Исповедь матери таджикского джихадиста: я даже не знала, что сын в Сирии

27-летний Бахтиер Шеров, больше известный как Абу Ахмади Тоджики, был первым таджикским джихадистом погибшим в Сирии. Выпускник таджикского военного лицея, он хорошо знал три иностранных языка (арабский, английский и русский), получил светское образование, но самостоятельно изучал ислам. Родные и друзья помнят молодого мужчину скромным, стеснительным, добрым, жизнерадостным человеком - и до сих пор не могут ответить на вопрос, как он мог оказаться в рядах джихадистов в Сирии. Бахтиер погиб в марте 2014 года в провинции Алеппо. По данным таджикских властей, в сирийском конфликте принимает участие от 500 до 700 граждан Таджикистана, при этом, по официальным сообщениям, более 150 из них уже погибли. На войну в Сирию едут мужчины от 19 до 45 лет, нередко отправляясь в опасное путешествие вместе с женами и детьми. Таджикские граждане попадают в Сирию через территорию России, Пакистана, Турции, Афганистана и воюют на стороне экстремистской группировки "Исламское государство". В последнее время многих новых сторонников из числа таджикских граждан вербовщики ИГ находят среди таджикских трудовых мигрантов в России. Мать Бахтиера Хосият Сабурова, 49-летняя жительница города Куляб в Хатлонской области, расположенного на юге Таджикистана, согласилась дать интервью Русской службе Би-би-си, чтобы попытаться развенчать многие стереотипы о людях, отправляющихся на войну в Сирию. Хосият Сабурова – мать троих детей, преподаватель по образованию, до сих пор надеется, что ее сын, о смерти которого ей сообщили около двух лет назад, позвонит ей, расскажет правду о том, что случилось, и объяснит матери, что заставило его сделать свой последний роковой выбор в жизни. За сухими информационными сообщениями о военных действиях в Сирии, об убитых террористах, практически незамеченными остаются судьбы их родных и близких. С Хосият Сабуровой беседовала корреспондент Русской службы Би-би-си Анора Саркорова. Хосият Сабурова: Для многих я - мать террориста. Никогда раньше я не задумывалась о том, как себя могут чувствовать люди, чьи близкие уехали на войну в Сирию. Так же, как и миллионы людей на планете, я смотрела информационные репортажи из Сирии, слышала об ИГИЛ, о молодых людях, вступающих в ряды организации, но я и представить себе не могла, что буду когда-то к этому иметь отношение. Я призываю людей не судить, потому что судить легче всего. Я только прошу о том, чтобы все мы нашли причины, которые заставляют молодых уезжать на войну. Почему они, делая выбор между смертью на чужой войне и жизнью дома, предпочитают первое. Я хочу рассказать историю своей жизни, своей семьи, своего сына, чтобы вы поняли, что это может случиться с каждым. Никто не застрахован от ошибок, подлых людей, вербовщиков. Но чтобы понять мою боль и трагедию, люди должны отбросить собственные религиозную, этническую и национальную принадлежность. Я вам расскажу историю матери, потерявшей сына. Мой сын родился летом 1987 года. Он был долгожданным ребенком. До него я родила двух девочек, которых сразу потеряла. Бахтиер - мой старший и единственный сын. Его появление было большой радостью. Это был красивый мальчик, с длинными вьющимися волосами. Все меня поздравляли. Тогда я думала, мой ребенок родился таким красивым, значит и жизнь у него будет счастливой. Он рос спокойным, очень смышлёным мальчиком. Позже я родила еще двух дочек. И он помогал мне ухаживать за сестрами. В школе Бахтиер тоже учился хорошо. Учителя постоянно хвалили меня за воспитание моего мальчика, за успеваемость, за спокойный, мягкий и справедливый характер. Его постоянно ставили в пример. После окончания восьмого класса Бахтиер поступил в военный лицей. Это был мой выбор. Я мечтала, чтобы мой сын стал сотрудником силовых структур. Однако продолжить военное образование у нас не получилось, для этого были нужны деньги, которых у нас не было. Политическая ситуация в стране была неспокойной, только закончилась гражданская война, и моих денег едва хватало на жизнь. Сын вернулся в Куляб, и я настояла, чтобы он начал изучать ислам. Тогда все увлекались религией. Он самостоятельно изучил арабский язык, выучил азы ислама у местного известного священнослужителя Ходжи Мирзо. Кроме того, у Бахтиера был очень красивый голос, и он стал муэдзином. Я помню, как сам Бахтиер обрадовался, что у нас не хватило денег на военный вуз. Он мне часто говорил, что для работы в силовых органах нужен твердый, жесткий характер, а он не мог людям делать больно. Он был глубоко верующим человеком. Би-би-си: Чем он занимался? Х.С.: Занимался тем же, что и другие. Ездил на заработки в Россию. Он был там несколько раз, в Москве. Устроиться на родине было сложно. В первые годы я тоже ездила к сыну, не могла вынести разлуки с ним. Незабываемое время. Я работала сиделкой и няней, а он разнорабочим. Мы вместе часто обедали, ходили в мечеть на проспект Мира. Не было в моем сыне ни радикализма, ни агрессии. Он подавал милостыню, при том что у него самого часто не было денег даже на еду. Много читал. Старался жить по исламу, для него важны были религиозные ценности – добро, уважение к старшим. Я очень радовалась, что смогла воспитать доброго и порядочного человека. Би-би-си: Как же он оказался в Сирии? Х.