Косово и проиграли Сербию. На сегодняшний день Сербия как самостоятельное государство не существует. Есть миф о Сербии, что она такая крутая. Что она независимая – это все неправда.

Правильно, что Россия помогает Сербии. Правительство поменяется, законы поменяются, сербский народ остается навсегда. Россия – единственная нас не бросила. В гражданской войне и в войне 99 года.

Сербское правительство подписало с НАТО контракт, и это им дало полную неприкосновенность. НАТО на территории Сербии пользуется полной неприкосновенностью. А Россия просила неприкосновенность по линии МЧС и не получила. Сербское правительство подарило французам аэропорт в городе Нише, и если русский МЧС хочет помогать сербам, то он должен согласовывать это с французами.

И тоже где-то с 2016-го, мне кажется, подписали договор с Евросоюзом, и сейчас внутренние границы Сербии охраняет европейская полиция вместе с сербскими полицейскими.

Так что мы точно не независимое государство, эту независимость потеряли, когда потеряли Косово.

И если это произойдет и с Донбассом, подобное может случиться и в России. Неважно, насколько армия сильна, насколько Путин силен, просто их снесут люди, которые должны поддержать Россию изнутри. Вот так все и сломается.

«ВН»: – А скажи, пожалуйста, о русских добровольцах в Сербии. В двух словах. Что тебя удивило, поразило в них?

– Когда была гражданская война, русских приехало немало. Поразил и вдохновлял нас, сербов, русский героизм. Где реально проблемы, где реально войны, русские всегда там.

Со многими я дружу и по сегодняшний день.

В Питере есть доброволец, один из трех, которые в Боснии героически держали один мост, и мусульманам не удалось пройти. Вот они дрались до последнего патрона. И выдержали.

Один осетин, который у нас воевал, так и остался жить в Сербии.

Знаете, доброволец отличается от человека, который был мобилизован. Доброволец – особенный. Пришел просто потому, что хочет помочь.

Есть доброволец, который вороватый, приезжает брать власть, хочет стать большим офицером – вот это другое дело. Мы сейчас говорим просто о русских людях, которые приехали нам помогать. Еще поразила их добродушность. Они прям такие – добрые.

«ВН»: – Деки, я не зря спросил про добровольцев – ты один из немногих, кто выделяет главное: что доброволец – это тот, кто пришел воевать бесплатно, которого никто не посылал. Сейчас многие пытаются пропагандировать частные военные компании, людей, которые в них участвуют. Расскажи о своем отношении к ним.

– Доброволец – он и есть доброволец. Или он берет оружие в руки, или он едет работать как повар, или собирается группа людей, которые просто устраивают субботник – это все они делают от души. И не получают никакого вознаграждения за это. Вот я приехал и не получил ничего. Потратил просто кучу своих денег, и мне не жалко этого. А человек, который как ЧВКшник работал – ему только деньги. Значит, он приехал воевать за деньги.

Но по моему мнению, ЧВК в России нужно легализовать. Это нужно сделать побыстрее. По какой причине? Вот я свою войну закончил до следующего наступления Украины, сразу начал мирную жизнь. Но есть много людей, которые просто не могут жить мирной жизнью. Они не могут укрепиться в обществе, у них проблема, им нужен адреналин. ЧВК для таких людей просто идеальное место. То есть первое – решается проблема человека, который не может себя найти в обществе. Второе – этот человек не заходит в криминальные структуры, не идет в наемники. И третье – поступает под контроль очень серьезных людей, которые имеют опыт в боевых действиях. Поэтому, по моему мнению, ЧВК – это правильно для определенных людей, но не для меня. И их надо узаконить в России.

«ВН»: – Скажи про отношение к Ельцину в 2000 году у сербов, у добровольцев. Какое твое тогда было отношение к действующему президенту России?

– В России об этом мало говорят, а в Сербии вообще не говорят, но есть люди, российские офицеры, которые давали возможность сербам сотрудничать с русскими с 98 года. Это было перед бомбардировками Сербии. Русский военный корреспондент Влад Шурыгин тогда сделал фотографию, которая остановила наступление НАТО. Он привез сербских офицеров в форме, и они сфотографировались внутри командного пункта С-300. И эта фотография как бы случайно попала в эфир. НАТО остановилась: у сербов есть С-300, нет С-300 – некоторое время информация уточнялась. Это дало возможность Слободану Милошевичу купить системы противовоздушной обороны в России. Сербские офицеры приезжали в Россию обучаться. Но за два месяца до начала войны Милошевич просто забрал офицеров обратно, сказав, что нам не нужно оружие.

