Нежеланная война: первое столкновение России и Турции

Заботы Стамбула

В данном материале мы наконец-то доберёмся непосредственно до конфликта Москвы и Стамбула, сразу отметив, что для последнего он носил, при всей его важности, всё-таки периферийный характер. Кроме того, в статье сделан акцент на предшествовавших Астраханскому походу 1569 г. событиях, нежели на самих боевых действиях.


Главным противником Порты в XVI в. на Западе была империя Габсбургов, на Востоке – Сефевидский Иран. Султанские войска осуществляли экспансию и на Юге, покоряя Северную Африку, в свою очередь флот вёл борьбу с португальцами за контроль над стратегически важным Аденским заливом, а также западной частью побережья Индии.



Наиболее бескомпромиссным для Порты оказался конфликт с Ираном. Ибо на том же европейском театре партнёром османов выступили воевавшие то с испанцами, то с австрийцами французы. Речь о заключённом в 1536 г. союзе между королём Франциском I и султаном Сулейманом I.

На Востоке дело обстояло иначе. Противостояние суннитской Порты и шиитского Ирана носило не только военный и экономический, но и религиозный характер. Вообще, конфликт двух направлений в исламе разгорелся почти сразу после смерти его основателя и порою принимал бескомпромиссно-кровавый характер.


XVI в. не стал исключением. Аккумулировал очередной виток борьбы первый из династии Сефевидов шахиншах Исмаил I, правда, вторгнувшийся не в пределы Османской империи, а на территорию населённого суннитами Ширвана.

Султаны же помимо принятого ими титула кайсар-и-Рум, также являлись халифами, то есть защитниками всех «правоверных», но суннитов – в первую очередь. Первым из них стал Селим I, в 1517-м, спустя пять лет после восшествия на престол, покоривший мамлюкский Египет и низложивший его правителя – последнего из Аббасидов на троне: халифа аль-Мутаваккиля.

И его ответ на антисуннитские эскапады Исмаила I оказался незамедлительным и жестоким, недаром Селим I носил прозвище «Явуз», то есть «Свирепый». В 1513-м он устроил резню шиитов в Анатолии, а спустя год разгромил войска Исмаила I в битве при Чалдыране.

Интересная деталь: в султанских войсках, по словам находившегося при Селиме I итальянского епископа Паоло Джовио, была распространена славянская речь. Впрочем, удивлять это не должно, учитывая пребывание в рядах османской военно-политической элиты и административно-чиновничьего аппарата немалого числа талантливых деятелей, имевших христианское и славянское происхождение. Пожалуй, наиболее выдающийся из них – великий визирь, серб Мехмед-паша Соколлу.

В общем, в первой четверти XVI в. забот у Стамбула и без конфликтов с малознакомым ему Великим княжеством Московским хватало. Да и последнему в сфере внешней политики скучать также не приходилось. В год, когда Селим I нанёс поражение Исмаилу I, войска Василия III с третьей попытки вернули Смоленск.

Соответственно, в первой половине XVI в. Москва и Стамбул скорее присматривались друг к другу. Вслед за состоявшейся ещё при Иване III миссией М. А. Плещеева, и Василий III направил ко двору Селима I посольство.


Благосклонно принятое, оно получило подтверждение прав русских купцов в Порте и заверение относительно намерений поддерживать добрососедские отношения, выраженное в запрете крымскому хану совершать набеги на контролируемые Москвой земли, что, впрочем, Бахчисарай не особо соблюдал.

Здесь я бы хотел сделать шаг в сторону и отметить, предваряя возможный вопрос читателей: какие добрососедские отношения на фоне эсхатологических ожиданий в России, описанных в предыдущей статье, с рассуждениями о «чистых» и «нечистых» землях и в контексте вызывающего поведения Плещеева в Стамбуле?

В большей степени подобные ожидания были свойственны отцу и сыну Василия III. Правление первого пришлось на упомянутую в предыдущем материале дату: 1492 г., соответственно 7000-й от сотворения мира, то есть на эпицентр эсхатологических настроений в русском обществе.

Однако ввиду не наступления конца света, напряжение несколько поутихло, хотя и не изменилось отношение к неправославным землям как к «нечистым», просто само восприятие их стало более прагматичным. Да и в состоянии повышенного внутреннего напряжения ни человек, ни общество в течение долгого времени пребывать не могут.

