Андрей Бабицкий: Непростые времена
Российский журналист Андрей Бабицкий о новой роли России в мировой политике. Специально для Vesti.lv.
В связи с событиями последних полутора лет, начиная с Крыма и заканчивая инцидентом с российским военным самолетом в Сирии, Россия впервые попала в ситуацию, когда ее местоположение на глобальном геополитическом поле не только неочевидно, но и интерпретируется различными игроками прямо противоположным образом.
При этом взаимоисключающие версии звучат одинаково убедительно, поскольку в воцарившемся хаосе малопонятных перемещений фигур на игровом поле очередной диспозиции можно придать произвольный смысл в виду отсутствия у всех игроков опыта сражений в новых условиях.
После распада СССР все казалось предельно ясным. Россия встроилась в фарватер евроатлантической парадигмы и старалась строго следовать курсом, который она сама определяла для себя как прозападный и демократический. Каким он был на самом деле – не так важно.
Сменивший Бориса Ельцина Владимир Путин продолжил движение в заданном направлении, хотя был критикуем почти с самого начала западными партнерами за некоторые отклонения от избранного пути. Критика эта, как я сейчас думаю, была направлена не столько на сворачивание демократических свобод, сколько являлась своего рода превентивной мерой, призванной не допустить сборки российского государства по собственным, а не навязываемым извне лекалам. Доказать это очень просто.
К примеру, Грузия, которая на виду у Европы и Америки превращалась в полицейское государство, попирающее все права человека, в течение двух неполных президентских сроков Михаила Саакашвили считалась образцом демократического развития. Прибалтийские страны, сделавшие националистическую доктрину основой внутренней политики, законодательно ограничившие в правах русскоязычное население, стали частью ЕС и вошли в НАТО. Никакого систематического давления на них с целью вынудить их руководство привести свое законодательство в соответствие с нормами европейского права никто и сегодня не оказывает.
Собственно, и у России не было бы больших проблем, если взаимодействие с евроатлантическим миром осуществлялось в прежней оси координат: Москва, будучи ведомым игроком и покорно расставаясь раз за разом с частью своего суверенитета, продолжала спокойно мириться с расширением НАТО на Восток и уходом сопредельных территорий под геополитический контроль Запада. В общем и целом, Россия так и вела себя во время всего первого президентского срока Владимира Путина.
Но претензии к западным партнерам, звучавшие еще при Ельцине на глубокой политической периферии, при Путине стали перемещаться в центр, пока, наконец, Кремль не принял окончательного решения попытаться изменить сложившиеся после распада СССР правила игры.
Первый звонок прозвучал для Запада в феврале 2007-го года в Мюнхене, где Владимир Путин выступил с публичной речью, в которой заявил о неприемлемости однополярной модели мира, правовом диктате США, бесконтрольном расширении НАТО вопреки тем обещаниям, которые были даны после ликвидации Варшавского договора.
Насколько я помню, никакого особого эффекта мюнхенская речь Путина не имела. Разве что наглость правителя России, экономический и военный потенциал которой давал ей лишь право считаться страной третьего мира, вызвала легкую оторопь, не более. США и Европа не услышали ничего тревожного в этих первых раскатах грома. Очередная Венесуэла – ничего более. Никто не собирался останавливать расширение НАТО, Соединенные Штаты, завершившие по Фрэнсису Фукуяме, историю, не намерены были вновь открывать ее для России.
Материализация объявленного мятежа произошла в августе 2008-го года, когда Россия остановила продвижение одобренной грузинской демократии в Южную Осетию, куда ее попытались завести на танках, расстреляв для пущей убедительности российскую миротворческую группу. Представление о мировом порядке, транслировавшееся на подотчетные территории трансатлантической цивилизацией, было настолько незыблемым, что Михаилу Саакашвили и его окружению, грезившими военной операцией в течение нескольких месяцев, даже не приходило в голову, что Россия способна дать ответ, несмотря на прямые предупреждения об этом со стороны Путина. Уже после ввода войск в Цхинвал Саакашвили уверял сограждан по телевидению, что он очень легко согласует все свои действия с российским руководством.
В августе 2008-го «конец истории» оказался вскрыт, как консервная банка. С того самого момента Россия стала неагрессивно, но очень последовательно возвращать себе внешнеполитическую субъектность. Мне не очень понятно сегодняшнее нервозное состояние российских граждан, которые никак не могут угадать – поставила ли страна себя на грань катастрофы или, напротив, одерживает одну за другой международные победы. Я бы сказал, что ни то, ни другое, но очевидно, что Москва упрямо, преодолевая возрастающее сопротивление, реализует курс, начало которому было положено мюнхенской речью Путина.
