Болота и климат сформировали здешний менталитет. Так говорит о Санкт-Петербурге современная наука. В сериале «Питер глазами…» «РосБалт» публикует личные впечатления о Северной столице представителей самых разных профессий. Сегодня социолог Николай Данилевский поможет посмотреть на город и его жителей с научной точки зрения. Дефицит тепла и еды — Принято считать, что петербуржцы сильно отличаются от жителей других городов. Это стереотип — или такое мнение имеет научное обоснование? И точно так же от остальных отличаются омичи, казанцы, хабаровчане… — И да, и нет. Смотрите. Только для Москвы и Питера существует в массовом сознании деление горожан на три типа: коренной москвич или петербуржец (как минимум в третьем поколении), урожденный горожанин (сам родился в Питере или Москве) и, назовем так, «понаехавший», то есть приехавший сюда в сознательном возрасте. Подобного деления вы ни в Омске, ни в Хабаровске, скорее всего, не встретите. Кстати, в Москве коренных москвичей статистически осталось не так много. Но в целом никто особо не «заморачивается» по поводу градации горожан. Москва все перемелет, все переварит. Слезам она тоже не верит и воспринимается большинством как гигантский рынок труда. Все чаще слышно, что Москва — город некомфортный для жизни, но удобный для заработка. С Питером все по-другому. — Как это? Неужто Петербург для жизни более комфортный? — А вот это — важный угол зрения. Да, Тверская улица сейчас, наверное, выглядит лучше, чем Невский проспект: чистота, широкие тротуары, никакой торговли с рук или из старомодных ларьков. Но для петербуржца смысл жизни, скорее всего, заключается не в комфорте. Можете относиться к этому как к шутке, а можете и серьезно: москвич живет для успеха (понимаемого по-разному), петербуржец — например, для страдания. Он страдает вместе с городом. Поэтому часто так нервно относится к чужому успеху, особенно к успеху «понаехавших». — Почему в Питере такая картина мира? — Ответ надо искать в истории. Да, на бумаге — все красиво. Питер и Вашингтон — два города, построенных в соответствии с чертежами. Москва вся кривая. А Питер прямой изначально. Однако эта прямизна, строгость фасадов, небесная линия, может быть, услаждают взор, но точно не определяют жизнь поселенцев. Горожане пришли сюда в начале XVIII века. Собственно, в тот момент только и зарождалась Российская империя. Это политики, которые постоянно переписывают учебники истории, говорят нам сейчас про тысячелетние традиции российской государственности. Но там ведь сначала были князья, воевавшие друг с другом, потом вся страна была западным улусом Золотой Орды, потом Смутное время, польская интервенция и много чего, что мы знаем из истории. По сути, как страна Россия началась с Петра и появления Санкт-Петербурга. И вот смотрите, какая интересная штука, о которой историки мало задумываются, а мы, социологи, именно это считаем ключевым. Петр Великий добился права России занять место в ряду передовых стран Европы за счет небывалых по жестокости реформ. Да, Питер — это классно и красиво, «окно в Европу» и все такое… И мы как-то сейчас не вспоминаем, что шла Северная война, совершенно провальные военные операции (как, например, под Нарвой), и Питер несколько лет находился вообще не на российской территории, а на землях Ингерманландии, которые считались шведскими в ту пору. И среди многих жертв, ценой которых создавалась тогда Россия, была одна, не отмеченная историками. Вот в чем она заключается с точки зрения социологии города: петербуржцы — это масса людей, резко оторванных по воле тогдашних властей от корней в глубинке, поставленных на границе государства, чуть ли не на чужой территории, лицом к лицу с новой Европой. И при этом люди ограничены в своем поведении рельефом — берегами болот, рек и каналов, они зажаты совершенно непривычной для них и кого-то сводящей с ума прямоугольной геометрией улиц. Люди были задавлены болезненным климатом Балтики, вечным дефицитом тепла, солнца, а главное — продовольствия. Город, сопротивляющийся изменениям — Многие мои друзья из Питера иронизируют над собой: «Мы — потомки блокадников, поэтому любим поесть. Для нас еда — важная составляющая жизни». Выходит, вовсе не со Второй мировой войны это идет? — Да, конечно, коренной петербуржец — это не просто те три поколения, про которые мы в самом начале