Обстоятельства. В начале февраля СКЭС выпустила примечательное определение по делу о взыскании упущенной выгоды. Примечательно оно тем, что коллегия не стала ограничиваться базовыми рассуждениями по классическому типу убытков, а мы получили чуть больше чем просто ссылки на Пленум № 7 (2016). Кроме прочего, коллегия упомянула несколько необычных для российского частного права институтов.Предвидимость. Во-первых, коллегия, обсуждая возможность взыскания упущенной выгоды, несколько раз упоминает предвидимость. Как известно, в российском праве такой метрики при взыскании убытков нет. Считается, что у нас эквивалентом служит причинно-следственная связь (ПСС). Мол, англо-американское право (ААП) смотрит на то, могло ли лицо предвидеть наступление вреда, а у нас говорят, что действия связаны с последствиями. Это не совсем точно. Причинно-следственная связь (causation) используется и в ААП. Но я бы сказал, что там для выстраивания значимой связи между событием и вредом используется несколько институтов - кроме прочих, ПСС и отдалённость (remoteness). Предвидимость (foreseeability) же хоть и имеет отношение к ПСС, носит скорее субъективный характер - право не хочет вменять лицу ответственность за событие, находившееся за горизонтом его осмысления.Также в ААП в целом немного иной подход в рамках взыскания договорных убытков. Если у нас говорят, что без ПСС за неимением состава нет отвтственности, в ААП causation и foreseeability – это способы отсечь или уменьшить ответственность. Иными словами, там не мыслят, что для убытков нужна ПСС и предвидимость, как сказали бы у нас. Коллеги заходят с другого конца, говоря, что какие-то убытки при их доказанности не взыщут, если ПСС слишком отдалённая (remote) или вред был не предвидим.Правда предвидимость как критерий в близком нам значении используется в Венской конвенции 1980 (CISG). Например, в определении существенности нарушения (ст. 25), при взыскании убытков (ст. 74). В ст. 74 CISG предвидимость служит именно необходимым..