Рамиро Рамирес: Скоропортящаяся продукция
- Иллюстрация: Corbis/East News
~ Перевод c испанского: Анна Денисова
Сколько лет минуло, а это не проходит. Я могу замереть у себя на кухне или в проходе между полками супермаркета, без разницы. Я вспоминаю эту историю каждый раз, когда смотрю на срок годности продукта. Может, кто-то из вас меня видел: высокий, чуть сгорбленный мужчина, держащий в руках банку консервированного тунца, пакет молока или другой скоропортящийся продукт. Не знаю, долго ли я пребываю в прострации. Наверное, долго, потому что меня не раз спрашивали: «Что с вами? Вам плохо?» «Нет, все в порядке», — резко отвечаю я, как бы с раздражением. На самом деле мне просто стыдно. Я просто изучаю срок годности продукции.
Я связал свою жизнь с этим бизнесом совсем неожиданно. В тот день я не думал искать работу. Я спускался по больничной лестнице, держась рукой за стену. Не земля ходила ходуном у меня под ногами — это я дрожал: меня выписали умирать. «Месяцев пять, может шесть», — так сказала докторша, коснувшись моей руки своими длинными тонкими пальцами. Когда я вышел на улицу, кто-то сунул мне в руки карточку. Я положил ее в карман рубашки и пошел дальше. Я не смотрел, что там написано: меня это совершенно не интересовало. В мозгу крутились слова «месяцев пять, может, шесть».
Я рассмотрел карточку потом, когда освобождал карманы рубашки перед тем как сдать ее в прачечную. Голубая картонка, внизу изображена тележка, как в супермаркете, адрес и номер телефона. Надпись на карточке гласила:
«Нашему супермаркету "Х.К." необходимы такие люди, как Вы».
Такие, как я? Я не собирался помирать, нет. Мне срочно нужны были деньги. Силы у меня были. Я бросил муниципальную школу, куда накануне устроился работать преподавателем философии, и отправился трудоустраиваться в супермаркет. Пройдя собеседование, длившееся не более пяти минут, я обрел новую работу. Работа была почасовая: сколько отработаешь, столько тебе и заплатят. Я полгода проработал буквально за гроши, когда у меня была, так сказать, вся жизнь впереди, а тут, перед смертью, стал зарабатывать в два раза больше, раскладывая по полкам молочные продукты.
Все стало налаживаться вопреки ожиданиям. Все пошло как по маслу. Болезнь моя, вопреки мрачным прогнозам, неожиданно вступила в стадию ремиссии. Есть такое понятие — спонтанное ингибирование опухоли (С.И.О.): рак вдруг перестает вгрызаться в новые области организма. Я быстро привык к своему новому статусу: человек в белом халате, но не врач.
Потом я узнал, что мое трудоустройство объяснялось вовсе не чудом, а законом 18.603 из нового трудового кодекса. Неизлечимые больные называли этот закон «шестьсот третьим».
Вкратце: там прописан ряд льгот для работодателей, чтобы поощрить их к найму безнадежных больных, которые пока еще не утратили трудоспособности. Чтобы они не ходили по инстанциям, не досаждали чиновникам, а работали, пока живы. 40% зарплаты таких работников финансировалось из государственного бюджета, а работодатели освобождались от выплаты страховки по безработице, части налогов и выплат по несчастным случаям.
Работодателям этот закон был очень выгоден: они многое выигрывали и при этом ничего не теряли, за исключением своих сотрудников, конечно. В конце концов рабочие места умерших займут новые больные. Жизнь не стоит на месте... Вернее сказать, смерть. Вот, к примеру, того сотрудника, что сунул мне в руки карточку на выходе из больницы, я больше никогда не видел. Ему, приходившему на сеансы химиотерапии, платили за вербовку новых сотрудников из числа больных в терминальной стадии. Его самого тоже когда-то завербовал такой же обреченный при сходных обстоятельствах. Этого первого вербовщика мне увидеть не довелось. Голубые карточки супермаркета «Х.К.» переходили из рук в руки, словно эстафета в забеге «четыре по сто метров».