говорили, это гораздо более протяженный период времени. И вот почему я сказал про страдание вместе с городом. Хотя, безусловно, это не страдание в чистом виде. Это очень специфическое чувство — растворение в городе. Его жителям было оставлено одно чисто питерское наслаждение: знать и понимать то, на что в других местах нет ни времени, ни желания. Это и делают петербуржцы 300 лет, поставляя для России и для соседней Европы ответы на вопросы, над которыми никто не задумается в нормальных условиях и приятной жизни. Это и есть питерский менталитет. В Петербурге очень многое парадоксально. В какую сторону ни глянь — везде города-старики. К западу — Стокгольм, к югу — Москва. А Петербург — это город-подросток. Но и тут все непросто: город довольно долго был столицей — и от своего имперского величия, хоть и позволил большевикам пошалить, до сих пор не отказывается. Даже те процессы, которые были в советском обществе характерны для всех крупных городов и мегаполисов — социальное смешение, языковые изменения, — протекали в Северной столице и в Москве по-разному. — Например? — Многие этого не помнят, но вот к началу 1960-х годов поток в крупные города стал устойчивым и, как виделось властям, контролируемым. Вводились лимиты — сколько людей надо для строительства метро (там не хватало рабочих рук), для заводов, которых в городской черте было немало. Отсюда и уже подзабытое сегодня слово «лимитчик», которым стали потом называть вообще всех «понаехавших». И если в Москве ассимиляция шла очень активно — влияние друг на друга оказывали и коренные москвичи, и только что приехавшие в город, — то в Петербурге все было сложнее и конфликтнее. Например, петербуржцы для того, чтобы сесть в троллейбус или автобус, выстраивались в очередь, а вновь прибывшие этот обычай не воспринимали. В Москве очень быстро и коренные, и младомосквичи научились брать транспорт штурмом. В Питере этот процесс не был так стремителен. Это можно объяснять и меньшим, чем в Москву, потоком приезжающих. Но и город отстаивал свои права, привычки, традиции. Посмотрите сейчас: все недовольны самокатами, но реально какая-то работа снизу идет только в Питере. Не было бы стрелецких бунтов — не было бы Петербурга — Один из главных критериев, по которому петербуржцев отличают от москвичей, — отношение к деньгам. Что говорит об этом наука? — По результатам социологических исследований, для жителей Петербурга деньги не являются самоценностью, а служат средством для достижения более высоких целей. Но надо понимать, что соцопросы — это такая вещь в себе, из них всегда можно что угодно выдернуть. Хотя бывают и интересные результаты. Например, опрошенные часто отмечают, что Москве, притягивающей огромное количество мигрантов, свойственна высокая степень толерантности. А Санкт-Петербург, по их мнению, более нетерпим ко всему чужеродному. — Разве из таких маленьких, не очень системных примеров можно делать глобальные выводы о петербургском менталитете? — Нет, конечно. Мы говорим уже о тех или иных проявлениях. Факторов формирования менталитета очень много. Во-первых, это страх перед жизнью. Причем не перед конкретными угрозами голода, холода, нападения. У человека очень сложная внутренняя жизнь. Помните, как рассуждал Пьер Безухов у Льва Толстого? «Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того, чтобы переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися ОТ ЖИЗНИ: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. Нет ни ничтожного, ни важного, все равно; только бы спастись от нее, как умею! — думал Пьер. — Только бы не видеть ее, эту страшную ее». В наше время проблема страха не исчезла, а усилилась. Теперь у нас появился страх перед будущим — своего рода футурошок. Есть и другие факторы формирования менталитета — одиночество, скука, апатия. О каждом из них можно говорить долго. Но я хочу выйти снова на уровень исторических обобщений. Объяснить различия можно с позиции гипотезы о «специализации российских городов». Каждый город имеет свое предназначение и производит определенную потребительскую стоимость лучше других. Эта специализация была недооценена и стерта — каждый городок пытались превратить в «многоборца», который делает все, хотя бы и плохо. Утрата специализации ведет к деградации. Для города вопрос о том, «для чего ты живешь», так же актуален, как для