Сын фермера, наборщик в газете. Как Чарльз Доу придумал биржевые индексы

Первая биржевая газета писалась от руки и рассылалась при помощи телеграфа. А когда у нее появилась печатная версия?

Индекс Доу — Джонса впервые был опубликован в 1896 году. Но наблюдать за биржевыми торгами, ежедневно публиковать их результаты и анализировать закономерности Чарльз Доу и Эдвард Джонс начали как минимум за 13 лет до этого. О том, как это было, — в материале автора канала «история экономики» Александра Иванова.

Сэмюэла Боулза, издателя из богом забытого Спрингфилда, считают чуть ли не отцом американской прессы, а издаваемая им с 1844 года The Springfield Republican стала, как считают историки, моделью для всех других газет Америки. Боулз и в самом деле был великим издателем и блестящим журналистом, но, кроме этого, еще и великим педагогом — его подопечные со временем возглавили The New York Times и The Boston Post. Словом, наш герой, Чарльз Доу, вытянул счастливый билет, оказавшись в 16 лет наборщиком в типографии Боулза. Надо сказать, что стартовый капитал, с которым Чарльз Доу вышел в самостоятельную жизнь, был не просто скромен — он был крайне скуден: школу Доу окончить не удалось, так как ему было шесть, когда умер его отец-фермер, и Доу, старший из братьев, впрягся в непосильную и часто физически невыполнимую для ребенка работу, пробуя как-то сохранить на ладан дышащее хозяйство.

Чарльз честно отдал семье десять лет своей жизни. Школа его сильно интересовала и влекла, но за эти десять лет он посещал ее крайне редко, осваивая сложные науки вроде чтения, письма и счета самостоятельно.

В 16 лет он решил, что с него такой жизни хватит (позже он говорил, что ни одной минуты не мечтал стать фермером). Так он оказался в Спрингфилде и стал работать в типографии — ему показалась прекрасной идея быть причастным к такому замечательному делу, как издание газеты.

Почему Боулз выделил этого малограмотного мальчугана среди прочих и решил сделать из него журналиста — бог знает, вот только глаз у Боулза на талантливых и трудолюбивых был наметан. Уже через несколько месяцев его коллега говорил о Доу, что «он излагает свои мысли как настоящий профессор» — настолько ясен и четок оказался его язык.

Сам Доу вспоминал, что Боулз научил его главному правилу, которому он будет следовать всю жизнь, — «читателю нужна правда». Да-да, знаем, что есть и противоположная концепция (носители которой живы и сегодня, успешно плодятся, множатся и кормятся), более того, в конце XIX века внутри журналистского и издательского сообщества будут вестись бурные дискуссии о том, обязан ли журналист всегда, в любых обстоятельствах говорить правду и только правду, так как в этом есть его долг перед обществом. Лидер представителей этого крыла, венгерский еврей Джозеф Пулитцер, оставит по себе не только добрую память — его имя будет увековечено в названии премии за лучшую журналистскую работу. Лидер другого направления, Уильям Херст, крайне цинично излагал свой взгляд на вещи: по его мнению, хорошее издание от плохого отличает исключительно тираж, тираж — вот тот бог, ради которого можно идти на любые жертвы — подтасовки, фальсификации, самое беззастенчивое вранье и, конечно же, смакование кровавых или мерзких подробностей. Херст, сын и наследник капиталов горнодобытчика, одного из богатейших людей страны, в средствах был практически не ограничен, на него работали «золотые перья» Америки (в том числе Марк Твен). Одно время Херст и Пулитцер соревновались в перекупке друг у друга журналистов целыми редакциями — понятно, верх одержал наследник гигантских капиталов Херст.

Что касается самих подходов к тому, что есть настоящая журналистика — служение обществу или гонка за тиражом без стеснения в средствах, — то тут, пожалуй, будет зафиксирована ничья. Споры о том, что есть журналистика, никуда не ушли из нашей жизни, и оба подхода к содержанию прессы сосуществуют по сей день.

Может показаться странным, но и у того, и другого типа изданий есть своя преданная аудитория. Это притом, что даже самим читателя очевидно: «пресса по Херсту» не дает достоверных сведений (лжет и сочиняет), однако и у нее есть свои фанатично преданные поклонники, готовые платить именно за захватывающие фейки.

Впрочем, Доу получил от Боулза, которого и сам Пулитцер считал одним из своих кумиров, прививку от фальсификаций, более того, он не стал бы тем, кем стал, если бы не идея говорить правду воплотилась в его жизненный принцип.

