«На палубе строки»

В Москве подведены итоги престижного литературного конкурса «Русская речь». В тройку лучших вошел поэт из Байконура Канат Кулахметов.

Нашу беседу он начал сам: «Я родился и рос в лучших казахских традициях в простой казахской семье, которая исключительно думает и разговаривает только на казахском языке. Я проучился одиннадцать лет в средней казахской школе имени Абая Кунанбаева. В общем, среда общения была казахская. Но, тем не менее, стихи пишу почему-то на русском. На вопрос «почему?», у меня нет ответа. Я не однажды думал об этом, но ответа так и не нашел. Теперь попытаюсь ответить на ваши вопросы».

— Канат, признайтесь, что значит для вас эта победа?

— Любая победа, конечно, имеет значение. Но это не является самоцелью в моем случае. Стихи пишут не для побед, а для чего-то другого, хотелось бы в это верить. А конкурс — простая проверка своих возможностей на литературном поприще, то есть желание получить ту или иную оценку от профессиональных писателей, что входят в состав жюри подобных конкурсов.

— Достижения вдохновляют вас, повышают самооценку?

— Да, безусловно, вдохновляют. И на самооценку влияют тоже положительно!

— А вы могли бы описать свою музу? Какая она?

— Она капризная женщина. Посещает меня не так часто, как хотелось бы. Поэтому пишу мало. Я не такой бойкий и прыткий сочинитель, как многие.

— Припомните, когда поэзия впервые вошла в вашу жизнь?

— Рифмовал я еще с детства. Тогда даже еще писать не умел. А после того, как научился писать, какие-то строчки начали сами ложиться на белизну бумаги.

— О чем было первое написанное стихотворение?

— Как сейчас помню, про весну:

Снег растаял.

Теплее стало.

Ярче солнышко блистало.

Везде тюльпаны расцвели.

Сайгаки мчатся по степи.

И что-то тому подобное, помню, лепетал. Хорошо, что тетради тех лет не сохранились!

— В числе своих духовников вы часто называете Лермонтова, Ахматову, Цветаеву. Чем они близки вам?

— Первым моим поэтом был Лермонтов. Он мне казался более родным, своим, таким же ребенком, как я, нежели Пушкин с его взрослым взглядом на вещи. От Лермонтова ко мне перешла любовь к горам (не люблю море) и к Кавказу. Но не Лермонтов привил мне любовь к поэзии и послужил причиной сочинительства стихов. Сочинять я начал после появления в моей жизни поэтов Есенина и Маяковского. Мне очень нравились нежный и буйный Есенин и грубый, громогласный Маяковский, чьи стихи мне казались грудой железа. Однако и тогда я еще не думал серьезно заниматься сочинительством, пока не прочитал стихов Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, которые, как правое и левое крыло, подняли меня над суетою жизни и заставили пересмотреть, поменять свой взгляд на вещи. Потом появилась Белла Ахмадулина (это было уже в студенческие годы), моя самая страстная любовь. В Ахмадулиной, можно сказать, я нашел если не себя, то родственную душу. Ее взгляд сверху вниз, как правило, на грязь, что есть в душах некоторых людей, мне очень близок.

— Вы, судя по вашим стихам, приверженец классического стиля. Как относитесь ко всякого рода изысканиям в поэзии вроде твердых форм или стишков-пирожков из Сети?

— Я ко всем формам и проявлениям, стилям письма поэзии отношусь равнодушно. Об этом так много говорят, особенно поэты-филологи и поэты-лингвисты, что мне даже не интересно. Поэзия разная, и это не есть плохо.

— Профессия инженера не конфликтует с поэтическим мировоззрением?

— Они никак не пересекаются. Можно сказать, во мне нет инженера. Я поэт, и я несу себя как поэт. Везде. Всюду.

— Вы нередко публикуетесь в России, скажите, поэт там по-прежнему больше, чем поэт?

— Я не совсем понимаю эту фразу Евтушенко. Что значит «больше, чем поэт»?! Если больше, значит, он не поэт, а что-то другое, я так думаю. Вообще, поэт, и этого достаточно. С поэзией в России дела обстоят намного хуже, чем с прозой. Люди сегодня больше любят читать прозу, чем стихи. И это печально. Но пока есть девочки, не все потеряно. Потому что главные читатели стихов — девочки. В основном стихи читают они. А некоторые даже пишут.

— А в Казахстане как?

— В Казахстане то же самое, те же проблемы. Как-то не хочется говорить о грустном.

— Вы, как поэт, чувствуете востребованность на родине?