Дело в том, что мой работодатель досконально знал и максимально использовал малоизвестный и еще менее понятный шестьсот третий закон. Закон полезный, но политически некорректный. В его основу была положена трактовка работы как жизненно важной скрепы между личностью и обществом. То, что казалось эзотерическим словоблудием, нашло подтверждение в виде статистических данных. Различные исследования, проведенные как на государственных, так и на частных предприятиях, дали одинаковые результаты: среди безработных выше процент смертельных заболеваний. Кроме того, пациенты, получавшие лучший уход в медицинских стационарах, жили не дольше, чем больные, лечившиеся амбулаторно и продолжавшие трудовую деятельность. Больницу стали рассматривать как анахронизм, как заведение, сохранившееся лишь в силу общественных традиций и благодаря усилиям власть имущих.
Социалисты в парламенте говорили о том, что этот закон открывает путь новым зловещим формам эксплуатации. Социалистов поддерживали больничные профсоюзы, которым вовсе не улыбалось остаться без пациентов.
Было несколько попыток отмены шестьсот третьего закона. Дорога в ад вымощена благими намерениями. Неизвестно, какой расклад мнений наблюдается у обитателей потустороннего мира: там нет небесных цензов, мы не знаем результатов адских экзитполов, у нас нет маркетинговых исследований чистилища. Средний показатель всегда так важен, так пусть нам помогут составить представление о существующем положении вещей.
Как и следовало ожидать, в супермаркете «Х.К.» была большая ротация персонала: каждый месяц уходили одни сотрудники и прибывали новые. В силу этого обстоятельства опытные работники очень ценились. Я относительно легко переходил с одной должности на другую. Отработав два месяца в секции «Товары для дома», я был назначен заведующим секцией скоропортящейся продукции. На этом посту я и трудился, когда интуиция подсказала мне идею, позволившую придать новый импульс развитию нашего бизнеса.
Продвигаясь по служебной лестнице, я брал на себя все больше ответственности и постепенно входил в курс финансовых дел супермаркета, которые оставляли желать лучшего. Некоторые наши партнеры уже начали приостанавливать поставки продукции. Долги и конкуренты загнали нас в угол. Хозяин супермаркета, Хайме К., не отличался творческим потенциалом. За исключением досконального знания закона «шестьсот три», который им использовался на все 100%, Хайме ничем не выделялся среди остальных сотрудников.
Накануне производственного совещания в один из апрельских понедельников 93 года в нашем коллективе открыто обсуждалась перспектива банкротства супермаркета «Х.К.». Я очень-очень нервничал. Моим начальником был не только Хайме; они все были моими начальниками. Производственные совещания проводились в стеклянном помещении на антресолях над торговым залом сбоку. Этот зал также использовался в качестве пункта слежения, поскольку оттуда можно было наблюдать и контролировать все перемещения внутри супермаркета. А снизу нельзя было видеть, что происходит в стеклянном зале: зеркальные окна отражали любопытные взгляды. Неизлечимый больной в моем лице впервые переступал порог этого помещения. Дело не в дискриминации. Просто выходило так, что принятые по шестьсот третьему закону работники никогда не дорастали до руководящих должностей и не становились заведующими. А на производственных совещаниях, помимо сотрудников службы безопасности, присутствовали только заведующие отделами.
— Вперед и выше! — сказал мне в то утро Хайме К. — Смелей! — добавил он, видя мою нерешительность. — Повысили тебя — так поднимайся!
И вот я впервые поднимаюсь вместе с другими заведующими по узкой и грязной винтовой лестнице, ведущей в стеклянный зал.
В этот момент обсуждалось поступившее от конкурирующей сети предложение выкупить наш супермаркет. Я слушал и смотрел по сторонам. Никогда еще я не видел супермаркет сверху. С такой высоты все выглядело хрупким и незначительным. Я должен был озвучить идею, крутившуюся у меня в голове, сейчас или никогда. Да, но как? Ведь я заранее ничего не обдумывал. Однако вдруг я услышал свой голос:
— Хайме!
