Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение

Фото 1 Е.К. Суровецкий. 1933 г.

Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета».
Предыдущую публикацию читайте: https://sakhalife.ru/evgenij-suroveczkij-obyknovennaya-zhizn-v-neobyknovennom-veke-prodolzhenie-13/

Есениным тогда увлекались многие, а стихотворения его ходили по рукам, переписывались в тетради, в альбомы. Мы с Алантьевым и другим другом тех лет Моней Эльтерманом собирались вместе, читали стихи Есенина, обменивались найденными его сочинениями, сами сочиняли плохонькие стихи, подражая Есенину.

Фото 2. Мой друг Валентин Алантьев (аннотация Е.К. Суровецкого).

Об увлечении есенинским стилем, подражании ему, говорит такой куплетик, написанный мною в 1933 году:
Буду петь и плясать, буду беситься,
Буду песни петь о Луне…
На желтую краюху месяца
Никогда не запрыгнуть мне.
В 1933-1934 годах я заполнил стихами Есенина целую общую тетрадь в ней же поместил несколько стихотворений других поэтов, написанных на смерть поэта. Эта тетрадь, постаревшая, потрепанная, до сих пор сохранилась у меня.
Есенин был патриотом земли русской, он воспевал свою родину в стихах таким ярким, сочным языком, что в мыслях при чтении его стихов возникали целые живые картины того, о чем он писал.
Вот к примеру:
Снежная замять дробится и колется,
Сверху озябшая светит луна.
Снова я вижу родную околицу,
Через мятель-огонек у окна.
Ведь картина? Метель, луна в просветах замяти, деревенские избенки, огонек в окне!
Или как выразительно и тепло сказано о матери:
Заря окликает другую,
Дымится овсяная гладь…
Я вспомнил тебя, дорогую,
Моя одряхлевшая мать.
Как прежде, ходя на пригорок,
Костыль свой сжимая в руке
Ты смотришь на лунный опорок
Плывущий по сонной реке.
И думаешь горько, я знаю,
С тревогой и грустью большой,
Что сын твой по отчему краю
Совсем не болеет душой.
Потом ты идешь до погоста
И в камень уставясь в упор,
Вздыхаешь так нежно и просто
За братьев моих и сестер.
…….
Просто, но как живо нарисована старушка-мать, тоскующая о своем блудном сыне, о его братьях и сестрах. А Русь Есенин любил:
Если крикнет рать святая:
Кинь ты Русь, живи в раю!
Я скажу: не надо рая,
Дайте родину мою.
После того, как Есенин покончил с собой было много воспоминаний о нем, стихотворений, посвященных ему, теплых и горьких:
Поэт Петр Орешин в стихотворении «Памяти Есенина» в январе 1926 года писал:
Сказка это, чудо ль,
Или это бред:
Отзвенела удаль
Разудалых лет.
Песня отзвенела
Над родной землей.
Что же ты наделал,
Синеглазый мой?
………
Дождичек весенний
Окропил наш сад,
Весельчак Есенин,
Синеглазый брат.
Роковая просинь
Наша сторона…
Если Пушкин – осень,
Ты у нас – весна.
В мыслях потемнело,
Сердце бьет бедой…
Что же ты наделал,
Раскудрявый мой?
Александр Жаров 10 января 1926 года в стихотворении «На гроб Есенина»:
Это все-таки немного и странно
Вот попробуй тут не удивись:
На простом шнуре от чемодана
Кончилась твоя шальная жизнь.
Это все-таки, пожалуй, глупо
И досадно выше всяких мер,
Что тебя, Есенин, сняли трупом
С потолка в отеле «Англетер».
Мы прощали и дебошь и пьянство,
Сердца звон в стихах твоих любя,
Но такого злого хулиганства
Мы не ждали даже от тебя.
Безудержная, а часто и злобная ругань в адрес Есенина в тридцатых годах не могли поколебать поклонения его таланту, любви к нему у тех, кто знал его стихи. Вот и через столько лет, и в возрасте уже весьма неромантичном, я не могу воздержаться от восхищения творчеством, музыкой, красотой стиха Есенина. И рад тому, что сейчас восстановлена память о Есенине, а он прославлен как один из лучших русских и советских поэтов.

Год 1933 отмечен в памяти также крупнейшим наводнением в г. Якутске. Таких наводнений ни ранее, ни позднее Якутск не знал. Во время весеннего ледохода ниже Якутска образовался мощный затор, и вода стала неудержимо подниматься, затапливая все новые и новые участки вокруг города, а затем и улицы города. Горком партии и горисполком подняли тревогу. Был создан городской штаб по борьбе с наводнением, начальником штаба был утвержден заместитель начальника ОГПУ Дзенис, старый чекист, соратник Дзержинского, участник гражданской войны. Меня прикрепили к нему в качестве адъютанта. Вода поднималась все выше и выше, вышла из берегов, затопила рынок, все участки, где теперь находятся магазин «Прогресс», пароходство, залило электростанцию (где ныне улица Губина), всю территорию рабочего городка, окружила город, залила Сергеляхские дачные места, разлилась до гор, соединилась с Белым озером и с потоком ледохода у электростанции. Уровень наводнения был таков, что вода залила почти всю улицу Красноармейскую (ныне улицу Орджоникидзе). На улице Чернышевского вода дошла до здания старого телеграфа (на углу улиц Чернышевского и Хабарова).