— К сожалению, нет. И это тоже нормальный процесс. Я не делаю из этого трагедию. Вообще, нужды в читателе я не испытываю. И читателя у меня нет. Мой читатель — это будущее. В будущем, может, даже ваши внуки, почему бы и нет, а то и дети будут по всем прилавкам искать, спрашивать мои стихи. Я это знаю.

— Кто поддержал вас на заре творчества?

— К сожалению, никто. Даже мои родители не понимали, зачем я пишу стихи. И по этому поводу мы часто ссорились. Сейчас дела обстоят иначе. Родители радуются моим публикациям, успехам! Гордятся мной!

— Вы вращаетесь в поэтических кругах? Как относитесь к тусовкам молодых поэтов?

— Поскольку я живу в небольшом закрытом городе, у меня нет таковой среды. Но когда бываю в Алматы, встречаюсь с молодыми авторами, что интересны мне.

— Существуют ли для вас образцы высокого уровня в казахстанской поэзии?

— Да, безусловно. Из старшего поколения Олжас Сулейменов и Мухтар Шаханов. Из ровесников отметил бы Ербола Жумагулова, Юрия Серебрянского, Жанар Секербаеву и Алию Кадырову.

— «Поэтом можешь ты не быть…», помните? Ваша гражданская позиция находит отражение в ваших стихах?

— В каких-то текстах, да. Но их немного.

— У вас есть сборники стихов? Считаете ли вы их мерилом успешности?

— Я никогда не стремился издать книгу. У меня не будет семь томов книг, десять, одиннадцать. Вся моя жизнь — это работа на одну книгу. Я не понимаю людей, которые много пишут, много издают, много снимают, много ставят спектаклей, кино, сериалов, выпускают альбомы, диски только ради того, чтобы делать. Они меня пугают. Книга будет. И она будет одна. Истосковавшийся по русской речи молодой человек, который непременно придет завтра.

— Когда-нибудь представляли свою жизнь без поэзии? Какой бы она была?

— Никогда об этом не думал. Если бы не был поэтом, писал бы прозу. Скорее всего, выучил бы французский и уехал бы жить в Париж, работать переводчиком.

— А творческие кризисы вам знакомы? Как боретесь с состоянием «не пишется»?

— Не писать — мое нормальное состояние. По этому поводу никогда не переживал, не тосковал по перу и листу бумаги. Пишу редко, и зачастую глубокой ночью. Только ночью я обретаю гармонию с собой, с космосом, мирозданием, со Вселенной. Люблю писать долго.

— Вы склонны драматизировать участь поэта?

— Участь поэта, как и любого художника, — любить, страдать, стареть. Именно по этим трем принципам я складываю свою жизнь.

Беседовал Евгений ЛУМПОВ

Белле Ахмадулиной

Три ночи и три дня цвела, росла, болела

Сирень в уме, в мозгу — язык на слово скуп —

И сгинула уже… Прошу прощенья, Белла,

Что я в такую рань, черт знает, что несу.

Сирени куст в уме благоухал и длился

Весь день, всю ночь. Куда мою сирень несло?

То ль снилась мне сирень, иль я сирени снился?

И кто из нас двоих звал под свое крыло?

Искусница сирень, черемухи подруга,

Поила и рекла и навлекла беду

На голову свою. Как камень изумруда,

Мутно-зеленый пруд унес сирень ко дну.

Напрасно извела себя на ночь, корпела.

Восполнит ли пробел мой бесполезный труд.

Твой долг всегда высок. Прошу прощенья, Белла!

Сбылось все, что рекла. Ушла в глубокий пруд.

Однажды на правах сна явишься из мрака.

Озябшая, одна потянешься к теплу.

Не весело тебе, несчастная. Однако

Завидую тебе, схороненной в пруду.

Вечнозеленый пруд сообщник, соучастник

Сирени и луны. На палубе строки,

Как словом не крути, мне с ней не повстречаться,

И тонет мой словарь, пуская пузырьки.

Инфодосье:

Канат Канака (литературный псевдоним). Поэт. 31 год. По образованию — инженер-эксперт.

Печатался в журналах: «Московский Парнас» (2010), «Москва» (2013), «Новая Юность» (2014), «Вайнах» (2014), «Книголюб» (2014), «Журнал Поэтов» (2015), «Квадрига Аполлона» (2015), «Новая реальность» (2015), «Наше поколение» (2015), сборник «Новые писатели — 2014» (2014). Участник ХІІІ форума молодых писателей России и стран СНГ в Липках.