«Анархия в Перу»: адвокат рассказал ФАН о глубинных причинах массовых протестов
В Перу продолжаются десятки массовых протестных мероприятий. В минувшую субботу манифестанты полностью заблокировали или перекрыли дороги (в том числе, 16 федеральных трасс). Участники протестов требовали отставки временного президента Дины Болуарте, закрытия Национального Конгресса Перу и переработки существующей конституции.
Почему манифестации никак не прекращаются, а стандартные демократические процедуры не работают в Перу, которое уже несколько лет пребывает в состоянии перманентного политического кризиса, специальному корреспонденту международной редакции ФАН в Латинской Америке рассказал Фернандо Лоайса — адвокат, преподаватель административного права, популярный блогер.
ФАН: Начнем с самого начала: что произошло в стране 7 декабря 2022 года? Очень многие аналитики полагают, что «государственным переворотом» эти события считать нельзя, поскольку армия и силовые структуры однозначно выступили на стороне государства.
Фернандо Лоайса: Как юрист могу сказать, что нет четкого определения для этого явления. И вообще, «государственный переворот» — не обязательно «военный». Участие вооруженных сил не является ключевым компонентом. Кроме того, армии все равно пришлось бы подключиться: закрыв Национальный Конгресс, Кастильо собирался провозгласить в стране режим чрезвычайной ситуации и дальше управлять при помощи декретов. Эта схема подразумевает поддержку со стороны силовых структур. Прецедент имеется: в 1992 году так было при Фухимори.
— Однако прошло уже более двух месяцев. Почему выступления не утихают, а усиливаются?
— Вначале люди испытали что-то вроде шока; кроме того, действительно было непонятно, чью сторону займет армия. Потом полыхнуло накопившееся недовольство.
Как правило, стихийные выступления происходят потому, что напряжение накапливается, но люди не могут четко отрефлексировать первопричину и способы ее устранения. Мои соотечественники в данном случае выступают «против государства», а Кастильо — это только предлог. Кроме того, недовольство не утихает, потому что за два месяца в результате столкновений с полицией погибло 69 человек, и нет никаких гарантий, что больше никого не убьют. К сожалению, история Перу характеризуется жестким полицейским произволом уже несколько десятков лет. И не было такого правительства, которое обошлось бы без жертв.
С другой стороны, мы наблюдаем очень широкий разброс требований, которые следует рассматривать в контексте социальных противопоставлений, обострившихся на фоне политического кризиса: жители побережья и горцы, городское население и сельское, столица и провинции — на самом деле, конечно, тут не «и», а «против».
Пожалуй, единственное, что их сейчас объединяет — это требование немедленного проведения новых президентских выборов: не в 2024, и даже не в декабре 2023, а апреле. Потому что легитимность Дины Болуарте, занявшей место Кастильо, тоже под вопросом.
— Во всех этих общественных сегментах, которые друг другу противостоят?
— Скорее да, чем нет. Безоговорочно ее поддерживают только крайне правые — это 20-25% граждан, которые раньше выступали в оппозиции Педро Кастильо, а сегодня требуют от власти «волевых действий». С другого конца мы имеем 20-25% сторонников Кастильо, которые считают Болуарте предательницей. Это радикально настроенные представители левого крыла перуанской политики. Итого, 50% условного электората.
Оставшаяся половина допускает, что Дина Болуарте может остаться на посту президента — но только на основании законного голосования. Поэтому, если округлить, то 75% перуанцев требуют выборов, выборов и еще раз выборов.
— Бытует мнение, что Дина Болуарте является ставленницей правых — и, соответственно, США. Что вы думаете по этому поводу?
— Я не считаю, что она «ставленница». А мнения «бытуют» всякие, если 50% граждан настроено очень радикально — например, среди правых есть такие, кто утверждает, будто переворот затеяли «боливийские шпионы, подосланные социалистом Эво Моралесом».
Факты свидетельствуют о том, что Дина проявила себя в большей степени как политик правого крыла, хотя — как и Кастильо — была выдвинута крайне-левой партией «Свободное Перу» (Perú Libre). И Кастильо, и Болуарте — своего рода жертвы обстоятельств, люди-функции. А партия появилась всего два года назад, у нее нет серьезного политического капитала, она эфемерна.