Фото 3. Набережная улица. Справа на краю — магазин купца Кушнарева, позднее в этом кирпичном здании находился центральный телеграф.

Массивные льдины могучим напором ломали электрические и телеграфные столбы. Мы с Дзенисом стояли на крыльце телеграфа и как раз в это время льдины ударили в близко находящиеся столбы, провода с визгом стали лопаться и падая у самих наших ног закручиваться в спирали, угрожая захватить нас в эти опасные витки. Пришлось нам с ним скрыться в здание.
Были разрушены многие столбы и постройки у электростанции, станция залита водой персонал электростанции боролся с льдинами, чтобы они не разрушили здание станции. Штаб и все городские власти все дни наводнения вели большую работу по спасению людей из затапливаемых участков, по спасению имущества, устройству и питанию переселенных.
Мне тогда здорово досталось побегать. Телефонная связь была слабой, только в некоторых учреждениях, во многих местах провода были повреждены, радиосвязи вообще тогда не было, и я по поручению Дзениса бегал на участки и в городские учреждения с его указаниями, информациями. Выдохся до печенок, но было удовлетворение, что делалось полезное, настоящее дело, полезное для всех. Через несколько дней вода стала спадать, штабу уже не требовалась напряженная нагрузка, заботы о населении, о восстановлении разрушенного наводнением взяли на себя городские власти и штаб вскоре был распущен.

В конце лета и осенью 1933 года я провел вторые курсы по подготовке инструкторов по комплексу ГТО, выпустил около двадцати человек. Все они выполнили нормы ГТО и получили значок. Время работы курсов я построил так, чтобы захватить летние и зимние месяцы. В конце ноября 1933 г. я поставил на лыжи всех своих курсантов и отправил походом в Табагу, это в 25 км. от г. Якутска. Сам я проводил их на лыжах, но думал только вывести за город и вернуться, поэтому надел легкий костюм, а на ноги обычные ботинки. На ходу увлекся, прошел километров семь-восемь, а когда повернул обратно, ветер оказался встречный, совсем промерз, а на ногах пальцы совершенно отморозил. Пришел домой, ноги белые, ледяные, мать кое-как спиртом оттерла их. Долго потом болели пальцы ног от этого похода.
Хотелось бы отметить, что в тридцатых годах физкультура не стояла в стороне от интересов производства. И на первых курсах в 1932 году, и на вторых курсах в 1933 году, на всех занятиях кружков, в беседах и лекциях о физкультуре всегда подчеркивалось значение физического воспитания для производства. У нас ведущим был лозунг: «Каждый физкультурник – ударник, каждый ударник – физкультурник!».
А этот девиз был особенно актуален в то время. Шло соревнование за выполнение первой пятилетки за четыре года, и она досрочно была завершена в 1932 году, в 1933 году началась вторая пятилетка. Партия призывала к ударному труду, и физкультура стремилась внести свой вклад в это содействием физическому развитию людей. Вся советская система физкультуры нацеливала на это – «Готов к труду и обороне». Тесную связь ГорСФК держал с Якутской национальной военной школой (ЯНВШ и Советом «Динамо»). Мы часто пользовались спортзалом ЯНВШ, брали в аренду или покупали у них кой-какой спортинвентарь, например, лыжи. В «Динамо» работал инструктором Миша Михайлов и я часто бывал у них на занятиях, по просьбе Михайлова и Брянцева проводил занятия по физкультуре с членами «Динамо», с бойцами дивизиона ОГПУ.

Фото 4. 1932 год. Михаил Михайлов (аннотация Е.К. Суровецкого).