Все оглянулись на меня. Они были удивлены не меньше,
чем я сам.
— Хайме! — повторил я.
Хайме кивнул: мол, говори. Все замолчали. Сцена, наверное, была такая: я стою, они сидят в ожидании. Стеклянный зал превратился в школьный класс, и знакомая обстановка придала мне уверенность.
— В воскресенье истекает срок годности восьмисот литров молочной продукции и тысячи пятисот упаковок йогуртов. Я предлагаю найти им достойное применение, а не поступать так, как мы обычно поступаем каждую неделю.
— Ты о чем? — спросил хозяин.
Переживая из-за долгов, он выглядел даже хуже, чем мои безнадежно больные коллеги: Хайме похудел, осунулся, под глазами выступили синяки.
— Я предлагаю бесплатно раздать их покупателям при условии потребления продукции прямо здесь, в супермаркете. Мы поставим шатер на парковочной площадке и устроим большой семейный праздник. Вся молочная продукция — бесплатно. Кроме того, шоколадки, печенье или мороженое с истекающими сроками годности мы выставим на продажу за полцены или даже будем раздавать бесплатно.
— За полцены — это не бизнес, — проворчал шеф.
— А что мы выиграем, если вывезем просроченную продукцию на помойку? — спросил я. — Разница только в том, что мы приобретем счастливых и благодарных клиентов. Давайте покажем и клиентам, и конкурентам, что у нас все хорошо. Настолько хорошо, что мы можем себе позволить раздаривать продукты!
Вечером, перед закрытием супермаркета Хайме К. подошел ко мне и сказал:
— Действуй, ты будешь в любом случае ответственным за это мероприятие. Если успех — хорошо, а если провал, то... — и он подбородком указал на дверь.
Если бы не Сесилия, то меня бы непременно вышвырнули на улицу через эту дверь. Хоть идея с пользой реализовать продукцию с истекающим сроком годности была моя, именно Сесилия воплотила ее в жизнь. Сесилия была из тех людей, которые умеют извлечь максимум позитива из всего, что их окружает, и во всем найти лучшую сторону. Она единственная из всех сотрудников, нанятых по закону 603, которая не начинала работу в супермаркете с самых низких ставок. Она узнала о своей болезни, когда начинала карьеру дизайнера. Как-то раз я проходил мимо кабинета Хайме и услышал, как Сесилия говорила шефу:
— Нет, я не буду подписывать контракт на должность мерчендайзера. Я вам нужна здесь в другом качестве.
И это действительно было так. В нашем мире иллюзий, выгодных форматов и красочных презентаций супермаркет «Х.К.» выглядел как маргинал: грязный, неухоженный, темный. Такой магазин хотелось обойти стороной. Не только я один поддержал Сесилию. Даже кассирши сказали Хайме, что магазин похож на прибежище малолетнего наркомана. Хозяин с неохотой взял Сесилию на работу, пробурчав:
— Это все равно что тратить деньги на макияж.... Естественно, бюджет он ей выделил минимальный. Сесилия создавала из картона с помощью кисти то, что другие дизайнеры делают с помощью современной компьютерной графики. Мы переставили несколько прилавков, чтобы улучшить перспективу. Серые стены перекрасили в сине-голубые цвета, напоминающие море. Несмотря на тонны мусора, выбрасываемого в море, оно продолжает оставаться чистым, — так рассуждала Сесилия. Эти переделки плюс новые светильники и зеркала, зрительно увеличивающие проходы между стеллажами, преобразили супермаркет «Х.К.» до неузнаваемости: из маленького, темного и грязного мирка он превратился в чистую светлую планету, голубую и сияющую — как Земля, если смотреть на нее из космоса.
Вот уж где Сесилия и впрямь оказалась незаменимой — это при подготовке к празднику. У нас оставалась неделя на рекламную кампанию и все приготовления.
