Нужно было потерпеть – и терпели
Александра Тимофеевна Прохорова (в девичестве – Новикова) сейчас проживает в районе Ново-Переделкино. Она из поколения, которое называют детьми войны. Детство у этого поколения закончилось 22 июня 1941 года. Потом его уже не могло быть по определению. Потому что – война...
Семья Новиковых была большая, дружная, веселая и, как сегодня сказали бы, не очень обеспеченная. Впрочем, высоким достатком в то время отличались совсем не многие советские семьи. Во всяком случае, в доме на Новой Рязанской улице у трех вокзалов таковых как-то не наблюдалось. Соседи запросто, порой без стука заходили друг к другу за щепоткой соли, капелькой масла, делились хлебом и рецептами супов. Домохозяйки часто собирались посудачить о том о сем. Дети во дворе водили игры в своих компаниях, и все знали всех.
Так, весь двор знал, что из пятерых детей в семействе Новиковых только трое – свои. Впрочем, и остальных никто чужими не считал. Ну, как назвать посторонним Колю, который воспитывался у Новиковых после преждевременной смерти отца? С родной матерью отношения у него отчего-то не сложились, а вот тетя – сестра отца, приютила. И доставалось ему, как всем детям, поровну, будь то сладкий пряник или подзатыльник.
Его ровесника Гену привел в дом средний сын Михаил. Познакомил просто: «Мам, Генка кушать хочет». Посадили за стол. А вечером еще одна новость: мальцу ночевать негде. Оказалось, сирота приехал в Москву из Ижевска, ночевал на вокзалах и мог стать еще одним беспризорником. Не стал.
Глава семьи, вернувшись со смены на заводе, вынес вердикт: «Где четверо, там и пятому место найдется».
Что же до Шурочки (ныне ее именуют Александрой Тимофеевной Прохоровой), то была она в семье самой младшей, но уже довольно самостоятельной. Как-никак, четыре класса закончила, перешла в пятый. И вообще, в августе ей должно исполниться 11 лет. Вообще, Саша мечтала как можно скорее вырасти и, как ее сестра Аня, получить паспорт гражданина Советского Союза. А там... Что будет «там», девочка пока еще не задумывалась. Главное – вырасти скорее.
На летние каникулы младших детей планировали отправить во вторую смену в пионерский лагерь под Коломной. А пока они дружной стайкой отправлялись то на Воробьевы горы, то на Москва-реку, то еще куда. В воскресный день 22 июня с утра убежали в сад имени Баумана. Там в летнем кинотеатре шел новый грузинский фильм «Дарико» о революции и кавказских революционерах. Переполненные впечатлениями, прибежали домой, стали делиться с мамой. Но она остановила восторженный детский гвалт:
– Ребята, война.
И все изменилось с тех пор.
– Уже к вечеру, – вспоминает Александра Тимофеевна, – оголились полки продуктовых магазинов. Люди выстраивались в очередь и скупали все: соль, сахар, спички, консервы, крупу, макароны. Не исключаю, что и торговля стала придерживать продукты на складах…
Каждый день приносил все новые пугающие вести. Самой неприятной была та, что немецкие самолеты сначала поодиночке, а потом и стаями стали появляться в московском небе. Их отгоняли огнем зенитных батарей, атаками советских истребителей. Тем не менее бомбы на столицу то и дело падали. Фугасные, осколочные, зажигательные. С зажигалками боролись просто: сбрасывали с крыш либо тушили здесь же, в ящиках с песком. А еще для борьбы с вражеской авиацией каждый вечер поднимались в небо громадные туши воздушных аэростатов на тросах. Предполагалось, что они могут помешать прицельному бомбометанию и маневрированию фашистских самолетов.