Поэтому я не могу осуждать и говорить, что Россия нам не помогла, это мы сами отказались от помощи.

«ВН»: – Тогда я спрошу про отношение к Милошевичу. В твоей книге это, скорее, отрицательный персонаж.

– Да, это так. Милошевич любил Сербию. Но этого недостаточно. Нужно быть и хорошим государственником, принимать правильные решения. Гражданскую войну в Сербии никто не мог остановить, как не смогли остановить и на Украине. Она формировалась годами. Запад делал все, что нужно, чтобы эта война началась. Но если так случилось, ты должен воевать до конца. Либо серьезно выиграешь, либо серьезно проиграешь.

Но Милошевич договаривался с Западом и ему верил. Вот Сербскую Краину, операцию «Буря», ее сдала Сербия. Сербия четко помогла Хорватии, чтобы эта операция была завершена быстро. Мы, участники, это хорошо знаем. В 1999 году мы вошли в войну с НАТО, но Милошевич снова договаривался с Западом. Я и все мои офицеры, мы сами были готовы погибнуть, наши семьи были готовы погибнуть, но только для того, чтобы сербы жили бы в свободном государстве. Вот он договаривался, поэтому и закончил в Гааге. Он договаривался, потому мы и потеряли Сербию. Нет Сербии больше у нас. Сербия сейчас – колония Англии с маленьким суверенитетом.

Недостаточно любить что-то, надо это развивать.

Люди, которые были рядом с Милошевичем, у них не хватало смелости сделать шаги, которые были нужны. И элиту, конечно, купили, которая его уговаривала: «Забирай офицеров наших из России, они не нужны, договаривайся с Западом…».

«ВН»: – Будет логичным следующий вопрос. Скажи, когда ты наблюдал развитие ситуации на Украине, ты видел, что Янкович допускает те же ошибки, что и Милошевич, или нет?

– Знаешь, по сравнению с Януковичем Милошевич хотел помочь своему народу. Но делал ошибки, не сначала, а потом, когда давление на него усилилось. А Янукович сразу предал своих. Это две несравнимые личности.

«ВН»: – Расскажи, пожалуйста, про операцию занятия аэропорта в Приштине. Как ты к этому относишься? (Речь идет об операции по переброске сводного батальона ВДВ ВС в город Приштина в ночь с 11 на 12 июня 1999 года – ред.).

– Я знаю людей, которые этим занимались, как русских, так и наших. Фильм смотрели «Балканский рубеж»?

«ВН»: – Вот я хотел спросить об отношении к этому фильму. Понравился он тебе?

– Понравился. Там за короткий промежуток времени рассказывается суть проблемы с Косово. Просто идеально сделали. Просто там, где русские в аэропорту сражались – там были сербы. И один из командиров этого отделения из антитеррористического подразделения нашей сербской полиции – он сейчас находится в России, потому что навалял куче американцев и не подходит под определение «хороший серб» в сегодняшней Сербии. Пришлось уехать оттуда. А фильм – ну просто идеальный. И этот марш-бросок, который сделала русская армия в 1999 году, он начал менять отношение с НАТО в мире. Вот с этой точки начинается новая Россия, которая показала, что мы становимся снова сильными и с нами в будущем придется считаться очень серьезно.

«ВН»: – Как ты думаешь, какой политический строй сейчас для Сербии наиболее приемлем?

– Ну какой… Просто чтобы имели правильное правительство. Знаешь, наше правительство сейчас просто уничтожает Сербию. Сербию как государство. Что у нас происходит? Сербия – традиционное государство. Семья на первом месте, вера – рядом с семьей. Вот сейчас запрещают семью в Сербии.

Например, гей-парады в Сербии происходят регулярно, пять-шесть раз в год. А Парад семьи – когда наши люди хотели такой сделать – правительство запретило. Потому что «мешает чувствам геев». У нас «премьерка» – открытая лесбиянка, она этого не стесняется и говорит, что ее цель – чтобы церковь признала гей-браки. Вот это Сербия сегодня.