И при Василии III, полагаю, маятник качнулся в сторону успокоения. Однако при его сыне, обладавшем излишней впечатлительностью, усугублённой полученными в детстве, говоря современным языком, психотравмами, эсхатологические ожидания актуализировались вновь. Связывались они с датой 7070 г. от сотворения мира и стали определять характер мышления царя, более своих предшественников воспринимавшего власть в религиозном контексте.

Видевший себя потомком римских кесарей, Иван IV и царскому служению придавал сакральное наполнение. Отсюда его восприятие себя игуменом опричного братства (в публицистической литературе можно встретить определение Опричнины в качестве религиозного ордена).

Вообще, в этом плане Грозный не был оригинален: согласно распространённым во Франции народным представлениям, её короли возложением рук исцеляли больных золотухой. Неудивительно, что в Европе велись жаркие дискуссии в Средние века и Новое время на предмет: является ли монаршая власть священнической.

Стамбул и Бахчисарай: рак и щука

Но возвращаемся к Василию III. У него установились с занятым на других стратегических направлениях Селимом I по меньшей мере нейтральные отношения.

Но оставалось Крымское ханство – с одной стороны вассал Порты (впрочем, вопрос о степени зависимости от неё в науке носит дискуссионный характер), с другой – Бахчисарай стремился к реализации собственных геополитических интересов в Поволжье. В фокусе его внимания находилась Казань.

Её подчинение позволяло Гиреям поставить под свой контроль Волжский торговый путь и возродить Золотую Орду. В 1521-м брат крымского хана Сахиб-Гирей взял Казань и совершил набег на Москву.

Русские войска отразили вторжение, но стратегическая обстановка для Василия III ухудшилась, а спустя три года Сахиб-Гирей признал себя вассалом Стамбула. Соответственно, контуры османской угрозы стали вырисовываться для Москвы всё отчётливее. Особенно на фоне побед Порты над Ираном, делавших для первой восточное направление, со стратегической точки зрения, приоритетным.

Плюс, не стоит сбрасывать со счетов религиозный фактор, выраженный в покровительстве халифа всем «правоверным», в том числе и жившим на территории Поволжья.

В качестве ответного хода Василий III в 1524-й предпринял поход на Казань, вынудив Сахиб-Гирея бежать в Крым. Однако и следующий казанский хан, Сафа-Гирей, также признал себя вассалом Порты. Правда, в 1531-м он был свергнут в результате дворцового переворота и заменён на русского ставленника Джан-Али.

И без того непростая ситуация на международной арене для Москвы осложнилась со смертью Василия III. На авансцену русской игры престолов вышел потомок Гедимина и княгини Анны Рязанской Семён Бельский, бежавший в Литву.


Мечтал он ни больше ни меньше о возрождении независимого Великого княжества Рязанского, только в 1521 г. подчинённого Москве. Бельский перебрался в Крым и подбивал хана на поход против России, однако Москва была предупреждена противником Сахиб-Гирея – Ислямом.

Полагаю, читатели вряд ли удивятся, узнав о поддержке планов Бельского со стороны Стамбула, покровительства которого он искал. И всё это на фоне перманентного противостояния России с Литвой и крымско-казанско-ногайскими набегами, о чём позже Иван IV писал князю И. А. Курбскому:


В 1549 г. Сафа-Гирей умер, и власть перешла к его жене – знаменитой Сююмбике, ставшей регентшей при малолетнем сыне Утямыш-Гирее. По сути же правил военачальник Кучак, командовавший крымской гвардией. То есть Казань снова оказалась в тени Бахчисарая.

Однако часть казанской элиты, видевшей войну с Россией бесперспективной, решила выдать Москве Сююмбике вместе с сыном, а трон передать русскому ставленнику Шах-Али.

Так и произошло, но в 1552-м его сверг Ядыгар-Мухаммед. И тогда Грозный радикальным образом разрубил казанский Гордиев узел. В тот же год турки захватили Ереван, успешно продвигаясь в Закавказье и, видимо, заодно обратив внимание на Астрахань.

Разумеется, Гиреи не собиралась отказываться от экспансионистских планов в Поволжье, поддержав выступление в том же, 1552-м, марийского князя Мамыш-Берды, стремившегося возродить Казанское ханство.

Русские войска и восстание подавили, и, как известно, Астрахань взяли. Последнее уже не устраивало Порту, видевшей Астрахань в качестве коммуникационной базы для будущей войны с Ираном. То есть действия Москвы рассматривались Стамбулом как вторжение в чужую сферу влияния.

И достаточно бросить взгляд на карту, дабы убедиться: сама география определяла вектор северо-восточной османской стратегии: связать завоёванное у Сефевидов Закавказье с Крымским ханством. Равно как и карта показывает: контролируемый Портой коридор Закавказье – Причерноморье представлял, по меньшей мере в будущем, своего рода трамплин для установления контроля над Астраханью и Казанью.

