Что возраст говорит о нас и что говорим о нем мы

Однажды московский журналист и редактор Максим Семеляк сказал мне при встрече (за точность формулировки не ручаюсь — память, сами понимаете), что лучшие годы в жизни мужчины — между 28 и 32. «Вот увидишь», — мне тогда было меньше лет, Максу — больше, так что я отметил в уме, что «вот и посмотрим». Всю вторую половину моего четвертого десятка мне по разным причинам казалось, что так оно и есть: лучшие годы прошли, дальше будет только хуже… ну а потом в самый разгар первого локдауна наступил мой сорокетик. Встречал я его в одиночестве, заросший и печальный, — и, глядя в зеркало, яростно пообещал себе, что дальше будет только лучше. Что же, лучше действительно стало. Давайте поделюсь находками.

Сама по себе тема старения и старости грустная, что называется, bittersweet. В постоянно раскулачиваемой и уплотняемой России, где мужики после пятидесяти мрут как мухи, пенсия невесела и еще есть этот безжалостный«возраст дожития» (сравните с анг­лийским sunset years), вообще как будто …