Россия складывает «энергетическое оружие»
«Чёрное золото» России возвращают «эффективным менеджерам». Перефразируя известное выражение, экономическая стратегия правительства всё больше напоминает «гадание на углеводородной гуще». Не далее как неделю назад глава МЭР Алексей Улюкаев предрекал завершение рецессии уже в этом году и даже небольшой выход в плюс в 2016 году (0,7% роста ВВП). В свою очередь, его коллега по экономическому блоку кабмина глава Минфина Антон Силуанов рисует куда более пессимистическую картину. По его мнению, в ближайшие три года стоимость бочки «чёрного золота» может пробить нынешнее ценовое дно и опуститься ниже $ 40 за баррель. В такой ситуации средств из «резервной заначки» может не хватить уже в следующем году. Руководствуясь принципами «кудриномики», главный фискал не видит иного выхода, кроме как сокращать расходы и повышать налоги. Антон Силуанов также предлагает прибегнуть к старому проверенному способу «латания бюджетных дыр». А именно, вернуться к вопросу о продаже госактивов. При этом он признаёт, что «цены на активы сейчас ниже чем, скажем, 2−3 года назад», но это, по его мнению, «не может считаться преградой». Естественно, что в целях максимизации полученных, таким образом, средств государство пустит с молотка наиболее ликвидные госкомпании. В частности, Минфин поддерживает идею приватизации крупнейшей нефтяной компании в лице «Роснефти». На данный момент власти контролируют пакет в 69,5% акций. Чуть менее 20% принадлежит британской нефтегазовой компании BP, ещё 11% акций находятся в свободном обращении. Предлагается выставить на продажу около 19,5% акций нефтяного гиганта, сохранив контрольный пакет за государством. При этом рассчитывать выручить от продажи астрономическую сумму явно не приходится. Учитывая состояние фондового рынка РФ в условиях экономического спада и неблагоприятной ценовой конъюнктуры на рынке углеводородов. Тем не менее, президент «Роснефти» Игорь Сечин демонстрирует исторический оптимизм. По его мнению, фундаментальная стоимость компании не отражается текущими котировками. А в качестве целевого показателя следует брать цену последней сделки, это цена продажи акций ВР — $ 8,12. По подсчётам Алексея Улюкаева плановые показатели по доходам от приватизации в 2016 году (без «Роснефти») весьма скромны и составляют всего 99 млрд руб. Однако продажа 19,5-процентного пакета Роснефти стоимостью около 500 млрд руб. действительно могла бы стать неплохим подспорьем в борьбе с бюджетным дефицитом. Тем более, если продавать гособъекты методом «чёса», реализовав пакеты акций «Русгидро», «Алроса», «Аэрофлота» и других экономических мэйджоров, можно сверстать бездефицитный бюджет и под президентские выборы в 2018 году. Другое дело, какую цену в итоге придётся заплатить государству, которое в «тучные» «нулевые годы» буквально по крохам собирало всё, что было почти даром «прихватизировано» «эффективными менеджерами» в «лихие 1990 гг». Председатель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова Валентин Катасонов считает, что приватизация стратегических предприятий РФ напоминает попытку урвать «лакомые куски» экономики по минимальной цене. — Потому что на фоне последних событий их капитализация упала в разы. Не так давно Герман Греф намекал на то, что можно продать пакет акций «Сбербанка». Представители «Росимущества» также указывали на целесообразность разгосударствления критических значимых госактивов. С моей точки зрения, расставаться с почти 20% акций крупнейшей нефтяной компании мира (по запасам нефти) и главного налогоплательщика страны это довольно опасная игра. — Кто лоббирует подобного рода решения? — Это могут быть как иностранные инвесторы, так и потенциальные бенефициары российского происхождения. Последние способны приобрести акции через подставные офшорные компании. В любом случае это решение идёт вразрез с нынешней внешнеполитической линией и доктриной на обеспечение экономического суверенитета РФ. По сути, подобные инициативы могут привести к ослаблению нашего тыла. В то время, когда в сложившихся условиях от властей, наоборот, требуется максимальная мобилизация экономики. Что всегда сопряжено с усилением госсектора. В этой связи можно вспомнить печальный опыт Первой мировой войны. Когда Россия вступила в противоборство с Германией и другими странами, её оборонные предприятия находились, в основном, в частном секторе. Первый год войны показал, что частники в погоне за прибылью срывают графики поставок, удорожают в разы свою продукцию. Тогда царская власть приняла решение национализировать эти предприятия. После того как