Хореограф Михаил Лавровский: «Драмбалет — это не сухие схемы, а мощное и чистое искусство»
Четвертого апреля на Исторической сцене Большого театра — премьера возобновленного балета Сергея Прокофьева «Ромео и Джульетта» в постановке Леонида Лавровского. Сын хореографа, народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР Михаил Лавровский ответил на вопросы «Культуры».
В премьерном апрельском блоке состоятся пять показов знакового спектакля эпохи советского драмбалета. Леонид Лавровский поставил «Ромео и Джульетту» в Театре оперы и балета имени С.М. Кирова (Мариинский театр) в 1940-м. Предполагалось осуществить этот спектакль и в Большом, но планы смешала Великая Отечественная война. После Победы, в 1946-м, балет по трагедии Шекспира с некоторыми ремарками появился и в Москве. Успех превзошел все ожидания. Первой и непревзойденной Джульеттой и в Ленинграде, и в столице стала Галина Уланова. Первый Ромео — Константин Сергеев, в Москве — Михаил Габович. На сцене главного театра страны балет танцевали до 1976 года, потом шедевр драмбалета «сослали» в Кремлевский дворец съездов (Государственный Кремлевский дворец — ГКД), где он вскоре и почил. 25 декабря 1995 года спектакль Леонида Лавровского вернулся на Историческую сцену, но продержался в репертуаре недолго, до первых дней миллениума. Сегодня легендарный балет «Ромео и Джульетта» возобновляет Михаил Леонидович Лавровский.
— Премьеру вы помнить не можете, так как появились на свет годом позже. Но может быть, отец что-то рассказывал вам?
— Балет «Ромео и Джульетта» был для отца важным, эпохальным. Спектакль долго не хотели выпускать, а Леонид Михайлович в острые моменты терял все дипломатические ориентиры, говорил независимо и только правду. Чудом появившийся спектакль имел неожиданное колоссальное признание и в Ленинграде, и в Москве. Я же немного говорил с отцом. Мне было 9 лет, когда мама с папой расстались, и отец ушел. И до этого я родителей мало видел, они все время пропадали в театре или гастролировали, а меня воспитывали бабушка, мамина сестра, и ее сын, мой двоюродный брат, который был старше на 12 лет и никакого отношения к балету и театру не имел, зато увлекался философией и литературой, и это мне оказалось полезно. Позже появилась школа, то есть хореографическое училище при Большом театре, и товарищи по учебе. Такие мои университеты.
Слышал от отца, и не только от него, об уникальном ленинградском дуэте Улановой и Сергеева и о московских «веронских возлюбленных» — Улановой и Габовиче. Гастроли русского балета 1956 года в Лондоне, и прежде всего спектакль «Ромео и Джульетта», положили на лопатки весь мир. Грандиозный фурор! Престиж русского балета и советской хореографии поднялся высоко-высоко — весь балетный мир преобразился!
— Кеннет Макмиллан и Джон Крэнко говорили, что, если бы не потрясший их спектакль Большого театра, вряд ли бы они обратились к трагедии «Ромео и Джульетта».
— Нас вообще поддержала Англия — небывалым, сокрушительным триумфом. Мы раньше себя ценили сдержанно, почти застенчиво, да и сейчас недостаточно дорожим своим наследием. У нас же особое искусство: во всех сценических жанрах нам важен смысл исполняемого. Никакой поверхностности в классике русский балет не допускал. С легкой руки российских хореографов драмбалета на Западе стали ставить большие полнокровные спектакли — с сюжетом, действием, простроенными характерами. Не класс-концерты, когда люди в трико и купальниках исполняют красивые движения, а философские произведения со сложными и глубокими отношениями героев. Макмиллан и Крэнко, Ролан Пети и Ноймайер потянулись к развернутым сюжетам, но и своего модерна, который прекрасен, они не потеряли, они его берегут. Естественно, их смыслы проводились через свое восприятие, иную эстетику, авторский хореографический язык.
— В России сейчас немало современной хореографии, в том числе и в Большом театре…
— Я всегда говорил и говорю: новое надо брать. У нас был многолетний и продуктивный контакт с Западом, и мы подключились к современной пластике, ее темпам, страстям, но свое-то терять нельзя, наследие надо оберегать. У нас же какая-то немного холуйская манера — отказываться от своего. Словно мы извиняемся. Психологический балет появился не только в эпоху драмбалета. Наш великий, гениальный Мариус Петипа тоже развивал нравственные, метафизические отношения между героями. «Лебединое озеро» — прекрасный сюжет, борьба добра и зла, а какие характеры!
Я отвлекся. Итак, после 1956 года, как я уже сказал, мир перешел к большим полнометражным спектаклям, даже те страны, которые явно предпочитали бессюжетный формат.
— Тогда же, после знаменитых гастролей в Лондоне с Улановой, родился мировой бренд «Большой балет» как синоним Большого театра.