Просто должен прийти человек, который будет честный, настоящий, хозяин, семьянин, верующий. Вот тогда многое и поменяется в Сербии.

«ВН»: – Возможно твое возвращение в Сербию?

– Сейчас нет. Министерство обороны Донецкой Республики в 2014 году опубликовало приказ о наградах – на знаю, кому это было нужно, но я тогда был не известный человек на Донбассе – после этого нашего президента пригласили в посольство США и сказали: «Ты должен что-то решить по вопросу добровольцев».

Я в Сербии занимался серьезно политикой, у меня там много друзей в парламенте. Одна из них, Драгана Трифкович, которая часто приезжает к нам в Россию, мне позвонила и рассказала, что обстановка такая: принят закон, что больше нет добровольцев в Сербии.

И если ты едешь за границу Сербии, будешь отвечать. Можно воевать за границей Сербии, только если тебя отправило правительство.

Но это отразилось только на нас, которые воевали за русских на Донбассе. Например, есть бойцы из Сербии, которые воевали в батальоне «Азов» – их никто не трогает. Их имена опубликованы – их не трогали никогда. На границе с Косово есть два города, где очень много ИГИЛовцев*///сноска!///, они там обучались и потом через белградский порт уезжали в Сирию и спокойно возвращались назад. Их никто не трогает. Проблемы только у нас. Представитель НАТО в Сербии публично просила президента Вучича решить меня как проблему. Я – проблема Сербии на дороге в НАТО и Евросоюз.

«ВН»: – Не льстит тебе это?

– (Смеется) Да! Потому что я не понимаю, как один маленький человек может им мешать, таким сильным. Почему я стал известным? Для снайпера это проблематично. У меня от этой публичности больше проблем. Но, с другой стороны, оказалось, что молодежь, которая не только в Сербии, но и в России, и люди постарше, которые посмотрели фильм «Война снайпера», мне пишут, что их жизнь изменилась, они поняли, что надо жить и по-другому.

А когда приняли этот закон, сербская полиция с автоматами заходила в дом, где жила моя бывшая жена, с которой мы в разводе с 2013 года. Дом записан на жену и сына, у меня ничего в Сербии нет. Они все равно выбивали дверь, заходили внутрь. Я тогда позвонил ребятам, которых знал, попросил этого не делать – я нахожусь на Донбассе, если что-то нужно, приезжайте сюда. Они ответили: «Приезжай в Сербию, мы тебя трогать не будем, только уходи оттуда». Я говорю: «Ну ребята, так не получится». Если вы готовы, выйдем в эфир и поговорим по-серьезному. Ну они думали, что я несерьезный, вот серьезные проблемы получают.

Например, Украина постоянно жалуется на меня Сербии, России. Как Россия могла позволить мне стать журналистом здесь. Потом и Сербия, и Украина жалуются, что представители России в ПАСЕ цитируют мои слова.

Сербское правительство снабжает Украину минами натовского калибра 60 мм, я об этом говорил долго, но не было доказательств. Но одна мина не разорвалась и осталась целиком. С номером, со всем. Мина произведена в 2016 году в Сербии, она 60 мм.

И я не молчу. Все эти угрозы меня заставляют стараться, доказывать, что они неправильно делают. Так что я в Сербию не могу поехать.

«ВН»: – Когда начались события на Майдане, ты сразу провел параллель с событиями в Югославии? Какие события стали точкой невозврата, после которых ты стал на сторону донецких, луганских – на то время просто повстанцев?

– Когда майдан начался, я работал в Сочи. У меня на стройке, где я был прорабом, работали ребята с Украины. Мы обсуждали, что происходит, они говорили, что это быстро закончится, «ничего серьезного», «ребятам дают по 200 гривен, чтобы вышли». Я говорю: «Вы понимаете, гражданская война – это очень серьезно, впереди большие потери, слом экономики.» Они говорят: «Да нет, такого не будет». Я им: «У нас в Югославии это все точно так же происходило». Они: «Нет». «Ну, – говорю, – болтайте дальше. Надо просто подождать».