В свою очередь, Иван IV создал базу для вбивания клина в эти планы. Ибо отныне русские могли, посредством удара со стороны Астрахани в юго-западном направлении, перерезать коммуникации, связывающие Закавказье с Причерноморьем. Напомню, что из Кабарды была родом вторая жена Грозного – Мария Темрюковна. Соответственно, оба региона рассматривались Грозным в качестве сферы интересов России.

Да, во второй половине XVI в. у Москвы не было сил установления контроля над ними, но имперскому сознанию свойственно масштабное мышление, выходящее за пределы сиюминутных местечковых интересов, которыми обусловливались и масштаб планирования, и войны периода феодальной раздробленности.

В 1568-м Соколлу заключил мир с австрийскими Габсбургами, и центр тяжести османской геополитики сосредоточился на предстоящей, в перспективе, борьбе с Ираном. В рамках противостояния с ним и был организован Астраханский поход 1569 г.

В погоне за синей птицей, или нереализуемые планы Стамбула

Задумывался он не столько как антирусская акция, а скорее мыслился в целях обеспечения северного фланга на случай проведения кампании против Сефевидов. Кроме того, Стамбул рассчитывал на установление контактов с Бухарой и Хивой для координации совместных действий в направлении Ирана.

Однако слабость коммуникационной линии Астрахань – Бухара делала этот план нереализуемым, равно как в рамках тогдашних технологий невыполнимой оказалась идея Соколлу по соединению каналом Волги и Дона, в целях более оперативной переброски войск к Каспию.

Бахчисарай без энтузиазма отнёсся к подобным замыслам, оставлявшим Казань на периферии интересов Стамбула, да и война с Сефевидами не несла Гиреям существенной выгоды.

Напротив, боевые действия против Ирана, в перспективе, вели к серьёзным потерям в живой силе, которую Гиреи с большим удовольствием употребили бы для набегов на южнорусские земли. Собственно, военный потенциал ханства и был ориентирован на набеги, нежели на полномасштабные операции против регулярной армии, да ещё, в случае взятия Астрахани, на горном театре.

Иными словами, длительная кампания против Сефевидов могла подорвать военный и экономический потенциал бахчисарайских владык.

В том числе и по этой причине поход крымско-турецких войск на Астрахань 1569 г. оказался неудачным. Между татарскими военачальниками и командующим экспедиционной армией Касым-пашой сложились натянутые отношения. Плюс, противник недооценил ни плодоводческие способности оборонявшего Астрахань князя Петра Серебряного-Оболенского, ни готовность русских оказать упорное сопротивление. Отдадим должное царскому командованию, оперативно перебросившему армию Серебряного по Волге и подошедшую к городским стенам как раз вовремя.

А вот крымско-турецкий поход был плохо организован с точки зрения снабжения и обеспечения коммуникационной линии со стороны Азова, атакованной казаками. Своё веское слово сказали и два следующих фактора. Первый был свойственен для всех действующих армий того периода – превышавшие боевые потери болезни и дезертирство; второй присущ именно османам – бунт янычар, когда, как принято сейчас говорить, что-то шло не так.

Под Астраханью, когда быстро стало понятным: приступом город не взять, потребуется длительная и изнурительная осада при неудовлетворительном снабжении, они также стали настаивать на возвращении в Азов. Да и толпы пригнанных для рытья канала нестроевых усиливали хаос, требуя платы.

В конечном счёте, столкнувшись с недовольством янычар, перспективами длительной осады при плохом снабжении, угрозой прерывания противником коммуникационной линии с Азовом, Касым-паша приказал отступать.

На обратном пути болезни косили армию, мечтавшую поскорее эвакуироваться из Азова. Но подобным планам не суждено было сбыться: шторм практически уничтожил османский флот. Так бесславно для Порты закончилось первой военное столкновение с Россией.

В свою очередь, воевавший в Ливонии Иван IV искал мира с султаном, который и был заключён в 1570-м.

Но в повествовании о русско-турецком противостоянии мы ставим отнюдь не точку, а многоточие. Ибо, да, война оказалась короткой, но глобальный конфликт двух держав только завязывался.

Использованная литература:
Бальфур Д.П. Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV—XX вв. / Пер. с англ. Л.A. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2017.
Филюшкин А. И. М.: Василий III. — М.: Молодая гвардия, 2010.
Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. — М.: МИРОС, 1998.