— В 1956-м я этого не знал, еще учился в школе, в Большой балет пришел только в 1961-м. Да, с легкой руки лондонских критиков именно при Леониде Лавровском Большим балетом стали называть главную труппу СССР: это он подготовил и показал ее на победных триумфальных зарубежных гастролях, сорвавших «железный занавес». Его спектакль «Ромео и Джульетта» стал символом советского балета. Леонид Лавровский — из тех мастеров, благодаря которым в советские годы мы в области балета оказались «впереди планеты всей».
— А начиналось все непросто. Известно, что в 1935 году в Бетховенском зале Большого театра состоялось прослушивание музыки «Ромео и Джульетты», за роялем был сам Прокофьев, который вспоминал, как быстро пустел зал — «это был провал». Почему?
— Музыка показалась чрезмерно мощной, слишком необычной, артисты Большого сочли ее и «антибалетной». Это сейчас музыка «Ромео и Джульетты» — великая классика, одно из самых любимых и исполняемых произведений XX века. А тогда разрешения на постановку пришлось ждать несколько лет. Пробили сопротивление именно Прокофьев и Лавровский.
— Вы же поставили «Ромео и Джульетту» во многих городах.
— Да, последний раз — в прошлом году в Улан-Удэ, и очень доволен этой работой. Замечательные артисты и руководство театра, внимательный министр культуры. Получил колоссальное удовольствие.
— Приходилось сокращать?
— В «Ромео и Джульетте» занято огромное количество артистов и музыкантов — у Прокофьева задуман не только традиционный оркестр в яме, но и сценический оркестр. Лавровский поставил грандиозный спектакль, который в полном объеме доступен только Большому и Мариинскому театрам. Можно, конечно, в небольшом коллективе вместо пяти человек поставить двоих, но это неправильно. Приходится сокращать. Всегда старался это делать аккуратно и достойно.
— Нынешнюю работу в Большом как бы вы назвали — реконструкцией, редакцией или обновленной версией?
— Это полное восстановление исторического спектакля. Поначалу было трудно. Пластика драмбалета особая, наполненная большими страстями и глубокими эмоциями. Драматическая насыщенность, сочетание естественности и ярких театральных манер, пожалуй, создавали наибольшие сложности. С техникой у современных танцовщиков проблем нет, она — блестящая, гораздо виртуознее, чем была у нашего поколения. Над спектаклем работают замечательные педагоги-репетиторы: Анна Антропова, Анастасия Горячева, Инна Петрова, Мария Аллаш, Надежда Грачева, Нина Семизорова, Нина Сперанская, Александр Ветров, Виктор Барыкин, Виталий Бреусенко, Карэн Иоаннисян, Андрей Болотин, Андрей Ситников, Марк Перетокин, Андрис Лиепа, Геннадий Янин, Алексей Лопаревич. Надеюсь, никого не забыл. Каждый — личность. Тронут вниманием и помощью со стороны худрука балета. Многие в пору артистической карьеры танцевали в «Ромео и Джульетте». От ребят они добились невероятного и очень быстро. Молодежь поняла, что драмбалет — не сухие схемы, а мощное и чистое искусство, в котором каждое проявление чувств наполнено оттенками и нюансами, где женщина — женственна, а мужчина — мужествен. Иного не понимаю и не принимаю. Я высоко ценю всех участников премьеры, благодарен Владимиру Урину и Махару Вазиеву за то, что поддержали идею, поверили в нее, включили спектакль в план.
— То есть вы хотите, чтобы спектакль оказался максимально приближен к образцу?
— Хочу, чтобы наши молодые артисты узнали хореографию Леонида Лавровского и смогли ее станцевать; чтобы исполнители и зрители не потеряли бы нашу большую правду в искусстве и шли наперекор всем тем людям, кто готов преклоняться и лебезить перед Западом. Уничтожить традиции легко, мы видим немало тому примеров.
— На что ориентируетесь — на Средневековье или Ренессанс?
— Я — в большей степени на Ренессанс. Отец же писал, что ему была дорога идея противопоставления мира Средневековья миру Возрождения как столкновения двух систем мышления, культуры, миропонимания. В спектакле идет напряженное противостояние. Если Тибальд — персонаж-символ мрачного Средневековья, то Меркуцио — это уже свежее дыхание и свет молодого Ренессанса. А Ромео и Джульетта — это вечная любовь. Великое чувство, которое, встретив препоны, выстроенные тупостью ограниченных людей, оборачивается трагедией.
— В апрельской афише пять пар исполнителей заглавных партий — и мастера, и совсем юный дуэт.
— Да, составов много, есть и те, кто учит партии на будущее. В заглавных ролях заняты ведущие артисты: Светлана Захарова и Артемий Беляков, Евгения Образцова и Артем Овчаренко, Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов, Элеонора Севенард и Денис Родькин, совсем молодые Елизавета Кокорева и Даниил Потапцев станцуют первый спектакль. Все — большие молодцы, репетируют с энтузиазмом, прекрасно передают драматическую насыщенность образов своих персонажей и понимают смысл ролей, построенных на соединении танца с драматической пантомимой и тонкой психологией.
Фотографии: Дамир Юсупов/предоставлены пресс-службой Большого театра.