Проект «Дневники Хивинского похода». Глава 11

Военный дневник Петра Петровича Калитина — русского генерала от кавалерии, участника Туркестанских походов и Первой мировой войны. Глава Одинадцатая. Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

Простой походный завтрак на бурках и коврах, приправленный радушным гостеприимством нашего главы, сплотил сегодня еще более нашу маленькую военную семью. Отрезанные от мира, затерянные в песках на рубеже всевозможных опасностей, все вообще люди, а военные в особенности, инстинктивно сплачиваются еще теснее, составляя одно общее крепкое тело, способное бороться против всех невзгод и опасностей военной жизни. Забывалось настоящее и возлагались самые теплые надежды на будущее. В верстах шести от нашей остановки среди глухой пустыни одиноко возвышается стройная постройка циклопов в виде огромной круглой башни. Неизвестно откуда и когда были взяты громадные тесаные камни, из которых сложены стены этой башни. В нее ведут ворота в виде арки, а в толще стен устроены сводчатые ниши. Этот странный замок называется Диу-Кала (Крепость Дивов). Туземные легенды приписывают постройку этой крепости в древности дивам-людоедам, похищавшим и таскавшим сюда людей. Поблизости Диу-Кала лежат два колодца Даудыр с соленою водою. Наступила темная непроглядная ночь, не остановившая нашего движения. По-прежнему на возвышенностях разводились яркие костры, освещавшие наш путь. Пройдя около 40 верст, остановились на ночлег в глубокой балке. Я и проводник Джума-Нияз проскакали верст на 10 вперед, чтобы наметить путь на завтра. Это правило строго соблюдалось Куропаткиным во избежание блуждания в песках и лежало всецело на дежурном ординарце и главном проводнике. Каждый из чинов нашего маленького штаба имел раз и навсегда строго определенные обязанности под непосредственным надзором Куропаткина, требовавшего всегда обо всем самого обстоятельного доклада. Помимо прямых своих обязанностей, дежурный ординарец должен был осматривать всю ночь посты и через каждый час докладывать начальнику отряда, который спал всегда одетым и вообще был очень чуток. В 8-9 верстах от нашего вчерашнего ночлега лежат 5 колодцев Нефес-Куи, из которых один с соленою водою, а остальные все засыпаны. Они замечательны тем, что их посетил Скобелев, тогда еще подполковник генерального штаба, во время своей знаменитой рекогносцировки пути от Измукшира до Урта-Кую. В июле 1873 года, вскоре после занятия столицы г. Хивы, после только что перенесенных трудностей хивинского похода туркестанскими и кавказскими войсками, всеобщий интерес возбуждал тот таинственный участок пути от Измукшира до Урта-Кую, который оставалось одолеть вернувшемуся назад Маркозову. Скобелев отважно решился исследовать этот путь и вскоре после Чандырского погрома с разрешения Кауфмана предпринял поездку от Измукшира до Урта-Кую в сопровождении двух переодетых уральцев и йомуда, проводника Нефес-Мергеня. Перед вечером, подъезжая к колодцам Нефес-Куи, с высоты соседнего бархана Скобелев увидел колодцы, занятые туркменскими аулами, бежавши-ми сюда после Чандырского погрома. Укрывшись в соседней балке и умирая от жажды, он послал за водой на колодцы Нефес-Мергеня, весьма ловко разыгравшего роль заблудившегося путника. Ему поверили и приняли как гостя. Едва только стемнело, как Нефес-Мергень привез турсук воды своим умирающим спутникам. Когда же в аулах все заснули, Скобелев приехал на колодцы и напоил своих коней, избавившись от опасности. Рекогносцировка эта выяснила, что Маркозов со своим отрядом, растянутым на протяжении почти 80 верст, не мог пройти этим путем к Хиве в 1873 году, и если бы не вернулся, то погиб, наверное, в этих песках. Это был еще один пример отважной рекогносцировки в безводной пустыне под палящими лучами июльского солнца, когда кроме всюду рыскавшего неприятеля ежечасно грозила опасность погибнуть от голода и жажды. Скобелев мужественно справился со своей задачей и был за это достойно награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Но вот перед нами на ровной площадке между песчаными барханами открылись колодцы Урта-Кую, означающие в переводе «Средние Колодцы», так как они лежат как раз на половине пути между Кизил-Арватом и Хивою. Мы нашли здесь только один колодец с водою, остальные же оказались засыпанными, осмотрев которые, Куропаткин немедленно приказал рыть новые и расчищать старые колодцы. Работа эта