предприятия ВПК стали казёнными, сразу нормализовались поставки боеприпасов и оружия на фронт. — Справедливости ради «Роснефть» или «Сбербанк» не представляют военно-промышленный комплекс… — Напрямую, нет. Но это системообразующие предприятия. Если мы ввязываемся в военные действия на Ближнем Востоке, помним, что ситуация на Украине, по прежнему, неурегулирована, необходимо укреплять экономический тыл. То, что предлагает Минфин это всё тот же «удар в спину», выражаясь языком Владимира Путина. — Показательно, что на этот раз деятели либерального блока не говорят об эффективности частного бизнеса, а предлагают лишь «затыкать бюджетные дыры». — Мы помним, чем закончилась реформа РАО «ЕЭС». Она проходила под негласным девизом «национализация убытков, приватизация прибыли». В результате «эффективные менеджеры» из многочисленных ОГК и ТГК возопили о необходимости поднятия тарифов, чтобы сделать их бизнес рентабельным. При этом о собственных обещанных инвестициях в отрасль — молчок. Счётная палата ещё при Сергее Степашине подготовила доклад о результатах приватизации 1990 гг. Они оказались весьма неутешительными. Тезис о том, что частный менеджмент априори эффективнее государственного был опровергнут ещё тогда. Как он может быть эффективнее, если высшее руководство частных корпораций присваивает себе львиную долю прибыли. Даже те компании, которые формально принадлежат государству, де-факто уже приватизированы. — Вы намекаете на непрозрачность госкорпораций? — Об этом уже много говорили на разных уровнях. Не секрет, что статус госкорпораций таков, что спектр инструментов, позволяющих правительству вмешиваться в их деятельность, ограничен. Возникает парадоксальное положение, когда госактив, по сути, бесконтролен. Взять хотя бы практику создания госкорпорациями офшорных компаний. Такие «дочки» есть, например, в структуре «Ростехнологий». В частности, известный российский монополист по производству титана. В результате у нас среди менеджеров госкомпаний появились отдельные «клептоманы», которые «присосались» к бюджету. Резюмируя, нужно не распродавать, а приводить в порядок управление в госсекторе. — Наше руководство активно зазывает западных инвесторов. Может быть, это связано с попыткой снять напряжённость, продемонстрировать договороспособность России… — Нужно определиться, либо мы проводим суверенную и независимую политику, либо становимся колонией. В первом случае иностранные капиталы (особенно из недружественных в геополитическом отношении стран) это фактор риска. Опять же, напрашивается аналогичная ситуация накануне Первой мировой, когда в российской экономике было засилье иностранного капитала (в основном, французского, немецкого и английского). Как ни парадоксально, многие оборонные предприятия принадлежали немцам. Взять тот же знаменитый Путиловский завод. Возникла пикантная ситуация — как мы можем воевать с Германией, когда у нас в тылу «оборонка» контролируется немцами? Тогда и произошло замещение германского капитала российским. Или давайте вспомним совсем свежий пример с одной из всемирно известных международных платёжных систем, чья штаб-квартира находится в Нью-Йорке. В марте прошлого года произошла «проба пера» — когда были заблокированы операции с её электронными платежными картами в двух или трёх российских банках. Де-юре это были наши компании, но они принадлежали иностранному капиталу. Схема простая — проходит сигнал из Белого дома в штаб-квартиру компании, которая переадресует его в дочернюю структуру на территории РФ. Она уже блокирует транзакции. А если такой же сигнал поступит на предприятия оборонно-промышленного комплекса РФ? Ведь никто не скрывает, что у нас значительная часть комплектующих и деталей это поставки компаний, подконтрольных иностранному капиталу. — Власти сейчас бодро рапортуют о повышения уровня локализации в ОПК. — Это лукавство. Ведь поставки идут в том числе с иностранных предприятий, пускай они даже находятся в юрисдикции РФ. Этот вопрос, вообще, никто не обсуждает всерьёз. Возвращаясь к «Роснефти» несколько лет назад довольно крупный пакет акций этой компании был приобретён иностранцами. Апологеты сделки говорили — поймите одним из акционеров становится BP. А это гарант того, что «Роснефть» не подпадёт ни под какие санкции, получит иммунитет от возможного ареста своих зарубежных активов. И что мы видим на деле? Западные страны ввели против «Роснефти» секторальные санкции. В 1920 гг. Советский Союз находился в жёсткой блокаде. Что подтолкнуло руководство страны к проведению индустриализации. Сталин чётко понимал, что иностранный капитал в