На все обиженные

Насильственное выравнивание и тотальный контроль в обмен на условную «безопасность» привели к тому, что от человека больше ничего не зависит. Ему остается только жаловаться и страдать. В такой атмосфере основной эмоцией становится обидчивость, лечением - психотерапевты и антидепрессанты, а главной питательной средой - все возрастающий офисный планктон. Канадский психолог Тами Якоби утверждает, что культура жертвы -преимущественно левый феномен. Ведь эта идеология начала распространяться там, где была сформирована идентичность, основанная на жалобах, а возможность подать апелляцию стала считаться основным правом «демократического» индивида. На коллективном уровне эта ситуация активно используется «политиками». Ведь после того, как те или иные группы оказались в статусе жертвы, именно из-за своей «угнетенности» они немедленно получают «статус защиты» и пособия в той стране, где им кажется это достаточным. Или должность в «престижной компании» и даже депутатский пост. Поэтому ставку на «жертв» не делает только самый ленивый кандидат. Впрочем, в выигрыше остаются не только и не столько «политики». Сколько некоммерческих организаций, всевозможных фондов, общественных организаций существует лишь потому, что финансируется государствами исключительно ради защиты тех или иных прав? Сколько гей-парадов, конференций и прочих массовых мероприятий проведено? Сколько отелей и ресторанов давно забыли про обычных турист

Насильственное выравнивание и тотальный контроль в обмен на условную «безопасность» привели к тому, что от человека больше ничего не зависит. Ему остается только жаловаться и страдать. В такой атмосфере основной эмоцией становится обидчивость, лечением - психотерапевты и антидепрессанты, а главной питательной средой - все возрастающий офисный планктон. Канадский психолог Тами Якоби утверждает, что культура жертвы -преимущественно левый феномен. Ведь эта идеология начала распространяться там, где была сформирована идентичность, основанная на жалобах, а возможность подать апелляцию стала считаться основным правом «демократического» индивида. На коллективном уровне эта ситуация активно используется «политиками» - после того, как те или иные группы оказались в статусе жертвы, именно из-за своей «угнетенности» они немедленно получают «статус защиты» и пособия в той стране, где им кажется это достаточным. Или должность в «престижной компании» и даже депутатский пост. Поэтому ставку на «жертв» не делает только самый ленивый кандидат. Впрочем, в выигрыше остаются не только и не столько «политики». Сколько некоммерческих организаций, всевозможных фондов, общественных организаций существует лишь потому, что финансируется государствами исключительно ради защиты тех или иных прав? Сколько гей-парадов, конференций и прочих массовых мероприятий проведено? Сколько отелей и ресторанов давно забыли про обычных туристов, так как в них размещаются и проводят конференции всевозможные «защитники»? А сколько обслуги – от уборщиков и барменов до таксистов - им требуется? Самим же «жертвам» это позволяет получить такие возможности, которых ни при каких других обстоятельствах не представилось бы. Начинается даже борьба – кто более угнетен. В итоге, в самой выигрышной позиции оказывается беженец-негр, относящийся к «сексуальным меньшинствам» - желательно еще и с «особенностями развития». Всем остальным приходится страдать от мнимых детских и прочих травм или просто от ощущения, что этот мир небезопасен. При этом позиция жертвы - это именно социально (или индивидуально) сконструированная идентичность – исключительно ради вызывания жалости. Она никак не зависит от реальной трагедии. К примеру, современные евреи, переселяющиеся на все готовое в Германию, не имеют никакого отношения концлагерям. Приехавшие в Скандинавию «черные» - к рабству, а «подвергшиеся харрасменту» в виде помощи в переноске чемодана – к насилию. Несколько лет назад американские профессора Брэдли Кэмпбелл и Джейсон Мэннинг написали на эту тему целое исследование -«Возвышение культуры жертвы». В нем говорится, что человечество за свою историю переживало несколько смен глобальной культуры. К примеру, в феодальной системе человек по большому счету сам был полицейский, судьей и палачом. Главной трагедией тогда считался позор, поэтому любое оскорбление сурово наказывалось. Когда в буржуазно индустриальном обществе богатством стали не поля и замки, а финансовые потоки, то гроссбухи оказались важнее священных книг, а идеалом стала безупречная репутация. Но сегодня эти качества уже не важны – на пьедестал возведены слабые и ущербные. Трусость из порока превратилась в достоинство, что породило новую форму моральной иерархии. «Жертва» - в том числе и общество в целом - теперь имеет первостепенное право на высказывание, пользуясь инструментами государственной