человека. Руины великих древних городов — предупреждение тем, кто не думает о своем предназначении. Питерский профессор Александр Юрьев в 80-е годы создал такое направление научной мысли, как политическая психология. Так вот, согласно его концепции, есть города — университетские центры, где нет промышленности, и они предназначены только для производства человеческих ресурсов со знаниями, умениями и навыками «нужного человека», «полезного человека», «современного человека». Предназначение Петербурга заключается в адаптации «срединной России» к европейской цивилизации и мировой цивилизации — к России. Петр I делал подобные попытки в Москве, но они привели только к стрелецким бунтам. Именно поэтому Петр и создал Санкт-Петербург. И это было не «окно в Европу» — так спустя более чем век будет оценивать сделанное Александр Пушкин. Для Петра это был научно-практический центр для изобретения евроазиатской смеси картины мира, мировоззрения, образа жизни, жизненной позиции, одинаково приемлемых как для Европы, так и для России. Стремительно развернутые в городе верфи, заводы, дворцы, библиотеки, архивы, музеи, университет, академия наук — это просто «цеха», в которых готовились кадры, изобретавшие эту «смесь для скачка» из Азии в Европу. И Санкт-Петербург не был предназначен для слепого повторения европейского опыта — он должен был предвосхитить развитие цивилизации и опередить ее. Идея Санкт-Петербурга — предвосхищение будущего мира. Задача была успешно выполнена, а ее итогом является признание России мощной державой на протяжении трех веков. Холодно и нет распродаж — Для сегодняшних обитателей Петербурга все-таки важна не давняя история, о которой мы говорим. Можно поставить вопрос о том, в чем заключается смысл жизни петербуржцев? — Вопрос поставить можно, но ответ будет и прост, и неочевиден одновременно. Этот смысл — в неуклонном следовании свои ценностям и целям. Образ жизни для петербуржцев обретает значение смысла. Чтобы жить и работать в условиях абсолютной неопределенности мира вокруг, петербуржцы выработали совершенно особенный образ жизни: аскетичный, самоотверженный, отвлеченный от естественных радостей. В Петербурге людям наивысшее наслаждение доставляет оригинальное интеллектуальное решение головоломной проблемы мирового значения. Быть подлинным петербуржцем — значит следовать петербургскому образу жизни. И он не сводится, например, к каким-то полезным привычкам, соблюдению режима труда и отдыха и т. п. Это было бы очень плоскостно. Понятно, но плоскостно — это решение для Москвы. Чтобы достигать поставленных целей и сохранять свои ценности, приходится вести болезненную борьбу между искушением и аскетизмом. — В Питер едет множество людей. Их ведь привлекает не местный образ жизни — они вообще вряд ли об этом думают… — Это правда — посмотрите, как сейчас переполнены отели Петербурга. При этом здесь нет ничего «для тела»: солнца, пляжа, фруктов, какой-то экзотической питерской кухни, танцевальных фестивалей, нет даже сезонных мегараспродаж, ради которых многие штурмуют мировые шопинг-столицы. Напротив, обычно в Питере холодно, ветрено, неуютно, скромно, тесно. В этом смысле Москва и Сочи куда привлекательнее. Но люди идут и идут через мосты, в музеи, вдоль улиц и каналов, словно надеются найти что-то важное. Многие осознанно, а некоторые интуитивно ищут следы смысла жизни, ценностей, целей, которые «производились» в России в основном именно здесь. Петербург интересует и привлекает своих гостей, потому что без смысла жить так же невозможно, как без тепла или хлеба. В городе мало «материальной жизни»: она неяркая, скромная — она вся «мысленная». Чтобы жить в Петербурге, надо искать такие объяснения своим трудам и страданиям, чтобы уметь видеть большое в малом, светлое в темном, прекрасное в безобразном. Петербург — город, созданный, чтобы страдать. И при этом подниматься на такие мысленные вершины, с которых видно, что все в жизни относительно: страшное — не страшно, опасное — неопасно, неинтересное — интересно, бесполезное — полезно. Любая жизнь в Петербурге получает оправдание и предназначение. Обладание смыслом жизни позволяет ощутить настоящее счастье при минимальных возможностях. Поэтому петербуржцы так сильно ценят талант, оригинальность — и так скептически относятся к должностям и званиям. Беседовал Николай Яременко