И когда началась Русская весна в Крыму, мои ребята, которые работали у нас, пригласили 27 февраля 2013 года в Крым. Мы приехали сначала в Одессу, потом в Крым. В Крыму все закончилось как закончилось. Я был в Севастопольской обороне. Там был товарищ из ОМОНа, он погиб потом на Донбассе, он говорит: «Поехали на Донбасс, там один-два месяца – и все закончится». «Нет, – говорю ему, – это будет долго. Сначала на Украине, потом в Белоруссии, а потом на Кавказе».

Ну пошли «на два-три месяца». Я знал, что будет долго, но не ожидал, что так долго. А точка невозврата – сразу, когда взял оружие в руки, ты понимаешь, что это будет, пока тебя не застрелят или пока война не закончится, или пока не получишь ранение, как у меня было.

«ВН»: – Скажи, как ты относишься к национализму как к государственной идее? Есть у тебя свое личное отношение?

– Есть. Национализм плох.

«ВН»: – Исходя из этого вопроса скажи, пожалуйста, сербские четники – какое к ним отношение? Есть ли у них что-нибудь общее с националистами из Западной Украины?

– Нет, у них нет общего. Сейчас, например, нашу историю искажают, меняют. Например, с 1948 года, когда Тито и Сталин поссорились, тогда начали говорить, как русский солдат приезжал, убивал, насиловал, воровал…

У меня был дедушка, который рассказывал, что происходило на самом деле.

А четники – они сбежали перед Красной Армией, сбежали перед партизанами. Почему, если они сражались за Югославию?

Отличие четников от бандеровцев в том, что они сражались и против фашистов, и против партизан. Там было несколько подразделений. Например, отряды Драже Михайловича – для них и партизаны, и фашисты были предателями, они сражались со всеми.

Сейчас четники работают на территории Донбасса. Они отправили своего человека как шпиона, его финансирует США, он работает на Англию. Находится сейчас на Донбассе. Его имя Братислав Жилкович. Сведения о Донбассе он отправляет сначала в Белград. Это единственный человек, которого спокойно везде пускают: он уехал в Сербию, в Россию. Его финансируют четники США, он спокойно гуляет.

«ВН»: – Что тебя больше всего удивило в дончанах как в людях?

– Меня очень сильно удивило, что мы похожи. Мы очень сильно похожи. Может, я ошибаюсь, но русские в Крыму – это одни, русские в Москве – это другие, русские на Донбассе – это третьи. Они все русские, но по-своему разные. Но самые похожие на нас, сербов, – это русские на Донбассе. Первые рудники на Донбассе строили сербы-инженеры. Они были приглашены как военные, примерно в 1723 году. Многие сербы тогда ассимилировались на Донбассе, женились.

Меня очень сильно поразило, когда я с жителями Донбасса познакомился, увидел, как себя ведут, как работают – ну сербы, только по-другому говорят.

«ВН»: – Не думаешь, что твоя новая книга должна быть именно об этом?

– Ну я написал книгу о Донбассе. И мне пришлось ее спалить, просто уничтожить. Потому что есть многие вещи, о которых я, когда прочитал книгу, понял, что не хочу говорить.

«ВН»: – В чем причина, почему?

– Там было немало предательств от людей, которых мы считали героями. Конкретно для меня – это Стрелков. Это самый большой предатель, который есть вообще в России на сегодняшний день. Так было еще несколько людей, я просто не хочу об этом писать. Понимаешь, ты пишешь книгу, у которой есть первая, вторая, третья, четвертая глава. А есть первая и третья, а второй не хватает. Так нельзя. Либо ты пишешь как положено, прямо заходя в душу человека, либо не пишешь никак. Я не профессиональный писатель, я вообще – фермер, и я пишу так, как считаю правильным.

Книга, которую я сейчас пишу, о Югославии.

Там семья. Муж и жена. У жены папа хорват, мама сербка. У мужа – серб и мусульманин. И у них три ребенка, которых воспитывают дедушки. Серб – православный, хорват – католик, и боснийский мусульманин. У нас таких семей много было. И начинается гражданская война. Что происходит при этом в голове у людей? Книга очень сложная, книга очень трудная. Но я года за два, наверное, закончу ее.