В тот же вечер Сесилия стала разрабатывать стратегию. На следующий день мы получили от нее инструкции по оформлению помещения. Она принесла разноцветные воздушные шары и повсюду развесила плакаты «БОЛЬШОЙ ПРАЗДНИК». Она придумала дизайн приглашений, которые мы распространили по району. Сесилия хотела, чтобы эти листовки были похожи на персональные приглашения.
— Это, — сказала она, размахивая прямоугольной карточкой, — семейный документ, это приглашение на церемонию, где будет провозглашен союз супермаркета «Х.К.» и его клиентов, пока смерть не разлучит их.
Сесилия как в воду глядела.
Она сшила кассиршам специальные фартуки и придумала карнавальные маски животных для всего персонала. Сама она на празднике была крестной феей в трико и балетной пачке. Она дарила детям сласти и шоколадки, касаясь их голов волшебной палочкой, на кончике которой сияла звезда. У меня нет слов, чтобы описать этот праздник. Это был полный триумф! Нам даже пришлось вызвать карабинеров, чтобы они упорядочили толпу клиентов. Мы-то думали, что зайдет от скуки несколько домохозяек со своими отпрысками, однако пришли все. Семьи явились в полном составе: папа, мама, дети, бабушка и даже домашние животные. Забрели скучающие подростки, не понимавшие сути происходящего. Были и одинокие посетители — мужчины и женщины, влачившие свое одиночество, словно пустую корзину для покупок.
И это было только начало. Я в маске слона был вне себя от восторга. Охваченный бурной толстокожей радостью, я бегал и скакал вдоль проходов между полками, тряс гигантскими ушами и серым хоботом, вызывая у детворы приступы смеха. Самые юные посетители, обалдев от возможности неограниченного доступа ко всяческим сластям, шоколадкам и печенюшкам, громко смеялись по любому поводу. Их влажные зрачки сияли. Крича и хохоча, они, тем не менее, беспрестанно ели, то и дело утирая слюни, сбегавшие с уголков рта. Дети словно очутились в сказке, где шоколадные солдатики стерегут пряничные зáмки.
— Дядя! Тетя! А можно мне еще? — кричали дети.
— Конечно, малыш. Бери, сколько хочешь, — ласково отвечали дядя-слон и тетя-фея.
Дети на секунду недоверчиво замирали, а потом набрасывались на лакомства с кисло-сладким привкусом, который бывает у продукции с истекающим сроком годности.
Итак, мы осознали свою нишу на рынке: скоропортящаяся продукция. Через несколько дней Хайме К. назначил меня коммерческим директором. Я создал отличную рабочую группу, которая буквально преобразила наш супермаркет.
Через неделю после праздника у Сесилии случился серьезный рецидив болезни. Наша крестная фея попала в больницу, в отделение интенсивной терапии. Я в своем фирменном белом халате с логотипом «Х.К.» открыл дверь в ее палату.
— Странно, — сказала мне Сесилия, — я всегда так любила все приводить в порядок, все украшать, будь то вазочка для цветов или мамин день рождения. Но мне так и не удалось наладить собственную жизнь.
— Так всегда бывает с красивыми девочками, — ответил я. — С теми, что прекрасно выглядят в любом наряде... — тут я замолк на несколько секунд, но она уже меня не слушала.
Я позвал медсестру.
Мы стали не просто успешным проектом — мы создали новую отрасль в бизнесе: супермаркет распродаж. Нашу целевую аудиторию составляли клиенты, покупавшие продукты для немедленной реализации. Мы стали магазином для тех, кто не покупает впрок. Для таких клиентов наши цены были безальтернативными. Другие супермаркеты, имевшие на балансе продукты с истекающим сроком годности, звонили и предлагали нам приобрести ее за бесценок, чтобы не выбрасывать на свалку. Крупные сети супермаркетов стали нашими основными поставщиками. Мы были промежуточным звеном между ними и помойкой. Вся наша продукция маркировалась этикетками с указанием срока годности на самом видном месте: консервы хранятся неделю, яйца и молоко — 3-4 дня, и так далее (мясо, фрукты, овощи). Самая сложная координация, достойная бригады десанта специального назначения, была в секции рыбы и морепродуктов. Наши фургоны с эмблемой «Х.К.» выезжали в пять утра в рыбный порт. Там за бесценок приобретался товар со сроком годности, истекающим к вечеру. Итак, закупаем товар, привозим, выкладываем на прилавки, продаем, выбрасываем отходы и вновь закупаем. Весь цикл занимает сутки. Товар циркулировал по магазину, словно пища в организме. В ту пору экономическая санация предприятия и здоровье наших работников синхронно пошли в гору. Мы — команда, и никто не хотел упустить прибыль за год. Для многих это была партия всей жизни, поистине Большой Финал.