Говорят, именно период работы Доу в The Springfield Republican ознаменовался рождением американской деловой журналистики, — может быть, и так — кажется, Доу в самом деле был первым, кто начал писать про бизнес.

Вот только об этом за пределами маленького Спрингфилда, даже притом, что именно там делается лучшее в стране оружие, проводит свои эксперименты с резиной Чарльз Гудиер и создается «первый безлошадный экипаж» (то есть писать Доу было о чем), мало кто мог узнать.

И в какой-то момент Боулз «благословляет» сделанного им из ничего журналиста на переход в куда более заметное издание — Доу переезжает в Провиденс на Род-Айленде, в то время промышленный центр, один из крупнейших городов страны с одним из крупнейших портов.

В местной газете Доу блеснул очерками по истории бизнеса этого города, причем надо заметить, что история, о которой писал Доу, не была древней (древней в Америке того времени было просто неоткуда взяться). Он писал о том, что происходило у всех на глазах, о местных заводах паровых машин, об истории морских перевозок между Провиденсом и Нью-Йорком — словом, описывал события, которые публика воспринимала с живым интересом, так как многие из читателей либо лично, либо через воспоминания соседей, друзей или отцов были свидетелями и даже участниками этих созиданий.

Статьи Доу, объединенные в книги, приносят ему некоторую известность за пределами Род-Айленда: в те годы (в отличие от нынешних) книга приносила неплохой гонорар, во всяком случае больший, чем журналистика. Доу просто подрабатывает, но позже окажется, что в его карьере сыграет роль то, что книги совершенно справедливо создадут ему имидж человека, который умеет писать о бизнесе понятно и захватывающе.

Остается за кадром то, как и сколько всё это время Доу работает над собой, преодолевая яму, которая отделяет мальчишку, не получившего школьного образования, от журналиста, сильной стороной которого становится не только ясность изложения, но и эрудиция, образность и яркость речи. Понятно, что это титанический труд, но мы об этой стороне его жизни ничего не знаем, и сам Доу никогда об этом не расскажет, гордого «I’m a self-made man» от него никто и никогда не услышит.

В местном издании Доу знакомится с Эдвардом Джонсом, который в сравнении с не закончившим школу Доу выглядел профессором — у него за плечами не только лучшая из школ штата, но даже один курс университета, который Джонс бросил ради репортерской работы.

Увлечение Доу экономикой и его известность за пределами Провиденса — следствие написанных книг — вскоре дали неожиданный результат: он оказался в числе журналистов, которые сопровождали «акул» с Уолл-стрит во время поездки в Колорадо, где тогда в разгаре была серебряная лихорадка. Из поездки Доу вернулся с новой серией статей, которые обсуждали и читали за пределами Провиденса, и с четким пониманием того, что ему интересен мир Уолл-стрит и что биржевая аналитика — именно то, о чем он мечтает.

И Доу движется в сторону мечты — в Нью-Йорк. В поездке по Колорадо он познакомился с Сайрусом Филдом, богачом, известным прокладкой трансатлантического телеграфного кабеля. Доу, который, как мы помним, говорил «как профессор», объяснил Филду, чем хотел бы заниматься: он полагал, что быстрая и объективная информация о новостях компаний способна оживить биржевые торги. Филд ему поверил и рекомендовал его в издание Kiernan Wall Street Financial News Bureau, где Доу быстро нашел место и для своего товарища по Провиденсу Эдварда Джонса.

Это было отличное время — время набора новых навыков и новых связей. Доу и Джонс были замечательны тем, что за два года работы на Джона Кирнана довольно высоко подняли личную планку: следуя заветам Боулза, Доу публикует исключительно правдивую информацию и очень быстро завоевывает доверие читателей.

Правда, есть нюанс: в те годы журналисты часто кормятся, публикуя за взятки выгодную для взяткодателя информацию, и работать в команде, исповедующей такие принципы, Доу и Джонсу сильно неуютно.

Друзья приходят к выводу, что, во-первых, одного издания Уолл-стрит мало, есть место для второго.

Кроме того, стоит сделать издание, которое бы жестко настаивало на принципах публикации непредвзятой информации — в деловом мире репутация честного издания позволит им выделиться и завоевать читателей.

Правда, трудами праведными не наживешь палат каменных — денег на запуск нового проекта у них маловато, но на помощь приходит их коллега Чарльз Бергштрессер, у которого кое-какие сбережения имелись. Бергштрессер пожелал быть партнером новой компании негласно — по его мнению, это оставляло ему, прекрасному интервьюеру, больший простор для деятельности. А интервьюер он, судя по всему, и в самом деле был отличный — позже Доу скажет о нем, что «он мог бы заставить говорить даже деревянную статую индейца, и говорить только правду».