– Кроме того, – вспоминает женщина, – окна в домах жильцы стали заклеивать крест-накрест полосками бумаги. Вопреки общепринятому мнению, это не спасало от близкой взрывной волны, но количество стеклянных осколков такие методы предосторожности все же убавляли. Еще на каждое окно устанавливали светомаскировочные шторы. Если ночные патрули замечали хотя бы лучик света, тут же навещали подозрительную квартиру.
Конечно, для ребят это было в какой-то мере интересно. Зачастую они проводили свой досуг на крыше, примеряя к неокрепшим рукам длинные металлические клещи, которыми рекомендовалось брать упавшие зажигательные бомбы и сбрасывать их вниз. Вопреки возражениям и протестам взрослых, некоторые прорывались сюда и во время авианалетов, дежурили вместе со старшими ребятами.
Впрочем, свободного времени у детворы оставалось не так уж много. Школы закрылись – как было объявлено, «до прояснения обстановки», однако из числа школьников были сформированы рабочие отряды.
– Под руководством нашей классной руководительницы Эрны Карловны Каценштейн мы отправлялись на Казанский вокзал, – вспоминает женщина. – Здесь, на товарной станции, разгружали вагоны с углем и даже деревоматериалами. И хорошо, если это были небольшие досочки. Мы их по двое поднимали. А вот если брус или столбик, то копошились возле них, как муравьи. И Эрна Карловна вместе с нами таскала тяжести. Уставали, как не знаю кто. И, выполнив задачу, усталые, чумазые, голодные плелись домой.
А обстановка на фронте продолжала тем временем ухудшаться. Уже вскоре на заводе имени М.И. Калинина, где трудился отец, была объявлена запись в ополчение.
– Папу в списки не включили, – говорит Александра Тимофеевна, – по нескольким причинам. Во-первых, на Гражданской войне он обморозил ноги, и ему были ампутированы пальцы. А во-вторых, был он токарем высочайшей квалификации. И такие специалисты на заводе, который по случаю войны перепрофилировали с выпуска турбинного оборудования на изготовление минометов, были на вес золота.
На это же предприятие, ставшее заводом № 720, устроилась работать старшая сестра Аня. Сюда же чуть позже пришла и Шура – на подсобные работы.
В цехах было все-таки теплее, чем на открытых всем ветрам железнодорожных платформах. Было тут и где спрятаться, если объявлялась воздушная тревога. Дело в том, что еще до начала войны по соседству с предприятием начали строить станцию метро «Новокузнецкая» – и чуть что, детей отправляли по деревянным сходням в подземелье. Но самое главное, здесь в обед кормили горячим супом, давали хороший кусок хлеба.
Правда, и на подсобных работах тоже приходилось нелегко – на руках и в тележках ребята доставляли к станкам железные болванки-заготовки, из которых токари вытачивали корпуса минометных снарядов. Готовые изделия те же подсобные рабочие отправляли потом на склад. И каждый, от мала до велика, знал: здесь реально помогают фронту, куют победу. А для этого нужно потерпеть, не жалеть ни сил, ни здоровья.
И терпели. Осенью, а потом и студеной зимой центральное отопление в Москве бездействовало. Устанавливать в комнатах буржуйки, как это делалось, скажем, в Ленинграде, решались немногие. Да и где их взять, эти печки? К тому же с появлением такого отопительного прибора возникали неизбежные проблемы – например, надо было как-то обеспечить отвод дыма, тягу, добыть топливо.
– Не знаю, как где, – говорит Александра Тимофеевна, – но в нашем доме ни у кого не было таких буржуек. Поэтому кутались, во что придется, надевали по несколько теплых вещей. Зато у нас не отключили электричество, даже газ иногда загорался.