Долги были практически погашены, когда вдруг сбой механизма сгенерировал катастрофу. Наш хозяин, несмотря на стабильный рост продаж, по-прежнему плохо выглядел. Прошел слух, что это обусловлено не финансовыми трудностями, а состоянием его здоровья. Хайме К. был болен, тяжело болен, безнадежно болен. Мы связывали его состояние с трудностями в работе магазина, и сначала никто не обращал внимания на его понурый вид и постоянно плохое настроение. Сам он то и дело причитал: «Этот бизнес меня в могилу сведет...». Когда выяснилась причина его состояния, было уже слишком поздно.
Узнав о его смерти, мы поступили, как принято: объявили траур и закрыли магазин. А наутро после похорон мы открыли двери супермаркета, исполненные решимости трудиться с энтузиазмом. В пять вечера пошли первые рекламации. Предпринимать что-либо было поздно.
День траура стал днем нашего фиаско. Так как магазин закрылся вечером того дня, когда умер Хайме К., и не работал до полудня после похорон, наши мерчендайзеры, раскладывающие товары по полкам в начале и в конце рабочего дня, не смогли выполнить свои обязанности. И ни один продавец не обратил внимания на то, что морепродукты пролежали на прилавке со вчерашнего дня. Весь день мы продавали просроченную рыбу и морепродукты.
Власти не упустили шанс покарать нас по полной программе. Магазин и раньше был для них бельмом на глазу. Начались санитарные проверки, и магазин закрыли. Наш супермаркет приказал долго жить, как и скоропортящаяся продукция в холодильных прилавках. Двери супермаркета «Х.К.» закрылись навсегда.
Я растерял связи с бывшими коллегами. Когда я решил обзвонить их, чтобы рассказать о прочитанном в газете объявлении об открытии нового филиала супермаркета, мои собеседники на том конце провода понижали голос и говорили, что такой-то, к сожалению, скончался. Я отправился на прием к своей докторше в надежде на то, что моя болезнь прогрессирует. Но обследование показало, что все по-прежнему. У меня было ощущение, что я нахожусь на перепутье между тем и этим светом. Я было решил последовать за своими сослуживцами, трудоустроенными по шестьсот третьему закону. Однажды ночью, когда я так и не решился принять горсть соблазнительных розовых таблеточек, мне приснилась наша крестная фея Сесилия. Я шел по лесу и вдруг услышал вдали шум празднества. Поскольку дело было ночью, я шел на голоса, звуки музыки и треньканье бокалов. Вдруг передо мной открылась полянка, освещенная воткнутыми в землю факелами и красными фонариками, свисавшими с деревьев. Какая-то женщина расставляла бокалы на длинном, накрытым белой скатертью столе. Это была Сесилия. Она удивленно взглянула на меня и, ничего не сказав, продолжала накрывать на стол. Я обиделся, что она не позвала меня на праздник и даже не подошла поздороваться.
— Сесилия! — закричал я. И тут видение растаяло, растворилось в холодном лесном воздухе.
— Значит, вы имеете опыт работы в супермаркете? — спросил меня сотрудник отдела кадров.
— В супермаркете «Х.К.».
— Не знаю такого, — сказал кадровик, недоверчиво изучая мое резюме.
— Его уже не существует.
— Чем конкретно вы занимались в этом супермаркете?
— Скоропортящейся продукцией. Я заведовал отделом скоропортящейся продукции.