Страсти и грехи: что скрывает «Лолита» Набокова

О схожести Набокова с Достоевским и Ларсом фон Триером, растлении Лолиты массовой культурой и главной загадке самого известного романа писателя — в материале «Сноба».

Книга, спрятанная в книге

Набоков написал «Лолиту» в начале 1950-х — к тому времени он был немолод, однако мировой славы еще не достиг. Роман мгновенно сделал автора одним из самых читаемых писателей того времени. Но Набоков отнесся к этому скептически. Публика просто не поняла его тонкого и глубокого замысла: «Лолита» волновала умы современников лишь потому, что в романе так или иначе упоминался секс.

Писатель отзывался о своей книге так: «Я бы сказал, что из всех моих вещей "Лолита" дольше других продолжает приятно согревать меня своим теплом, — может быть, оттого, что это самая целомудренная, самая умозрительная и наиболее искусная по своему замыслу из всех моих книг…» Повествование в романе ведется от лица главного героя Гумберта — растлителя, преподавателя литературы, очень непростого человека. Он рассказывает историю одержимости юной Лолитой, при этом оправдывая свою перверсию, и якобы раскаивается перед читателями ради «спасения души».

Поверить Гумберту и безусловно перенять его точку зрения на происходящее может только очень невнимательный читатель. Набоков издевается над такими и на каждом шагу расставляет для них ловушки, отсеивает тех, кто не умеет воспринимать настоящую литературу. Чтобы оценить «Лолиту» по достоинству, читателю необходимо дистанцироваться от точки зрения Гумберта, от его высокопарной манеры изложения и витиеватой поэтичности, за которой герой скрывает свое моральное уродство и вину за гибель главной героини.

Гумберт всеми силами старается понравиться читателям, он показывает себя страдальцем, защитником подлинной красоты в мире пошляков. Он хочет показать, что его любовь может быть только чистой — такой же, как любовь ребенка, а страсти — только высокими, как страсти романтического поэта. Свою исповедь Гумберт излагает в форме упоительной элегии, пестрящей бесконечными отсылками к мировой культуре. Он отождествляет себя то с Данте, то с Петраркой, то с Эдгаром По, которые тоже были влюблены в «нимфеток». Но за всей этой головокружительной литературностью нет никакой искренности и подлинного раскаяния. Гумберт скорее просто упивается собой и противопоставляет себя современному аморфному обществу, не способному на сильные и страшные чувства. Поверив такому ненадежному рассказчику, читатель неосознанно занимает сторону чистого зла.

Безусловно, Гумберт — литературно одаренный человек и изощренный интеллектуал, с которым европейскому интеллигенту «старой закалки» было бы лестно себя ассоциировать. Но Гумбертом нельзя очаровываться, ведь он в первую очередь преступник. Он лжет, когда перекладывает с себя ответственность за совращение Лолиты, зато довольно часто случайно проговаривается о ее подлинных эмоциональных и физиологических реакциях на его действия. Эти реакции доказывают лживую и хищную сущность Гумберта. Он лжет не столько для того, чтобы добиться понимания и расположения читателей, сколько для самого себя: Гумберту не хочется быть заурядным педофилом, это слишком банально и низменно для такой возвышенной натуры, как он.

Набокову удается подловить Гумберта на вранье, не прерывая его «исповеди», — с этой задачей справляется сам главный герой, который выдает себя с головой во многих оговорках и хронологических неточностях. Внимательный читатель обязан заметить их и осудить Гумберта. Однако и сам Набоков не оставляет своего героя без наказания, при этом никак не вмешиваясь в текст: он просто не позволяет фантазии Гумберта оказаться выше законов объективной реальности, в которой таких людей всегда настигает расплата. 

В итоге у писателя получается создать две книги в одной, скрыть собственное высказывание в «исповеди» главного героя. Писатель не выносит никаких оценок, он наказывает преступную фантазию Гумберта по-другому — вторжением реальной жизни в ткань текста. И в этом Набоков равен Богу, который дал людям свободу, но никого не освободил от ответственности — недаром романист утверждал: «Настоящий писатель должен внимательно изучать творчество соперников, включая Всевышнего».

Растлевающая массовая культура

Гумберт не уделяет никакого внимания внутреннему миру Лолиты, ее желаниям и чувствам. Он настолько увлечен своей страстью и поиском оправданий, что просто не может думать о других вещах, их для него не существует. Можно сказать, что и Лолиты для Гумберта никогда не существовало — она была всего лишь образом в его фантазии. Гумберт гонится за призраком, а в результате калечит и убивает живых людей.