Думали и о том, как помочь в суровые холода советскому солдату. И вот тут все в доме узнали, что тетя Саша (Александра Захаровна Кушке) умеет вязать двуперстные перчатки. Специально для стрелков из рукавички выводился, помимо большого пальца, как это принято, еще и указательный. И Александра Захаровна взялась обучить такому вязанию всех желающих. Она, выражаясь по-современному, стала проводить для жильцов мастер-классы. На них многие женщины и девочки научились обращаться с вязальными спицами, изготавливали из подручных материалов варежки, носки, другие изделия. А для бойцов Красной армии, защищавших столицу, собрали и отправили на фронт несколько посылок. И были там двуперстные перчатки, связанные совсем еще юной Шурочкой. Уроки тети Саши она помнит до сих пор.
Как помнит и постоянное чувство голода. Досыта поесть им не удавалось. Да это и немудрено. Ведь с питанием в Москве осенью и зимой сорок первого было, мягко говоря, плохо. Рабочим, в зависимости от категории, выдавали в день от 550 до 600 граммов хлеба в день. Служащим была определена норма в 450 граммов, а детям – 300 граммов. К тому же с определенного возраста ребенок приравнивался к категории иждивенцев, и норма срезалась. Понятно, что многие мальчишки и девчонки предпочли зарабатывать рабочий паек.
По карточкам также выделялись крупа, кое-какие жиры, даже сахар. Но – только раз в определенный отрезок времени и в мизерных количествах. Отоваривались карточки в магазинах по довоенным ценам. На черном же рынке можно было приобрести все что угодно. Но позволить себе такую покупку мог далеко не каждый. Оно и понятно. Месячной зарплаты даже на банку кильки могло не хватить. Спекулянтов ловили, говорят, даже расстреливали, однако нормы выдачи по карточкам от этого не увеличивались, а цены на базаре не снижались. Скорее, наоборот.
Что скрывать, после начала эвакуации и объявлении города на осадном положении ситуация складывалась не лучшим образом. Ходили противоречивые панические слухи, а кто-то готовился бежать из столицы за тридевять земель.
Кардинальным образом, считает Прохорова, настроения горожан изменились 6 ноября. В этот день состоялось тожественное собрание, посвященное годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Сталин выступил на нем с программной речью. Ее транслировали по радио.
– А на следующий день мы с ребятами с утра пораньше пошли на Красную площадь, – вспоминает Александра Тимофеевна. – И увидели, что все прилегающие к ней улицы заполнены солдатами и военной техникой. Видели, как готовятся к параду моряки в черных бушлатах и рослые, крепкие воины-сибиряки, одетые в белые, прямо-таки сияющие полушубки. Видели танки, зачехленные «Катюши», пушки, грузовики… Твердой поступью колонны шли и шли по брусчатке, а наши детские сердца с каждым их шагом наполнялись уверенностью: враг будет разбит, победа будет за нами!
Так это и произошло. Не сразу, конечно. Контрнаступление в судьбоносной битве под Москвой началось в декабре 41-го. И тогда до Великой Победы оставался еще долгий путь в три с половиной года. Ее добывали мужеством и героизмом на фронтах, ударным трудом на заводах, фабриках, на полях. Внесла в нее свой вклад и девочка по имени Александра, которая осталась работать на минометном заводе № 720 до самого конца войны.
Позже на этом же предприятии состоялась ее трудовая биография. На ордена Трудового Красного Знамени Московском насосном заводе имени М.И. Калинина она работала до выхода на пенсию в 1985 году. На заслуженный отдых ушла с медалью «Ветеран труда» с должности инженера-конструктора конструкторского бюро.
И тут же занялась общественной деятельностью. Долгое время работала в Совете ветеранов района Восточное Дегунино Северного административного округа столицы. Затем возглавила участок № 5 Совета ветеранов района Ново-Переделкино уже нашего, Западного округа. Да и сейчас то и дело беспокоят ее звонками коллеги по ветеранскому движению: кто-то совета просит, кто-то новостями делится… Так что по-прежнему в строю Александра Тимофеевна – замечательная женщина, одна из многих, по чьему детству катком прошлась война, фактически предопределив всю дальнейшую жизнь.
Александр Лёвин