требует известного навыка и своего рода искусства, для чего с нами ехали нанятые еще в Хивинском ханстве три хивинских колодезных мастера «кудукчи», которые сейчас же и принялись за дело. Раздевшись донага, кудукчи спускается на дно колодца и, ловко расчищая его короткою лопатою, быстро наполняет отвратительно воняющей грязью подаваемые ему сверху на арканах ведра и мешки. Очень часто, как оказалось и теперь, туркмены, уходя далее, чтобы испортить в колодцах воду, бросали туда баранов, собак и ишаков, и теперь все это нужно было вынимать и расчищать. Вынутая грязь и животные, издающие отвратительный запах, не позволяют бедному кудукчи долго оставаться на дне колодца. Он часто выскакивает наверх, вдохнет несколько раз в себя чистый воздух, покурит кальян и вновь в свою черную дыру. Через 3-4 часа лихорадочной работы, когда вся грязь удалена, он вы-черпывает черную воду до тех пор, пока она не станет светлою и годною для питья. В одном из вновь вырытых колодцев обрушившаяся сверху глыба земли засыпала глаза молодому оренбургскому казаку. Чтобы подбодрить его, Куропаткин дал ему 25 руб., и через три дня казак, оправившись от ушиба, был совсем здоров. Все наше внимание теперь сосредоточено у колодцев, здесь бьется пульс отрядной жизни. Все с живейшим интересом следят за прибылью воды в колодцах, возле которых лихорадочно кипит работа. 28-29 колодцев продол-жали деятельно рыть, и вода все прибывала. Наша пехота, артиллерия и обоз в отличном порядке, как на смотре, с музыкой и песнями пришли в Урта-Кую, встреченные начальником отряда. Все было как всегда. Щеголеватый майор, парадируя мимо Куропаткина не без шика и с некоторою грацией, делал свой заезд; за пехотой шли построенные в колонну верблюды, впереди которых, покачиваясь на высоком гнедом аргамаке, в стареньком пальто, широчайших навыпуск желтых шароварах и громадной папахе с красным верхом, важно подбоченясь, напоминая атаманов времен Степана Разина, ехал начальник верблюдов, ведя в строгом порядке свою верблюжью команду. С приходом музыки и пехоты отряд наш значительно оживился, все радовались, благополучно одолев первый безводный переход, но самое трудное еще было впереди. Поднявшийся страшный ветер утром 28 ноября сорвал и далеко разметал по полю кошмы с наших юрт и юломеек; все вещи перепутались, и люди бегали по полю, гоняясь за своими пожитками, которые уносил бешеный ве-тер. К полудню он стих, и всё пришло в порядок. Все бочки и турсуки отряда были наполнены водою и лежали рядком возле колодцев. Куропаткин сделал здесь настолько большой запас воды, что, если бы мы не встретили ее вовсе в колодцах Игды и далее до самого оазиса, или же наши проводники случайно сбились бы с пути, то, растянув имевший-ся у нас запас воды и расходуя се крайне бережливо, он считал возможным дойти с этой водою до Кизил-Арвата. После того как налита была посуда, приступили к пойлу верблюдов. Сам Куропаткин со своим штабом лично следил за тем, чтобы верблюды были напоены вдоволь, так как от этого зависел весь успех последующих грозных переходов. К сожалению, среди публики, и даже очень интеллигентной, благодаря старым учебникам, существует ложное понятие о том, что верблюд по целым неделям может оставаться без воды. Многочисленные опыты степных походов, напротив, доказали, что верблюд весьма нежное животное, требующее заботливого и внимательного ухо-да, знания его привычек и натуры. Так, например, он, в противоположность остальным животным, никогда не пьет сразу досыта, а понемногу в течение нескольких часов, причем в промежутках гуляет и пасется. Обыкновенно же прежде у нас, не зная этого, подводили верблюдов кучами к колодцам и, дав им немного попить, видя, что верблюды стоят, потряхивая головою в раздумье у колодцев, казаки и солдаты гнали их прочь, думая, что они уже на-пились. Во время следующего же перехода истощенные верблюды падали на каждом шагу, и дорогие разнообразные вьюки приходилось бросать или сжигать в пустыне. Движение отряда в пустыне всецело должно сообразоваться с силами верблюдов, которые, хотя, в общем, и могут пройти много, но обязательно должны чаще кормиться и отдыхать, почему мы и двигались так же, как верблюжий караван. Туркмены-проводники все расстояния в пустыне вследствие этого измеряют менгзилями, означающими средний верблюжий переход, то есть от остановки до остановки для отдыха и корма верблюдов. П. Калитин март - ноябрь 1880