власти. Презумпция невиновности сменилась на «виноват, пока не доказано обратное». Это касается и комплимента по поводу красивых волос, и права пускающего слюну идиота сидеть за одним столиком в ресторане с нормальными, и решения о вырубке деревьев «ради безопасности». Культура жертвы настолько озабочена искоренением всех «угнетений», в том числе, и малейшего риска, что эта одержимость привела к извращениям, которые раньше представить было нельзя. Дряблые тетки в радужных юбочках вышагивают по центру европейских столиц, спектакли и прочие перфомансы посвящены «переживаниям» трансгендера, который никак не может определиться – что оно такое, а плакаты с омерзительным голым телом в «маске» красуются в переходах и вокзалах, призывая «беречь себя». Едва ли не самым главным в развитии этой атмосферы стал интернет. Во-первых, виртуальное производство виртуальных товаров убило конкуренцию. Теперь можно стать миллионером, делая не продукты или одежду, а копируя компьютерные игры или всевозможные аттачменты к смартфонам. «Благ» стало так много, что лишние товары массово выбрасываются на свалку. И так как кажется – это ложное процветание никогда не закончится, то можно попереживать котиками и представителям лгтб. Да и стать «жертвой» в сети чрезвычайно легко. Достаточно «запостить» себя в социальных сетях как обиженного, и получить больше сочувствия, чем человек, коротко сообщивший о потере дома при пожаре. Паутина не только дала право голоса «низам», но и обеспечила средствами слежки беспрерывно размножающихся регуляторов и проверяющих. Уровень контроля за человеком дорос до беспрецедентных показателей: семья, переписка в watsup, комментарии в facebook, покупки по карте или смартфону - все подлежит надзору. А чтобы этот контроль казался пряником, а не кнутом, «высокие технологии» погружают индивидов в постоянные развлечения – от накопления баллов на карте авиакомпании или магазина до всевозможных коучингов и трейнингов. Отныне любое плохое настроение считается не нормальным защитным механизмом психики, а злом, которое нужно подавлять антидепрессантами. По мнению авторов книги, очень страшно, что это затрагивает не только простых обывателей, но и так называемые «элиты» - университеты, лаборатории и кампусы. К примеру, преподаватели регулярно получают список нежелательных слов и выражений, могущих обидеть студентов по признаку расы, пола, религии и сексуальных предпочтений. Администрации отказываются давать добро на выступления спикеров «традиционной» направленности, а из списков литературы вымарываются тексты, не соответствующие левой идеологии - сколь бы значимыми они ни были для науки. Преподаватели боятся общаться со студентами без открытых дверей, без свидетелей, записей и протоколов, так как опасаются попасть в тюрьму за оскорбление или все тот же харассмент. Впрочем, вся эта дегенерация вовсе не произошла сама собой. В 1958-м году Олдос Хаксли в «Возвращении в дивный новый мир» очень точно описал все те «безличные силы», которые десятилетиями воздействовали на человека. В первую очередь это так называемый «технический прогресс», которым люди по праву гордятся – как плодом гения, тяжкого труда и богатого воображения. -«Но природа вещей такова, - пишет Хаксли, - что никто в мире не получает ничего даром. Внедрение техники породило массовое производство, и в результате массового разделения труда индивид оказался в заведомо проигрышном положении. Как целостная личность со своими достоинствами и пороками, он стал ненужным. А как автомат платит за свое нечеловеловеческое существование душевной слабостью и отчаянием, прячущимися под масками неистового трудолюбия и погони за унизительными удовольствиями». Ключевыми понятиями новой «нормальности» стали приспособление, «работа в команде», групповое мышление и «коллективное» творчество. Правильно организованному индивиду позволено быть богатым в обмен на послушание. Отныне его цель – процветание той организации, к которой он принадлежит, а его жажда власти удовлетворяется издевательством над «низшими». В итоге муравейник для людей стал не просто желаемым, но и вполне реализуемым идеалом. Достигнут он был по большей части тем, что сегодня называется пропагандой. Которая делится на рациональную – то есть, прямо поощряющую к действиям, согласующуюся с осознанными интересами (к примеру, «вся власть – советам» или «порошок Тайд – это все, что женщина хочет»), и подсознательную, направленную на глубоко спрятанные влечения и страхи. Именно в результате скрытой пропаганды индивиды действуют против собственных же интересов – только ради того, чтобы удовлетворить свои низменные страсти. Ведь пропагандисты и маркетологи никогда не апеллируют к потенциально сильным сторонам - только к слабостям потребителей, избирателей и их тайным устремлениям. К примеру, Гитлер со своими безумными