«ВН»: – Ты упомянул Стрелкова. Скажи, как ты сейчас относишься к нему и как относился в самом начале.

– О, в самом начале он был для меня герой такой! Герой-герой. Он был у нас в Югославии. Я реально думал, что его отправили на Донбасс помочь. Потом понял, что не отправляли, что он пришел, просто чтобы найти власть. Понял, когда он дал мне приказ убить будущего министра обороны, Царя, убить Ленина (командир ЦСО МГБ), убить заместителя Ленина. Я это считал неправильным, отказался. На что мне ответили, что, отказавшись, я себе подписываю смертный приговор.

Но я уже говорил, что добровольцы – люди идейные, а значит есть вещи, которые нельзя делать, есть грань, которую нельзя переходить.

Потом через штаб Стрелкова отправлялись люди, которые должны были убить меня, мы их арестовывали на Донбассе. Это все записано, есть документы, свидетели. Тогда я понял, что Стрелков не такой, каким кажется. И я молча, не желая с ним спорить и ссориться, просто приехал к нему в Москву тогда, уточнить, что это он делает. Шесть часов я ждал у кабинета, ждал, пока он меня примет. Я спросил: «Это правда?» Он просто смотрел вниз. Говорит: «Мне сказали, ты плохой». На этом все закончилось. Я понял и ушел. И дальше я не хотел распространяться об этом в СМИ, потому что неправильно, чтобы мы между собой что-то делили. Но когда он начал называть людей, которые и по сегодняшний день сидят в окопах, наркоманами, алкоголиками, предателями, ну… Так нельзя. Я тогда начал по нему, он по мне. Так что этот спор идет постоянно сейчас.

«ВН» – С кем из полевых командиров на Донбассе ты был не просто знаком, а именно дружен?

 – Есть такой Крым, он сейчас такой большой командир в Корпусе. Самурай – это сейчас командир Внутренних войск. Вот эти ребята, с которыми мы начинали как раз в то время, о котором Стрелков говорит, что меня там не было. Шайтан – командир снайперского взвода сейчас. Это ребята, с которыми я служил в ГРУ ДНР. У меня там было подразделение, где были Гюрза и Питон командирами. Я почти со всеми там дружил. С Моторолой и Гиви мы просто получали приказы, и на этом, в общем, всё заканчивалось.

Могу сказать, что больше всего дружил с Мамаем. Мы спорили много раз. Бывало, что в кабинете у Немца, командира полка особого назначения, мы с Мамаем начинали спорить и доходили до того, что брали пистолеты и стояли, готовые стрелять. Потом Мамай начинает ржать и говорит: «Пошли работать, у меня там проблемы». Ну и всё. Пошли. Ну он такой человек был… такой шустрый. Вот с ним мы прям так дружили нормально.

«ВН»: – Как ты отнесся к его гибели? Как на тебя это повлияло?

 – Ты знаешь, жалко каждого человека, который погиб на Донбассе. Реально каждого. Каждый боец, который взял оружие в руки, это был не просто боец, это было будущее. Люди, которые были будущим. Каждый молодой человек, который умирает, это огромная потеря для русского народа. Но быть простым бойцом, как я был, и многие мои друзья – это очень просто. У тебя есть приказ. Ты его выполняешь. Так или иначе. Но люди, которые берут на себя ответственность принимать решения, вот это – люди, потеря которых очень дорого стоит для будущего Донбасса. Так что гибель Мамая, который был последний из больших командиров, который погиб, для меня это была просто «жесть».

«ВН»: – Первые мысли при известии о смерти Захарченко? Как ты к нему относился как к человеку?

 – Захарченко был мне, я могу сказать, другом. Когда брали Промзону, нас было 24 человека, почти все были ранены тогда. Вот он пришёл на передовую в то время, когда шёл бой. И тогда мы стали больше, плотнее общаться. Чех тогда был ранен. Был в больнице. И было видно, что пришел не просто глава Республики… Я его знал и раньше. Мы пересекались. Я получал от него разные приказы. Но как на Промзоне, мы никогда не общались. Я понял тогда его серьёзность и величину. Когда была возможность, мы встречались в «Сепаратисте» несколько раз.