Компания нашла себе офис — в подвале кондитерской, и с ноября 1883 года начала выпуск издания, которое называлось The Customer’s Afternoon Letter («Послеполуденное письмо клиентов») и представляло собой две странички текста — резюме текущих финансовых событий. Работа строилась так: троица проводила первую половину дня на бирже, не принимая участия в торгах, — их задачей было слушать, наблюдать, задавать позволительные вопросы, — после чего в подвале они писали свой бюллетень. Денег на типографию еще не было, «Письмо» писали и переписывали от руки, с подписчиками и покупателями в первые месяцы работы дело обстояло крайне сложно — притом что троица издателей уже имела репутацию «сумасшедше честных», сам факт открытого обмена информацией был настолько необычен, что воспринимался как мистификация.

Номер «Письма», впрочем, стоил два цента (большинство городских газет, красиво отпечатанных в типографии, стоили столько же) — многие джентльмены из числа участников торгов могли позволить себе такую инвестицию просто для того, чтобы понять, может ли эта информация быть чем-то им полезна. Но, кажется, поняли они это быстро: уже через несколько месяцев число подписчиков достигло тысячи, причем большинство подписалось на год, что обошлось им в кругленькую сумму в $2.

Обладатели современных технических устройств подписывались на версию, передаваемую по телеграфу (идея принадлежала Филду, который организовал «доставку»), но многие предпочитали традиционную версию. Деньги на типографию у компаньонов уже появились, а в 1888 году Бергштрессер придумал и новое название их изданию: The Wall Street Journal.

Идеология издания была сжато изложена в послании подписчикам, в передовице, которую ежедневно писал лично Доу: газета должна стать не газетой мнений, а газетой новостей. Высокая (и всё возрастающая) цена подписки должна была избавить издание от диктата рекламодателей.

Издание к тому моменту довольно сильно распухло: оно уже включало в себя не только перечень событий, изложенный сжатым, телеграфным стилем, но и обзоры, касающиеся историй котировок каких-то акций или облигаций конкретных компаний, динамики торгов, рассказы об истории промыслов. Доу после поездки на рудники Колорадо, например, не упускал уже больше из внимания тему горнорудного бизнеса; общение с Филдом помогло завести знакомых в сфере связи; среди людей, с которыми свел знакомство Доу и которых удавалось разговорить Бергштрессеру, были Рокфеллер, Карнеги, Морган, Вандербильт — словом, издание довольно быстро завоевало авторитет именно благодаря политике «ничего, кроме правды».

С того самого момента, когда Доу окунулся в мир биржевой активности, его не оставляла мысль о том, что можно как-то систематизировать поступающие с биржи данные, вывести какой-то показатель, который стал бы ориентиром активности и показателем роста или торможения какой-то отрасли либо какой-то отдельно взятой компании.

К этой его идее многие отнеслись с насмешкой, так как закаленным в биржевых боях завсегдатаям она казалась схожей с попыткой придумать алгоритм игры в рулетку. Так думали многие, но не Джонс, который всегда проявлял талант статистика. Компаньоны в конце концов пришли к выводу, что смогут придумать какой-то измеритель роста или падения активности.

Первым опытом было отслеживание динамики цен на акции 11 компаний, чьи котировки были выше всех, — Доу и Джонс подсчитывали среднюю стоимость их акций. Из 11 компаний девять были железнодорожными, что было логично, так как именно в тот момент эта отрасль демонстрировала самый бурный рост.

Впервые Доу и Джонс опубликовали свой индекс 26 мая 1896 года — и, надо сказать, с тех пор система его расчета мало изменилась, правда, сейчас рассчитывается не 11, а 30 (иногда 100) компаний-лидеров, но сам механизм подсчета остался тем же.

Индекс, получивший название индекс Доу — Джонса (Dow Jones Industrial Average, DJIA), многие экономисты и аналитики и сегодня считают главным показателем деловой активности США. Утверждение, пожалуй, несколько спорное, так как, кроме DJIA, показателя Нью-Йоркской биржи, существует еще NASDAQ, который подсчитывает аналогичный показатель за пределами Уолл-стрит, но методика подсчета ровно та же самая. Впрочем, все национальные индексы и индексы всех без исключения бирж мира рассчитываются точно по той же методике, которую придумали Доу и Джонс.

