В конце 70-х годов XX века для космической станции «МИР» потребовался хладагент, который был бы предельно безопасным для человека, обладающим свойствами пожаротушения, энергоэффективным, стабильным и коррозионно пассивным к конструкционным материалам. И такой хладагент был найден ‑ фторуглерод С3F8, известный как R-218. Но у него был недостаток: он плохо переносил смазывающее масло. По этой причине компрессор для системы жизнеобеспечения станции «МИР» пришлось делать «сухим», то есть бессмазочным. Но в 1991 году проблема смазки была решена за счёт добавления в R-218 небольшого количества элегаза (SF6), также исключительно стабильного, и безопасного для человека пожаротушащего вещества. В 1993 году на разработанный хладагент мной были получены несколько патентов, в том числе и США. Разработанный хладагент получил обозначение Хладон-510. По своим свойствам он и сегодня лучший в мире по критериям безопасности, энергоэффективности и коррозийной пассивности, не содержит хлора и брома, а потому не попадает под запреты Монреальского протокола.

В 1987 году Горбачев со своим окружением подписали Монреальский протокол. Интересно, что официальный перевод протокола на русский язык, являющийся одним из официальных языков ООН, появился только через 10 лет, в 1997 году — во время коллоквиума в Монреале, посвящённого десятилетию Монреальского протокола, я получил на руки первый полный русский текст протокола.

В результате введенных Монреальским протоколом запретов все эффективные хладагенты были выведены из употребления, рынок полностью захватили нестабильные, токсичные и горючие гидрофторуглероды и их смеси. Большая их часть выпускалась триумвиратом: американской корпорацией DuPont, английской ICI и французской Elf Atochem. Сегодня эксплуатационники боятся вскрывать машины с этими хладагентами: нестабильные вещества в течение года или двух превращаются в убийцу, потому что там нарабатывается фтористый водород и металлофториды. Все это знают, но в мире стоит гробовое молчание по этому вопросу.

По официальным документам специальных органов контроля за фармацевтическими препаратами (FDA CDER, Octоber 1998), в разрешенных сегодня к использованию хладагентах содержится 39 примесей. Токсичность половины из них неизвестна. Есть примеси исключительно опасные и при предельно малых концентрациях. После первой нашей публикации на эту тему в Российской газете я был приглашен для разговора научным руководителем отдела фирмы DuPont г-ном Хайнцем Хефтером. Во время обсуждения сложившейся ситуации я предложил руководству концерна провести на нашем телевидении открытую дискуссию по вопросу токсичности хладагентов, так как я работаю с фторидами с 1967 года и знаю, что это такое. Есть фториды которые не убивают, могут даже растворяться в крови и использоваться в качестве кровезаменителей, а есть фториды, которые убивают, и очень быстро. Мое предложение было отклонено.

Не исследованные вещества пошли в Россию, есть жертвы. Эти вещества опасны не только для человека, но и для машин: машины работают 6−8 лет, потом их коррозия съедает — это данные по статистике эксплуатационной надёжности холодильных агрегатов на новых хладагентах с гидрофторуглеродами. Это безобразие длится по сегодняшний день. Мы уничтожили свою холодильную промышленность, потому что пришлось менять и машины, и вещества, которые заправлялись в машины. Кроме того, мы уничтожили и промышленность, которая выпускала хладагенты, которые использовались в качестве растворителей и рабочих тел. Мы остались сейчас ни с чем!

Что происходит теперь? Смесевые хладагенты с гидрофторуглеродами в больших машинах служат не более года, поскольку первичный состав смесей в больших машинах за год изменяется и восстановлению не подлежит. Смесь заменяют на новую, старую выбрасывают в атмосферу, поскольку системы утилизации нет. И доигрались до того, что сырьевой фтор в мире кончился (в России он еще нарабатывается при получении удобрений), поэтому UNIDO (Организация Объединённых Наций по промышленному развитию) в 2013 году объявила о переходе на природные хладагенты — аммиак, углекислый газ и углеводороды. Что получилось? Опять смена машинного парка, опасность возросла. Аммиак: взрывается без всяких объяснений, поэтому для малых машин он не подходит, а большие машины надо выносить за 300 метров до первого дома. Углеводороды: одно дело, когда содержится 50 граммов в бытовом холодильнике, другое — в больших торговых залах. Углеводороды взрываются, по мощности взрыва они эквивалентны тринитротолуолу, соседние машины в торговом зале могут сдетонировать.

Нас затащили в этот тупик из-за нашей глупости. Когда мы в 1994 году предложили новый уникальный хладагент, он был запрещен Минприроды, несмотря на то, что ни Монреальский, ни Киотский протоколы его не запрещают, главным аргументом был факт, что этот хладагент не используют в США. Да и внедрять его было уже негде — заводы по производству хладонов разорили, и мы живем на чужом холодильном оборудовании, которое по техническим характеристикам уступает холодильникам 90-х годов».

Наши специалисты умудрились найти выход и из этой, казалось бы безвыходной, ситуации. Им удалось принципиально решить проблему дефицита хладагентов с помощью очень простого приема: по Венской конвенции об охране озонового слоя запрещены только антропогенные вещества, а у нас 205 вулканов, в составе которых есть все фреоны, там 10 мегатонн фторхлоруглеродов. Дайте команду, и студент третьего курса решит задачу получения запрещенных фреонов, которые можно использовать как по Монреальскому протоколу, так и по Венской конвенции, поскольку они не антропогенные. Я вышел с предложением к правительству: мы готовы решить проблему, в частности, запретили очередной хладагент фреонн-22, теперь в России нужно 500 тысяч холодильных агрегатов уничтожить! Пожалуйста, у нас есть сырье, есть технологии. Хладон-510 заменяет и фреон-12 и фреон-22. Мы полностью прошли все медицинские проверки, 14 заводов и лабораторий, энергопотребление меньше на 10−30%, что еще надо? В ответ в 2014 году появляется постановление Медведева № 228 о запрете работы со всеми 95 веществами, содержащими хлор в любом виде, не разделяя их на антропогенные и не антропогенные. Кто ему подсунул текст? Я не знаю!

Игорь Мазурин — доктор технических наук, НИУ «МЭИ»