Когда военкор Семён Пегов брал интервью, Захарченко предлагал мне принять звезду Героя. Я отказывался. Он кричал на меня… ну так, по-дружески. Он говорил: «Ну что для тебя сделать?». Я отвечал: «Винтовку дай. Винтовка мне сейчас нужнее».

Вообще, много о чём общались. Я был ранен и находился на лечении здесь, в России. И его смерть меня просто поразила. Мне тогда показалось, что внутри у меня всё сломалось. Что Донбасс без Захарченко – это уже не Донбасс. Всё стало другим, и так оно и было. Реально.

«ВН»: – Самым большим предательством во всей Донецкой истории для тебя что является? О чём тебе больно говорить?

 – Мне ни о чём не больно говорить. Но самое большое предательство – это как вышли из Славянска и других городов. Если бы была необходимость сдавать Славянск, то с этим бы никто и не спорил. Но мы все, кто имеет отношение к армии, понимаем, как надо отступать. Нельзя бросать людей, гражданских, вооружение. Правила отступления – расписаны. Но приказа на героическое бегство не существует. Были спасены две тысячи людей, но брошены гражданские, которые нам помогали, над которыми потом издевались, и многие из них пропали… Для меня это – очень серьёзное предательство.

«ВН»: – Выход из Славянска – это вина Стрелкова?

 – Выход был нужен. Но то, как он был сделан – это конечно его вина! И потом, судя по тому, что он делал в Донецке, было понятно, что он – предатель. Его вина не только в сдаче Славянска, там многое к этому добавилось потом.

«ВН»: – Твоё отношение к Захару Прилепину? И как ты относишься к его политической деятельности?

– Я Захара знаю достаточно давно. Многие выступают против него, и мне очень обидно. Я служил в батальоне Захара Прилепина несколько месяцев и чётко знаю, что там происходило. Моё отношение к определённым людям, которые были около него, очень плохое. Я считаю, что если я Захару друг, то должен об этом сказать. И я ему так об этом и говорил: «Эти люди тебя подставляют, и это будет проблемой».

Проблема Захара в том, что тех людей, которых он собрал возле себя, независимо от того, насколько они плохие и сколько гадостей они ему наделают, он будет всегда защищать.

Если так же это будет работать и в политике – у него большое политическое будущее. Он своих не бросает. Я сейчас часто вижу, как люди, которые служили в батальоне, которые получали зарплату не от Республики, а от Захара, которых Захар обеспечивал продовольствием, формой, медикаментами, всем, что было нужно, они сейчас оговаривают его. Но они говорят не о Захаре – они говорят о себе.

Лично мне не очень нравится объединение его со многими партиями. Я считаю, что политикой надо заниматься последовательно. У каждого есть своя дорога, и нужно потихоньку увеличиваться за счёт людей, которые тебе верят. Сейчас говорят о его объединении с КПРФ. По моему мнению – это очень большая ошибка. Если это произойдёт – это может стать ужасной ошибкой. Если бы он пошёл самостоятельно, если бы выбирал людей со сходной позицией, так было бы лучше.

«ВН»: – Скажи, как ты думаешь, будет ли большая война на Донбассе?

– Я только что приехал с Донбасса. Неделю назад. Когда там всё недавно начиналось, мы все были уверены, что вот-вот и будет большая война. Но потом последовали заявления Путина, Лаврова, Козака, передвижение русской армии к границам Украины. Это помешало украинцам, и они остановились. Я думаю, что война будет потому, что со стороны Украины огромное скопление сил на передовой. У них там каждый день происходят убийства, самоубийства… Они приехали, но не понимают, зачем приехали. Зачем их отлавливали, мобилизовывали. «Нацики», жадные до крови, тоже приехали. И тоже не понимают, зачем они там. Вернуть их назад – серьёзная проблема для Зеленского. Они могут запросто свергнуть его. «Нациков», может, не так много – тысяч, может, 20. Но 20 000 вооружённых идиотов могут сделать всё что угодно. А вот если бы война началась…

«ВН»: – Каково твоё отношение к аресту и обвинениям против Ахры Авидзба, Абхаза, в Сухуме?

 – Я знаю Ахру и слежу за ситуацией. Он один их первых реально воюющих командиров Донбасса. Почему его батальон – «Пятнашка»? Их всего 15 человек было. То, что сегодня происходит в Абхазии, часть общего потока, и я говорил об этом в самом начале интервью.