Например, летом 1933 г. мы с Михайловым регулярно, с 8 часов утра, проводили занятия с бойцами дивизиона по плаванию. Занимались плаванием по протоке р. Лены, примерно там, где сейчас строят дома на насыпном грунте перед дамбой, как раз напротив окончания теперешней улицы Чиряева. Здесь был чистый песчаный берег, в протоке прозрачная проточная вода, шириной протока была метров сто-сто двадцать, противоположный берег сплошь из намытого речного песка. В 8 часов утра мы переплывали на противоположный берег. Кто умел плавать плыл сам, а кто не умел – переправлялся на лодке.
Сначала мы обучали бойцов на берегу, показывая на суше движения рук и ног при плавании кролем и брассом. Затем входили в воду, опершись руками о дно на мелком месте все тренировали движения ног. После этого уже в глубокой воде тренировались в совместном движении рук и ног, добиваясь правильности выполнения. Воду мы все любили и при малейшей возможности направлялись на реку, озера. Купались тогда не только в протоке около города, но и на Зеленом лугу, где обычно стояло много плотов, приплавленных с верховьев Лены, а в глубине луга, за курганом (теперь срытым) были другие тихие протоки, заросшие тальником и кустами красной смородины, или «кислицы», как мы ее называли. Тут мы тоже часто бывали на прогулках, на купанье.
Кроме того, купались и на Солдатском озере, на озере Сайсар, на озере за санаторием «Красная Якутия» и другим. Общество «Динамо» и ГорСФК соорудили ряд вышек для прыжков в воду: около нынешней ЯТЭЦ, на озере за санаторием «Красная Якутия», где был военный городок и на Сайсаре. На этих вышках мы тренировались в прыжках в воду с высоты 1 метр, 2, 3, 5, 7, 10 метров. Правда, с 10 метров осмеливались прыгать лишь несколько человек, в том числе Михайлов, Аржаков, я, Брянцев.

Фото 5. 1932 год. Яков Аржаков, первый якут с высшим физкультурным образованием (аннотация Е.К. Суровецкого).

1933 г. Однажды летом того же года республиканское общество «Динамо» на Ленской протоке (у нынешней дамбы) устроило соревнование по нырянию на дальность под водой, конечно, без всяких приборов, которых тогда вообще не знали. У берега протоки стояла небольшая баржа. От ее носа отмеривали вдоль берега рулеткой 100 метров, сделав отметки через каждые 5 метров. Главным судьей соревнований был Михаил Михайлов, я стал судьей на старте. Соревнования собрали много народу, они проводились впервые. Самый лучший результат 51 метр показал динамовец Серпокрылов. Ему вручили первый приз.
После этого Михайлов объявил, что показательное ныряние проведу я. Вообще-то я не собирался, но на курсах и после них я много тренировался, а под водой плавать очень любил. При этом я применял особый метод насыщения организма кислородом для более длительного пребывания под водой. Делал перед нырянием несколько медленных вдохов с быстрым выдыханием, затем делал глубокий вдох и нырял. А в воде, когда запас воздуха кончался, делал еще несколько глотательных движений горлом, в результате чего в легкие продвигался воздух, еще остававшийся в дыхательных путях.
Вместе с тем, плывя под водой использовал приемы, ускорявшие движение: ногами работал способом кроля, а руками широкими взмахами рук типа брасс, но так, чтобы обратное движение рук производилось со сложенными ладонями, без сопротивления воде. Благодаря всему этому я мог находиться под водой до 120 секунд, проплывая довольно большое расстояние. Михайлов все подначивал меня шутливо: «Нырни, да нырни» и я нырнул.
Под водой я прошел 63 метра, что вызвало шумные аплодисменты у зрителей. Мог бы проплыть и дальше, но не рассчитав несколько свернул вправо и уткнулся под водой носом в песок склона берега, показалось что что-то напутал, ну и выплыл наверх. Это был рекорд того времени, но без фиксации и поощрения, так как нырял я просто для демонстрации возможностей спортсмена, того, что может дать систематическая тренировка. Ну, и в порядке агитации, пропаганды плавания. Все это шло на пользу развития физкультуры в городе, в чем я был заинтересован.
Михайлов и Брянцев привлекали меня и к другим мероприятиям «Динамо»: к судейству во всех соревнованиях, разработке положения о соревнованиях, методик по тренировке, к приему норм ГТО. Была в «Динамо» группа по обучению самбо и джиу-джитсу. Самбо тогда только еще появилось, особых рекомендаций не было, поэтому группа занималась в основном борьбой джиу-джитсу, по системе японского профессора Кара Йошикагу. У Михайлова был учебник этого профессора, с иллюстрациями, Михаил и раньше, в Московском институте физкультуры уже осваивал это вид борьбы, поэтому все занятия вел он, некоторые Яша Аржаков.
А со мной Михаил занимался отдельно, в том же зале «Динамо», на нынешней улице Дзержинского, где раньше располагались два старых каменных здания ОГПУ/. Мы около шести месяцев тренировались с ним и в конце концов я так освоил приемы, что во многих случаях стал успешно сопротивляться и Михайлову и Аржакову. Кстати, умение применять приемы джиу-джитсу мне однажды помогло. Я шел домой на улицу Нагорную, одетый в костюм матросского типа. Модничал я тогда: на мне была рубаха с большим квадратным матросским воротником и широченные брюки-клешь, узкие вверху и широченные внизу.
Продолжение следует…
В тексте максимально сохранены стиль и пунктуация автора.

Сообщение Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение появились сначала на Сетевое издание SAKHALIFE.RU.