С.: Я вернулась раньше сына из России. У меня умерли мама и папа. Он старался поддержать меня. Это было так важно, потому что у меня не было братьев, и он заменил мне всех. Постоянно звонил мне, успокаивал, разговаривал со мной. В свой последний приезд я заставила его жениться. Сама нашла ему невесту. А потом пришлось снова уехать, ведь на что-то нужно было жить. Я до сих пор не могу себя простить, но у нас не было даже денег на покупку того билета в Россию. Я взяла в долг 400 долларов, сын обещал их заработать и вернуть. Я сама купила ему билет. Последний билет в один конец. Несколько месяцев он не мог заработать денег. Рассказывал, что был обманут работодателями. Я знала, что он брался за любую работу, чтобы помочь мне расплатиться с долгами. И вот однажды он позвонил мне, попросил его благословить, сказал, что едет в Германию. Я расплакалась, просила его отказаться от этих планов, потому что не могла представить себе, что он будет так далеко. Бахтиер объяснил мне, что едет ненадолго, с еще двумя своими земляками. На мою мольбу не уезжать, он пообещал, что подумает. Пять месяцев сын не звонил. Сложно сказать, что там с ним произошло, с кем он уехал и куда. Я даже предположить не могла, что он может уехать в Сирию. Этот вариант я даже не рассматривала. Би-би-си: Когда он с вами связался снова? Х.С.: Он позвонил спустя пять месяцев. Номера не высветились. Я только плакала, а он успокаивал. Я начала интересоваться, где он работает, чем занимается, но на эти вопросы он не отвечал, предпочитая отмалчиваться. Он звонил еще несколько раз. Говорили мы всегда недолго. Общие вопросы. Общие ответы. Сын был по жизни немногословным. Но в последний наш разговор голос у него был больной, уставший и подавленный. Он не ответил мне на вопрос, что с ним. Я плакала и просила вернуться, но он молчал. Последний звонок был сделан с номера, который высветился. Я стала перезванивать на этот номер и услышала автоответчик на арабском языке. Я очень удивилась: в Германии автоответчик говорит на арабском языке. И снова себя успокоила, может сим-карта специальная для тех, кто говорит на арабском языке. Би-би-си: Как вы узнали о его смерти? Х.С.: За день до этого я плохо себя почувствовала. Меня знобило, ужасно болела голова. Я не могла понять, что со мной происходит. Было ощущение, что кто-то сдавливает мне горло, я не могла дышать, а потом резко отпустило. Я поняла сразу - моего сына нет больше в живых. Это сложно объяснить, но меня поймут матери, особенно те, кто терял детей. Мать чувствует смерть своего ребенка. Позже по рассказам я поняла, что время моего плохого самочувствия совпало по времени с последними минутами моего сына. Любая мать меня поймет, мои эмоции и чувства. Бахтиер в детстве просил купить ему велосипед, а я боялась - думала, вдруг разобьется. Я ругалась с его друзьями, когда они разрешали ему водить свои машины. Боялась, что он попадет в аварию. Но от большой беды уберечь не смогла. И потеряла. С той ночи я стала другим человеком. Дома бесцельно ходила по квартире, многократно набирала его номер и слушала голос автоответчика. А утром в конце марта мне позвонили. Я услышала незнакомый голос, который на таджикском языке у меня спросил: "Вы мать Абу Ахмада?" Я ответила, что не знаю никакого Абу Ахмада, что я мать Бахтиера. Но голос сказал мне: "Крепитесь. Ваш сын погиб. Вашего сына больше нет в живых. Мы его похоронили сегодня. Терпения вам". Сколько я пролежала в беспамятстве, не знаю. Когда пришла в себя, я увидела, что телефон не выключен. Этот человек ждал меня и слушал мои рыдания и стоны. И я снова подняла трубку и начала требовать доказательств. Мне дали адрес сайта, на котором я смогу увидеть сына, его фотографии, историю и информация о нем. Я попросила отправить тело сына. Но голос на том конце ответил мне, что отсюда не получится отправить тело, нельзя, его уже похоронили. Я не могла понять, почему из Германии нельзя отправить тело моего сына. Все остальное я помню смутно. Как прошли траурные, поминальные мероприятия я не помню. Родные принесли фотографии моего сына в военной форме, и видео, где он мертвый. Я узнала своего сыночка, хотя поначалу я думала, что звонивший мог ошибиться, а эти фотографии - всего лишь фотомонтаж. Я думала, может, меня пытаются жестоко разыграть, обмануть, но моя дочь сказала, что брата больше нет, что он убит, и вся эта история правда. Би-би-си: Все это время вы не знали, что он в Сирии? Х.С.: Нет. Я видела репортажи о войне в Сирии, конечно, но я даже предположить не могла, что мой сын может принимать участие в войне в этой стране. Мой сын - и Сирия. Это ведь всё так далеко от нас. Нас это не может коснуться. Мой сын – спокойный, жизнерадостный, мягкий, добрый человек. Как он мог оказаться на войне, и даже принимать участие в войне? На фотографиях в Сирии он выглядит взрослым. Это уже другой, взрослый мужчина. О том, что сын в Сирии, я узнала из СМИ. Я находилась несколько месяцев в шоке. Я ничего не понимала. Я слышала от людей что-то об участии моего сына в боевых действиях в Сирии, но не придавала этому значения. Мне было все равно, что говорят люди вокруг. Реальность для меня перестала существовать. Теперь я понимаю, что я находилась в шоковом состоянии. И только когда я стала приходить в себя, начала копаться в интернете, читать сайты, посещать социальные сети, я вдруг осознала, где мой сын.