Лолитой можно «обладать», над ней можно установить «контроль» или «опеку» — она всегда лишена субъектности и никогда не принадлежит самой себе, но Гумберт уверяет, что именно она соблазнила его. Конечно, это неправда, или, как говорят сегодня, «отмена реальности» Лолиты. Долорес Гейз — легкомысленный ребенок, чью волю систематически подавлял взрослый человек. Психологически она еще не была готова к каким-либо отношениям с противоположным полом.

Однако Лолиту развратил не только Гумберт. С этой задачей не хуже справлялась американская массовая культура. Литературовед Калниня писал: «Лолита превращается в продукт буржуазной среды, персонификацию массовой культуры, становится своеобразным символом американской цивилизации потребления (хотя теперь уже и не только американской). Рекламный образец идеала учит придавать значение блеску и шелковистости волос, гибкости фигуры, чистоте кожи и соблазнительности одежды…»

Глянцевые журналы, комиксы, глупые песенки, голливудские фильмы, жвачка, парки развлечений, фрейдистские теории, дешевые порнографические романы, реклама и бесконечное отупляющее потребление — все это, как казалось Набокову, губит в человеке человека, засасывает его в трясину пошлости. Поэтому «Лолита» — это еще и высказывание против существующего миропорядка, против современной цивилизации. Массовая культура прививает девочке-подростку легкомысленность, а Гумберт, представитель выродившейся старой европейской культуры, доводит растление ребенка до конца. По сути, Набоков показывает крах культуры как таковой: с одной стороны человека в ХХ веке окружает пошлость, с другой — утонченное губительное извращение.

Страсти и грехи: чем Набоков похож на Достоевского и Ларса фон Триера

Герои многих романов Набокова одержимы стремлением к любви или к самовыражению через искусство особого рода. К таким персонажам можно отнести главного героя «Защиты Лужина» — одержимого шахматиста, для которого любимая игра становится способом метафизического постижения реальности. Гумберт, конечно, тоже попадает в этот список. Кто он такой? Преподаватель литературы, человек с великолепным воображением и чутьем к живому слову. Практически поэт. Безусловно, и Гумберта, и Лужина можно назвать людьми искусства в широком понимании этого слова.

Искусство по Набокову невозможно без страсти, а страсть всегда идет в комплекте с грехом. Многие его герои нездоровы, их поведение приводит к страданиям, но они не в силах изменить свою природу, иначе рухнет тот удивительный мир их фантазий, который делает таких персонажей интересными. Архитектор-убийца из фильма Ларса фон Триера «Дом, который построил Джек» — типаж набоковского героя, доведенный до крайности. Джек одержим архитектурой, но единственный дом, который он может построить своими силами, будет сконструирован буквально из трупов. Архитектор видит в акте убийства настоящее искусство. В финале под его «домом» открывается бездна, ведущая в ад, куда Джек навсегда уходит от несовершенного мира.

Эксцентричные неоднозначные персонажи и размышления о природе страстей и грехов удивительным образом роднят Набокова еще и с Достоевским, которого он очень не любил. Исповедь Гумберта некоторые литературоведы сравнивают с исповедью Ставрогина из «Бесов».

Главный секрет романа

Набоков был противником морализма в искусстве, поэтому публика заведомо воспринимала его роман как имморальный. Это задевало писателя за живое, он с горечью писал: «Критики не поняли, что "Лолита" в глубине своей произведение нежное, по-своему пронизанное добротой. В конце Гумберт догадывается, что разрушил Лолитино детство, и поэтому страдает. Это роман, вызывающий сострадание… Гумберт перепутал патологию любви с человеческой любовью, и мучается угрызениями совести…»

У главного героя есть гораздо больше причин мучиться угрызениями совести, чем может представить себе читатель. Историк литературы Александр Долинин, тщательно изучив финал романа, пришел к печальному выводу о настоящей причине смерти Лолиты:

«Во второй части романа Набоков много раз намекает на то, что Лолита больна, подчеркивает, что она плохо себя чувствует, часто болеет. В Эльфинстоне ее с температурой выше 40 градусов увозят в больницу. Вполне может быть, что именно там она умирает. На это, кроме всего прочего, намекают сходные по смыслу аллюзии на литературные тексты, в которых героиня/герой погибает в юном возрасте: на “Короля Лира»” Шекспира, на “Лесного царя” Гете — Жуковского, на трагедию “Король забавляется” Гюго. Как и безутешные отцы в этих текстах, Гумберт Гумберт остается с мертвой девочкой на руках и с неискупимой виной перед ней, пытается доказать, что он не повинен в ее смерти, и сочиняет более или менее благополучный конец неприглядной истории — с исчезновением из больницы, поисками, письмом, чудесным обретением три года спустя и убийством-местью (в финале Гумберт якобы убивает похитителя Лолиты — режиссера порнографических фильмов Клэра Куильти. — Прим. ред.)».

Подготовил Алексей Черников