Войны не заканчиваются. Те, что сегодня считаются законченными, расконсервируют вновь. Сейчас Запад очень плотно работает с Грузией. Грузия, в свою очередь, начинает плотно работать с элитами Абхазии. И когда понадобится кому-то создать проблемы, все эти войны вновь возобновятся.

Они нигде не закончены – ни в Осетии, ни в Абхазии. Известно, что правительство Абхазии идёт на экономическое сотрудничество с Грузией. А уж контрабанда там всегда существовала. Такие люди, как Ахра, им мешают. Потому что такие, как он, всегда сражаются за лучшее для своего народа и Родины. Авидзба мешает элитам, мечтающим либо вернуть Абхазию Грузии, либо продать кому-то. Элите земля пофигу, она заберёт деньги и уйдёт. Ситуация с Ахрой – очевидная подстава.

«ВН»: – Подобные разборки – они характерны и неслучайны и для Донбасса? Мы говорили о Захаре, который пошёл в политику. Он, разумеется, может забрать часть голосов дончан. Поэтому в его сторону льётся негатив? Как думаешь, это связано?

– Там, где идёт война, случайности не происходят. Любая правильно сделанная «мелочь» может изменить многое. Я 100% уверен, что вся льющаяся сейчас на Прилепина грязь неслучайна. Его боятся элиты Донбасса.

Знаешь, если бы Захар сейчас приехал на Донбасс и выставил свою кандидатуру на следующих выборах главы республики, он бы имел высокие шансы победить. И те, кто не хочет его видеть, например, в этой должности и вообще на Донбассе, боятся. Им не нужен воин. Больше на Донбассе такие воины, как Захарченко, Захар, элите не нужны.

Сейчас на Донбассе много чего происходит. Помнишь, Наталья Поклонская сказала, что там есть люди, которые хотят, чтобы война закончилась. Им неважно, будет ли Донбасс под Украиной или с Россией. И она права. Почему? Очень многие люди на Донбассе прожили целую «вечность» в состоянии войны. И молодёжь не понимает ни что происходит, ни что произойдёт, когда армия Украины зайдёт на территорию Донбасса. Они искренне верят, убеждены – мы такие молодые, красивые, нас никто трогать не станет. Они не видели и не помнят страшную войну, которая шла там в 2013-2015 годах. Это не мои фантазии. Я бываю на Донбассе, недавно пробыл две, три недели, разговаривал с людьми. Война продолжается очень долго, и люди не желают верить правде, что их всех снесут, зайди в ДНР вэсэушники. Там случится такой геноцид, в который никто и не поверит.

«ВН»: – Твоё отношение к сегодняшнему Путину?

– Для меня Владимир Путин – это человек, который поднял Россию из пепла, и я надеюсь, что он будет править Россией ещё 200 лет как минимум.

«ВН»: – А как же нынешние протесты?

 – Если Юлия Чичерина устроит концерт в центре Москвы, на него придёт куда больше людей, чем пришли на протесты. Это несерьёзно. Понятно, что протесты неслучайны. Они не просто так появились.

Навальный, марши в его защиту – нужны Западу, чтобы отвлечь внимание от покупки российской элиты. Запад именно сейчас покупает элиту в России, чтобы уже та развалила свою же страну изнутри. А протесты, которые видим – фикция. Рычаг для падающей экономики США с целью ослабить Россию.

Санкции Евросоюза, инициированные Штатами, бьют уже не только по российской экономике, но и по самой ЕС. С Китаем у них не вышло. Им же нужно как-то насаждать свой гнилой товар.

«ВН»: – Что более реально: возрождение СССР или Югославии?

– Ни то, ни другое.

«ВН»: – Как тебе живётся в России?

 – Отлично.

 

Фото с личной страницы Деяна Берича во «ВКонтакте»

*«Исламское государство» (другие названия: «Исламское Государство Ирака и Сирии», «Исламское Государство Ирака и Леванта», «Исламское Государство Ирака и Шама», ИГИЛ), решением от 29.12.2014 внесена в список зарубежных и международных организаций, признанных Верховным судом Российской Федерации террористическими и/или экстремистскими, деятельность которых запрещена на территории России