К тому времени издаваемая ими газета уже была невероятно популярна, она выросла до шести листов, ее тираж составлял 10 тысяч экземпляров, а стоимость годовой подписки достигла $30, что никому уже не казалось высокой ценой. Бывшая рукописная листовка завоевала Америку.

Доу всегда очень чутко улавливал тренды: на волне успеха индекса он создал на базе The Wall Street Journal информационное агентство, которое не только издавало газету, но и распространяло биржевые сводки с помощью телеграфа, как было на заре их бизнеса, причем подписка на сводки стоила дороже, чем на издание, — большинство клиентов покупают и то и другое.

Но на гребне успеха The Wall Street Journal начинает выдыхаться. Сначала издание покидает Джонс, уступив свою долю Доу. Бергштрессер, утомленный женитьбой, начинает всё чаще и чаще отлынивать от поднадоевшей ему работы, благо в издательстве трудятся уже больше 50 человек — есть кому заниматься ежедневной рутиной, пусть ни у кого никогда больше и не будут получаться такие замечательные интервью, как у него самого.

Доу в тот момент просто разрывается на части — его явно не хватает на всё. К тому времени газета уже освещает и войны и даже впервые вмешивается в политику, поддержав в 1900 году на президентских выборах Уильяма Маккинли. Кроме того, есть обычная текущая работа: ежедневная передовица, связи с корпунктами в крупнейших городах США и Европы, биржевые котировки — словом, силы Доу были на исходе, когда компаньоны, Доу и Бергштрессер, в 1902 году решили продать свою компанию, которая после ухода Джонса называлась уже Dow & Company.

Покупатель нашелся практически мгновенно — Кларенс Бэрроу, их бостонский корреспондент, моментально выплатил $130 тысяч (в сегодняшних деньгах это $4,8 млн). С тех пор ценность The Wall Street Journal только росла — в 2007 году, когда это издание выкупит News Corporation, цена покупки составит $5,7 млрд. В апреле 1902 года Доу напишет свою последнюю передовицу в The Wall Street Journal и проживет после этого всего восемь месяцев. Впрочем, его информационная империя попадет в хорошие руки и всегда в дальнейшем будет попадать в хорошие руки. А идея биржевого индекса и вовсе окажется вечной — сам принцип расчета индекса деловой активности, при всей его внешней простоте, будет многократно клонирован и применен во всех странах и на всех биржах мира.

* Приложение к написанному, которое может показаться кому-то скучным, а потому к прочтению не обязательно. Хотя автор советовал бы прочесть.

Чарльз Доу оказался крупнейшим теоретиком фондового рынка. Причем его постулаты пережили проверку временем и актуальны по сей день.

Вот они:

1. Рынок учитывает всё. Это, в пояснении Доу, означает, что в цене актива уже заложена вся информация о нем, его истории, его настоящем и его будущем. Эмоции, инфляция, страховые случаи, риски — в цене есть всё. Что вовсе не означает возможности простого прогнозирования.

2. Рынок движется волнообразно, в нем присутствуют три тренда: основной, второстепенный и незначительный.

3. Рыночный тренд переживает три стадии:

• накопление, или консолидация, — начало восходящего тренда, момент, когда крупные инвесторы входят в дело. Доу считал, что восходящий тренд — это, как правило, завершение нисходящего, когда весь негатив уже учтен и усвоен рынком;

• участие — дела идут хорошо, что привлекает новых и новых инвесторов;

• реализация, или паника, — большие инвесторы уже отыграли свое и вышли, мелкие могут этого не замечать и продолжать вкладываться, считая, что тренд на повышение сохраняется и сохранится еще долго. Состояние рынка в этот момент Доу оценивает как хаотичное и опасное.

4. Индексы должны подтверждать друг друга. Имеется в виду, что рост индекса в каком-то секторе должен подтверждаться ростом в смежных секторах — только тогда это реальное свидетельство восходящего тренда и только это дает основание вкладываться в конкретные акции одного из игроков отрасли.

5. Тренд должен подкрепляться объемами. То есть если объемы сделок невелики, покупатели становятся продавцами, то восходящий тренд завершается.

6. Тенденция считается неизменной, пока не получен убедительный сигнал разворота. Словом, торговать всегда лучше в направлении тенденции, если смена тренда не становится очевидной — ошибка в принятии коррекции за смену тренда может обойтись дорого.

Если кто-то спросит, какие из этого следуют выводы, то вывод один: любому делу стоит учиться. О любом деле неплохо хоть что-то знать, чтобы определить свое желание учиться именно ему или не тратить на него время.