Евгений Ткачук — Григорий Мелехов: «Жизнь — качели, у Шолохова в романе это грандиозно показано»
На телеканале Россия 1 завершился показ экранизации «Тихого Дона». В дни премьеры «Культура» встретилась с исполнителем главной роли Евгением Ткачуком.
культура: Как выдержали 10-месячный съемочный марафон в чистом поле?
Ткачук: Все решала подготовка. Каждый день начинался с четырехчасового грима это было что-то вроде инициации и ритуала, момент перехода. Пока клеили мелеховский нос, засыпал в кресле. И шел на площадку уже казаком... Главное — не подводили коллеги, это очень важно. Всем был дорог и близок шолоховский роман, ребята понимали: такие роли дается сыграть лишь раз в жизни.
культура: Как работали над образом?
Ткачук: В театре артист живет на общем плане — он должен менять характер игры, чтобы не терять контакта с залом. А в кадре главное — поиск собственных мотиваций. Если не решаешь внутреннюю проблему, становишься неинтересен. То, что цепляет душу, неизбежно «зеркалится» зрителям. Я старался быть честным и предельно конкретным в каждой сцене. Шолоховский герой не разбрасывается словами, и уж если говорит, то от сердца. Было важно сберечь внутреннюю правду. Мы тщательно разбирали текст на предварительных читках, но режиссерских установок «а попробуй-ка найди это или то» ни тогда, ни в поле не звучало.
культура: Не боитесь навсегда остаться для зрителей Григорием Мелеховым?
Ткачук: Для меня подобный вопрос не стоял, а если так, то и слава Богу!
культура: Заметно, что в «Тихом Доне» Ваш герой существует по иным правилам, чем окружение. Даже в эпизодах с Аксиньей Григорий чуть-чуть, да не с ней...
Ткачук: Верно. Для меня было важно смотреть за краешек кадра. Мелехов — прежде всего человек судьбы, в некотором роде заговоренный: знает наперед, стоит ли переть на рожон или переждать атаку.
культура: Инстинкт благородного хищника?
Ткачук: Казацкая чуйка. Григорий старается жить по правде, только нигде ее не находит. Вроде все обо всем договорились, и тут же вновь мир рассыпается. Да как же так — всюду клин? Где справедливость?
Он один готов стоять за общество, в котором брат идет на брата — каждый со своей правдой. Люди мельчают, становятся заложниками чужих интересов. А у него интерес один: увидел Аксинью — на душе полегчало, попал на войну — опять двадцать пять. Жизнь — качели, у Шолохова в романе это грандиозно показано.
культура: Метания между белыми и красными зарифмованы с роковой любовной страстью. Ни счастья, ни угла для Григория с Аксиньей нет. Этот факт определяет мелеховскую бездомность и неприкаянность...
Ткачук: Да, тут есть и обреченная любовь, и неутоленная страсть. Люди ходят по жизни кругами, то пересекаясь, то натыкаясь друг на друга. Рост человека в чем заключается? Чтобы найти свой путь, следует преодолевать самого себя как препятствие.
культура: А может быть, дело в том, что Мелехов чересчур привязан к Дону? Оторвался бы от корней — встретил мощного революционного лидера и пошел за ним в огонь и в воду.
Ткачук: Никуда бы он не делся, в конце концов свернул бы с этой дороги.
культура: Тут просматривается любопытный задний план. Начиная сниматься у Урсуляка, Вы завершили работу над двумя версиями «Бесов». В сериале Владимира Хотиненко сыграли тишайшего Шатова, в авторской картине Романа Шаляпина — неистового Верховенского.
Ткачук: Неумышленное совпадение. Мы начали снимать за два года до Хотиненко и закончили позже.
культура: Тем не менее Ваш звероподобный Петр Степанович завербовал бы буйного Григория Пантелеевича?
Ткачук: Да уж, мимо не прошел бы. У Достоевского на месте Мелехова оказывается Шатов — и Григория так же «шатает». Он никак не может понять: как же так, идем погибать за правое дело, а губим невинных... За что воюем? За право на убийство? Сначала ты выбираешь путь, затем он выбирает тебя, и выйти из игры на таких уровнях невозможно: свернешь в сторону — свято место немедленно займет кто-то еще, а тебя — в расход... Эту страшную тему первым затронул Велимир Хлебников, научившийся математически рассчитывать пространственно-временные координаты общественных беспорядков. Он спешил на место происшествия, пытался успокоить толпу.
культура: Экранизация Урсуляка внушает иллюзию: если бы не перебаламутивший народ 17-й год и кровавая Гражданская война, мы так и жили бы в «золотом веке»... А может быть, причина краха исторической России была проще: время деревенских кончилось, настало время городских, и Мелехов попал как кур в ощип, потому что не слинял с Дона?
Ткачук: Нет. Потому что восстал против истребления своего народа и, пролив кровь, не смог переступить через нее. И, что еще страшнее, остался в одиночестве. Для казаков служба царю была религиозным долгом. Монарха свергли при полной поддержке всех слоев образованного общества. Из донцов вынули дух, и все озверели. Устояли единицы, подобные Мелехову, но их это не спасло. Чем больше Григорий понимает, тем яростнее перемалывают его жернова.
Помните, прежде чем зарубить матросов, он стоит перед своим полчищем: вперед, шашки наголо! Ринулся в атаку и, пока летел, заметил, как небо над ним закрыла черная туча, а кромка света — метрах в пяти. И, забыв куда скачет, понял: во что бы то ни стало надо успеть туда. Успел, обернулся: все ли видят, как он вырвался из тьмы? А войско на месте — никто не двинулся... И он застыл, и туча обратно его заволокла, и в нем душа перевернулась: да что ж это, так я один? Начал рубить матросов — не мог остановиться. Обессилел, рухнул с коня на руки казакам, зарыдал: да убейте же меня, я больше не могу! Это апофеоз романа и моего образа — геройства и оголтелости, света и тьмы. Важно вырваться, высветиться... В такие мгновения ощущаешь себя титаном, способным перевернуть мир.
культура: И делаешься смертельно одинок.
Ткачук: Да, но в этот миг видишь всех очень ясно, понимаешь, прощаешь. Люди-то не поскакали за Григорием на пулеметы. А он знал, что пули не в него летят — потому что всей верой, всей правдой рвался вперед.
культура: И Вам открылся новый горизонт?
Ткачук: Да. Я задумал совершить революцию.
культура: Какого рода?
Ткачук: Революцию духа. Хотелось бы собрать единомышленников, создать передвижной конный театр и предпринять паломничество в глубь России. Идти три-четыре месяца — от донских степей до Омска — останавливаться в крупных городах. Давать спектакли, собирать попутчиков, аккумулировать коллективную творческую энергию, обретать язык для молитвы в форме новой народной песни, которая должна зазвучать в конце «крестного хода».
культура: Разделяя любовь к лошадям, замечу, что противно, когда их заставляют бегать по кругу, как собачонок. Они должны стать не только тягловой силой, но и актерской труппой?
Ткачук: Именно. Это животные очень честные, откровенные, при правильной дрессуре способные на удивительные вещи. Пока в моем театре «служат» три коня, они стоят в станице Вёшенской. А чтобы достичь определенной энергетики, нужно не менее двадцати пяти.
культура: О чем собираетесь помолиться в Омске?
Ткачук: О том, чтобы все были счастливы.