любой форме — портфельной, прямых инвестиций, концессий- ставит под контроль советскую экономику. Поэтому он принял правильное решение — просто закупал оборудование, машины и технологии. Это самая безопасная форма, а всё остальное от лукавого. Кроме «отвёрточной сборки» в автопроме никаким ноу-хау западный капитал с нами за последние 25 лет не поделился. Да это было бы и странно — зачем создавать в РФ реально конкурирующие производства. Заведующий лабораторией по изучению рыночной экономики экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Андрей Колганов полагает, что государство обязано иметь в своём распоряжении некоторое количество таких активов как «Роснефть». — Для того, чтобы существовала альтернатива частному бизнесу. Я выступаю противником полной приватизации таких активов. Не впадая в другую крайность — не обязательно, чтобы государство на 100% владело всеми сырьевыми компаниями. — Это нам явно не грозит — в России есть «Лукойл», «Новатэк» и другие частные игроки… — Совершенно верно. Должны конкурировать разные формы собственности, с тем, чтобы существовал определённый баланс. Меня смущает заявленный чисто монетарный подход, что приватизация нефтяной компании может нивелировать риски снижения доходной базы бюджета. То есть, вопрос об эффективности частного или государственного управления наши либералы даже уже не ставят. В одном исследовании Лондонской школы бизнеса анализируется приватизация в Великобритании времён правления Маргарет Тэтчер. Его авторы пришли к выводу, что разгосударствление может быть эффективным только в том случае, если до приватизации проводилась работа по реструктуризации компании и повышению эффективности работы её менеджмента. Если такой работы не проводилась, приватизация оказывалась неэффективной. Более того, аналитики пришли к выводу, что те госкомпании, которые не приватизировались, в случае их реструктуризации функционировали ничуть не хуже, чем частные. — Из чего можно сделать вывод, что эффективность работы компании не зависит от формы собственности. — Всё дело в том, насколько хорошо налажено управление. Независимо от того — государственная она или частная. Проще говоря, если чиновники нашего правительства недовольны эффективностью работы госкомпаний, это означает, что они не занимаются своим делом. Потому что, если сидеть сложа руки, тогда можно, вообще, приватизировать все государственные функции. — Почему, начиная с 1990 гг. наши власти предпочитают «резать дойных коров», вместо того, чтобы создавать питательную среду для многоукладной экономики? — Наверное, потому что это проще делать. По-хорошему, частный бизнес должен развиваться в среде мелких и средних компаний. Без этого нет нормальной конкуренции и рыночная среда не работает. Крупная компания не обязательно должна находиться в госсобственности. При этом нужно индикативное согласование государственных и частных интересов в случае с крупными корпорациями. Если мы посмотрим на пример т.н. «азиатских тигров» (неофициальное название экономик Южной Кореи, Сингапура, Гонконга и Тайваня — прим. ред.) там все крупные компании, будучи частными, тесно взаимодействуют с государством, согласуя с ним свои бизнес-планы. — Можно ли рассматривать приватизацию как панацею в решении проблемы бюджетного дефицита? — В первую очередь, нужно совершенствовать налоговую систему. За счёт увеличения доли поступлений с физлиц, используя прогрессивный подоходный налог. При этом не обязательно так круто задирать вверх его ставку как во Франции или в Швеции. Даже при гораздо более скромной прогрессии, которая есть в США, можно значительно увеличить доходы госбюджета, не заставляя налогоплательщиков «уходить в тень». Второе — значимую экономию можно получить за счёт более умеренного вознаграждения менеджмента госкомпаний и чиновников. Потому что суммы, которые они получают, превосходят годовой бюджет всей системы образования. Вместо того, чтобы использовать такую возможность, наши власти, наоборот, повышают зарплату госчиновникам в условиях кризиса. За то, что они, видимо, так эффективно управляют госактивами, что их следует приватизировать. Но самая большая проблема это непрозрачность госкомпаний и отсутствие реальной ответственности их менеджмента за результаты деятельности. Зачастую в уставные документы госкомпаний закладываются такие нормы, которые позволяют их руководителям очень легкомысленно обращаться с казёнными средствами. Это вопрос политической воли со стороны руководства наладить нормальную систему управления и контроля. А если просто бояться обидеть «своих», то никакого порядка мы не наведём.