— А что думают перуанцы конкретно о Педро Кастильо? Действительно ли за него в первую очередь выступают индейцы?
— «Индейцы» в Перу — очень относительное понятие, так же, как и «перуанцы». В стране слишком сильное имущественное и классовое расслоение. Однако если верить опросам общественного мнения за последние полгода, то положительную оценку его правительству давали всего 22,2% опрошенных. В основном это сельское население горных регионов, люди с низким образовательным уровнем. Да, среди них много этнических индейцев, но главное не это.
После 7 декабря 2022 года количество сторонников Кастильо выросло до 30%. Как так получилось? Добавились те, кто ему лично, может быть, и не симпатизирует, но сегодня однозначно выступает против политического произвола и против государства, с которым этот произвол ассоциируется.
— Можно ли охарактеризовать все эти протестные явления, как анархию?
— Скорее как боязнь анархии и попытку самоорганизоваться. Однако чем больше манифестанты стараются избежать хаоса, тем больше в него погружается страна… Нам нельзя перекрывать дороги. С учетом особенностей рельефа и географии Перу — это очень плохая идея. Многие селения на юге оказались буквально отрезаны от остального мира: люди остались без снабжения и медицинской помощи, поскольку свои врачи и больницы есть далеко не в любой деревне.
— Насколько влияет на перуанскую политику вот это самое противопоставление города и деревни?
— Очень сильно влияет. Не может не влиять, потому что уровень жизни очень сильно отличается… в худшую сторону. Даже если просто сравнивать столицу с регионами. Вот люди и спрашивают — за что нам все это?! Кастильо «на ровном месте» набрал большое количество голосов просто потому, что обещал эту брешь закрыть. Понятно, что не закрыл… Однако, Нацконгресс он собирался распускать, апеллируя к той же бреши: мол, конгрессмены виноваты. Это весьма расхожая тема в нашей политике. Ну и не только нашей, но и в других странах континента.
— Насколько уместно сравнивать нынешний кризис в Перу с чилийским «Социальным взрывом», протестами против Ивана Дуке в Колумбии или ситуацией в Венесуэле?
— О Венесуэле сложно судить, потому что трудно отфильтровать поступающую информацию и понять, что правда, что ложь. С Колумбией, думаю, сравнивать нельзя, потому что наши манифестации — они «против всех», против системы как таковой; а в Колумбии система в целом работает, но были конкретные возражения граждан по поводу налоговой реформы.
Что касается Чили, то там тоже никто не выступал против государства, как такового. Грубо говоря, люди требовали, чтобы места одних политиков в системе заняли другие. А в Перу, положа руку на сердце, сейчас нет ни одной по-настоящему популярной политической партии. Никто никому не верит.
— Дочери Альберто Фухимори Кейко тоже никто не верит?
— Она не исключение. Я бы сказал, в отношении ее в социуме существует реальная неприязнь.
— Многие заявляют о необходимости новой конституции. Это поможет структурной перестройке в Перу?
— Хотя эту идею приписывают Кастильо, на самом деле перуанские политики говорят о новой конституции уже давно. Проблема в том, что (опять же, в отличие от Чили) нет четкого плана действий… и социум не настолько структурирован. У чилийцев все гораздо проще: есть студенческое движение, есть профсоюзное, в политике имеются компенсаторные механизмы, которые, если происходит перекос в сторону правых или левых, так или иначе выравнивают ситуацию. В Перу такого нет. Отсутствует работающая демократическая традиция. Поэтому и Конгресс сегодня не особенно мотивирован…
— Где выход из этой ситуации?
— Правые озвучивают необходимость некого избирательного ценза… Это абсурд, конечно, но закон о выборах безусловно должен быть модифицирован с учетом наших региональных и культурных особенностей — всех этих дихотомий, вроде «село — город» и «побережье — горы». Когда все оппозиционные сегменты будут как-то представлены во власти, можно будет говорить о создании конституционной ассамблеи. Но пока что до этого очень далеко.