лозунгами и речами победил на выборах вовсе не из-за них. Он осмелился озвучить то, что было спрятано в тот момент в подсознании большинства немцев – ущербность и как следствие жажда убийства. … Всем опытом человеческой истории и современной психологией доказано – люди на самом деле видят и слышат намного больше, чем осознают. Мало того – именно это неосознанное сильнее всего влияет на их мысли, чувства и поступки. И если когда-то подобная перепрошивка (или обращение в веру) требовало усилий и мастерства магов, оракулов и жрецов, то сегодня это осуществляется чисто технически. К примеру, с помощью специально сконструированных приборов слова или картинки на миллисекунды появляются на экранах во время просмотров фильмов, «новостей» или сообщений. При этом скрытая пропаганда всегда дает лишь ложные цели и искаженные свидетельства. К несчастью, в людях присутствует способность откликаться на глупость и ложь – особенно в тех случаях, когда ложь пробуждает положительные эмоции и задевает заветные струны в таких первобытных глубинах нашего существа, когда мы еще не были людьми. А для того, чтобы подопытные воспринимали эти подсознательные команды, нужно добавить к ним подсознательные же убеждения, связав пропаганду с каким-либо оценочным словом, вызывающим эмоции. К примеру, не грабеж Средиземноморья, а крестовый поход ради спасения «гроба господня». Кроме того, людям нравится испытывать сильные чувства – именно поэтому они смотрят фильмы и читают книги. И чтобы сделать фильм еще более привлекательным, а кандидата в президенты - достойным, на очень короткие моменты на экранах будут всплывать слова «боль» или портрет Авраама Линкольна. Мобилизуются все доступные ресурсы психологии. К примеру, «опросы» проводятся лишь для того, чтобы вскрыть подсознательные страхи и устремления. А затем «эксперты» подбирают фразы и образы, способные усилить страх. Ну а чтобы массы в итоге не впали в кому и продолжали действовать «согласно инструкциям», используется общедоступные химические средства. Энергетики для возбуждения «восторга» или транквилизаторы, включая пропаганду «стрессоустойчивости». Хотя в жизни гораздо чаще бывают ситуации, когда люди должны быть напряжены и видимое «спокойствие» является абсолютно неприемлемым. Впрочем, умелое разжигание низких страстей всегда оказывается более действенным, чем самые здравые рассуждения. Но только сегодня «высокие технологии» сделали то, чего никто не мог предвидеть – заполнение информационного пространства пустым шумом, не имеющим отношения к реальности. «-Человеческий язык сделал возможным превращение из животного состояния в цивилизацию, - пишет Олдос Хаксли. - Но он же породил непрекращающееся безумие и изощренную безнравственность. Именно язык позволяет его носителям обращать внимание и ставить на пьедестал вещи, людей и события даже в тех случаях, когда вещи и люди отсутствуют, а события не происходят. Каким-то образом формация нашего мозга выбирает из множества поступающих в него стимулов те, которые отвечают нашим подсознательным чувственным потребностям. При этом мы не осознаем, по каким критериям происходит этот отбор. В тех случаях, когда он произведен не слишком ошибочно с точки зрения реальной природы вещей, наше поведение оказывается адекватным. Однако под влиянием плохо подобранных слов, использованных без понимания их чисто символической природы, мы склонны к такому враждебному и глупому поведению, к которому не способны тупые животные – именно в силу своей тупости и неспособности к членораздельной речи». В технически «развитом» обществе, где все опирается на показания приборов, животные инстинкты уже не подсказывают человеку, что ему нужно, и традиции предков не учат его тому, что он должен делать. Поэтому человек не может понять, чего он, собственно, хочет. И существует лишь под диктовку «общества». Именно подобная ситуация повышает «рейтинг» одних и понижает - других. К примеру, считается, что обладатель виртуальных миллиардов на счетах или занимающий высокий пост определенно должен пользоваться общественным уважением. Но что нужно делать, если вы хотите, чтобы вас «уважали» в культуре жертвы? Высокая чувствительность к мнимым харрасментам, дискриминации и оскорблениям постоянно создает новые виртуальные «преступления», которые не были совершены. При этом белые не могут быть «жертвами» расизма, а человек нормальной сексуальной ориентации - оскорблен активистами лгтб. И это, безусловно, очень непонятный вид новых преступлений. Впрочем, если от статуса жертвы не будет никакой выгоды (в том числе, и финансовой), то у людей перестанет формироваться подобное мышление. Или, по крайней мере, оно не станет повсеместным. Ведь события, происходящие в любом обществе в любые времена – всегда результат не какой-то абстрактной истории, а конкретных поступков конкретных людей.