Мир уже далеко не однополярен. Но не только Россия в качестве игрока сумела вернуть себе место на международной арене. Ее появление там проявило существенные расхождения между самими членами евроатлантического союза. Сегодня можно говорить об отсутствии былого единства между США и Европой, и о существенных различиях в позиции по тем или иным вопросам между самими европейскими странами.
События в Сирии, теракт в Париже, инцидент со сбитым военным самолетом привели к тому, что евроатлантический монолит начал сыпаться с удвоенной скоростью. Россия точно не в изоляции, хотя и остается под грузом санкций. В сирийской кампании она сейчас становится если не ведущей скрипкой, то, по крайней мере, равноценным участником контртеррористической операции, что открыто признала Франция устами Оланда, и остальные участники североатлантического альянса фигурами умолчания вместо протестов.
Авантюра Эрдогана обошлась и ему самому, и стране, президентом которой он является несоизмеримо дорого – он не просто не достиг поставленных целей, а добился прямо противоположного. Вооруженные группы туркоманов, ради защиты которых и был сбит российский истребитель, оказались под огнем такой плотности, на которую они не могли рассчитывать даже в самых худших ночных кошмарах. НАТО, формально поддержав нерушимость границ Турции, не предприняло ни единого шага, чтобы урегулировать конфликт между Анкарой и Москвой, оставив Эрдогана один на один с Путиным. В сухом остатке – жесткое «нет» со стороны российского президента на все просьбы его турецкого коллеги о разговоре и встрече.
Под сурдинку новых угроз, связанных с активизацией исламского терроризма, ушла далеко на задний план проблема Крыма и Донбасса. Понятно, что санкции никто не снимет, очевидно, что, как и в случае с Грузией, дежурная западная риторика о приверженности нерушимости границ останется прежней, но, как и в случае с Грузией, ситуацию начнут потихоньку спускать на тормозах.
Конечно, Россия не застрахована и от весьма серьезных ошибок. Так, сделав ставку на Турцию, попытавшись заручиться ее поддержкой в начале украинского конфликта и напугать Европу альтернативным газовым маршрутом, Кремль утратил бдительность и дождался весьма ощутимого предательского удара. Это можно считать серьезным внешнеполитическим провалом, если не иметь в виду, что именно он дал Москве возможность в очередной раз продемонстрировать свою волю. Я подчеркну – не силу, а волю, поскольку в такого рода схватках сила – есть величина, измеряемая не объемом вооружений, а открыто и непреклонно демонстрируемым намерением отстаивать свои интересы, не считаясь с последствиями. А серьезных последствий ни Европа, ни Америка не желают, ибо тех проблем, которые образовались на планете при их непосредственном участии хватает, чтобы напрочь отшибло желание столкнуться с новыми.
Итак, чтобы привести всю эту долгую историю к единому знаменателю, возьмем мюнхенскую речь и посмотрим, какие ее пункты уже реализованы. Про то, что однополярная модель мира сломана, уже было сказано. О присутствии в Грузии и Украине НАТО может забыть на долгие годы, а, чтобы два раза не вставать, лучше насовсем. Вмешавшись в борьбу с Исламским государством в Сирии, Россия стала равноправным центром силы по отношению не к какому-либо отдельному участнику альянса, сформированного США, а по отношению ко всему альянсу в целом. Крым – в составе России, Донбасс держит свои позиции благодаря ее поддержке. Путин сказал в Мюнхене, что Россия всегда имела независимую внешнюю политику и не собирается изменять этой традиции. Кто сегодня возьмет на себя смелость утверждать обратное? А тогда – в 2007-м — эти его слова никто всерьез не воспринял.
Я не хотел бы, чтобы сказанное мною воспринималось как некритическое отношение к действиям российского руководства. Здесь не может быть идеальной линии, поскольку и ситуация, в которой оказалась страна – новая, и выбранный путь сопряжен с необходимостью преодолевать трудности, характер которых еще не вполне ясен. Это тяжелая партия, по ходу которой будет набито еще немало шишек. Но «разорванная в клочья российская экономика», как выясняется, вовсе не разорвана, Россия – не в изоляции, соотечественники прикрыты и защищены, хотя и не все в должной степени. Пока Россия выигрывает основные раунды, но ситуация становится все более сложной и напряжение, в том числе, и за кулисами постоянно растет. Нужно набраться выдержки. Времена непростые.