Тик-ток против самого себя. Как критик соцсетей стал любимым философом интернет-сообщества
Любят ли люди тех, кто приносит им пессимистичные прогнозы? Случай философа Бён-Чхоль Хана, завирусившегося в соцсетях критика соцсетей, показывает, что еще как!
Корейско-немецкий философ Бён-Чхоль Хан — наверное, один из самых известных мировых критиков трансформаций, произошедших с нашей жизнью из-за интернета, соцсетей и цифровой корпоративной культуры. Его книги-манифесты, объясняющие, как человек цифровой эпохи отчуждается от собственных эмоций и от других людей, лишается опыта подлинной любви и приговаривает себя к пожизненной работе на базы данных, расходятся сотнями тысяч экземпляров. Между тем такой популярности они обязаны рваному телеграфному стилю философа, критикующего утрату умения рассказывать целостные истории, и алгоритмами тик-тока и инстаграма, где ролики с его цитатами пользуются огромным успехом. Кайл Чайка разобрался в том, пытается ли Бён-Чхоль Хан выстроить дистанцию с современным обществом или, наоборот, является плотью от плоти поколения ультракоротких роликов.
«Сила, способная изменить жизнь, исходит от одного абзаца, одного замечания» — писал Джеймс Солтер в своем романе «Светлые годы» (1975). По его мнению, жизнь человека может разделиться на «до» и «после» после прочтения одной-единственной строчки.
Для студента факультета искусств Университета Айдахо Кевина Марета этот момент наступил, когда он читал монографию философа Бён-Чхоля Хана «В рое: цифровые перспективы», которая была впервые опубликована на английском языке в 2017 году. Марет узнал о Хане в мае 2023 года, когда листал ленту инстаграма и наткнулся на рилс о философе. Он был настолько заинтригован, что сразу же взял его книгу в университетской библиотеке. Полемические, полные афоризмов сочинения Хана отражали опыт взросления в социальных сетях, имевшийся и у Марета, и наглядно демонстрировали ту бесконтрольность в отношениях с интернетом, которую он давно заметил у себя. Марет прочел книгу за два часа и особенно выделил следующие строки: «Обитатели цифрового паноптикума не являются заключенными. Их стихия — иллюзорная свобода. Они снабжают цифровой паноптикум информацией, выставляя себя напоказ и освещая каждую часть своей жизни».
С тех пор Марет носит с собой «В рое» как талисман: он кладет книгу в карман куртки, когда идет в кафе или на прогулку. Он запасся и другими книгами Хана: «Общество прозрачности», «Спасение красоты» и «Агония эроса». Как правило, это небольшие книжки меньше ста страниц, колеблющиеся между манифестом и эссе. Марет — часть быстрорастущей аудитории Хана, которая воспринимает его как своего рода мудреца эпохи интернета. Элизабет Накамура, двадцатилетняя сотрудница арт-галереи в Сан-Франциско, в первые дни пандемии скачала «Агонию эроса». В этой работе утверждается, что чрезмерное обнажение и самовозвышение, поощряемые социальными сетями, убили возможность эротического опыта, который требует встречи с другим человеком.
«Текста Хана — как мемы, в том смысле, что они лаконичны и ими легко делиться. Я могу отправить их даже тем своим друзьям, которые не очень любят читать», — сказала она.
Хан, выражая беспокойство эпохи, становится для публики тем, кем когда-то был Жан-Поль Сартр.
Хан родился в 1959 году в Южной Корее. Сначала он изучал металлургию в Сеуле, чтобы успокоить своих родителей, которые хотели, чтобы он получил достойную профессию. Когда ему было 22 года, он, пообещав родителям продолжить обучение, переехал в Германию — однако там Хан переключился на философию и сосредоточился на изучении работ Мартина Хайдеггера. В 1994 году он получил кандидатскую степень по философии и начал преподавать феноменологию, эстетику и религиоведение. Через какое-то время он получил ставку в Берлинском университете искусств. На протяжении последних двух десятилетий он регулярно публиковал статьи, но избегал интервью и редко выезжал за пределы Германии. Джон Томпсон, директор независимого британского издательства Polity, которое с 2017 года выпустило четырнадцать книг Хана, рассказал мне, что спрос на его работы вырос благодаря сарафанному радио. Он также добавил, что Хан как автор работает, словно вечный двигатель: идеи и книги текут рекой.
По-настоящему прорывной работой философа стала книга «Общество усталости», опубликованная сначала на немецком языке в 2010 году. Почти за десять лет до того, как Энн Хелен Петерсен взялась за «выгорание миллениалов», Хан диагностировал «насилие позитивом», истоки которого он обнаружил в «перепроизводстве, достигаторстве и чрезмерной коммуникабельности». Мы настолько перевозбуждены интернетом, что, как это ни парадоксально, не можем ничего почувствовать.
По иронии судьбы, сочинения Хана распространяются по тем же самым каналам, которые они так активно критикуют. Сжимая свои идеи в короткие предложения, Хан льстит читателю, заставляя его почувствовать, будто это его мысли. «Общество усталости» и другие книги Хана фигурируют в бесконечных видеороликах на ютубе и в книжных обзорах в тик-токе.
Его идеи нашли особенно большой отклик у читателей, занимающихся искусством, а также среди художников, кураторов, дизайнеров и архитекторов, при том что на поле академической философии Хана не то чтобы хорошо приняли.
Его работы переведены более чем на дюжину языков. По данным испанской газеты El País, «Общество усталости» было продано тиражом более 100 тысяч экземпляров в Латинской Америке, Корее, Испании и Италии. Директор музея в Пекине сказал мне, что «мир китайского искусства одержим им». Альберто Олмос, известный испанский писатель и критик, описал Хана как «диджея философии», сочетающего идеи Барта, Бодрийяра и Беньямина в новых запоминающихся комбинациях. В 2023 году в интервью Dazed Korea участник звездно K-pop группы BTS рекомендовал «Агонию эроса»: «Вы можете сильно разочароваться, потому что книга предполагает, что любовь, которую мы сейчас испытываем, это не любовь».
Моим первым знакомством с Ханом стала книга «Не-вещи», которую я обнаружил на самом видном месте в независимом книжном магазине. Меня привлекло название и постмодернистский коллаж на обложке: геометрическая абстракция из фотографий небоскребов, сделанных снизу и сверху. В «Не-вещах» Хан утверждает, что в интернете мы сталкиваемся с избытком информации (то есть не-вещами), которая отвлекает нас от опыта взаимодействия с объектами в реальности: «Цифровой экран определяет наше восприятие мира и закрывает нас от реальности». Лучший способ чтения Хана аналогичен лучшему способу чтения Библии: пролистните, найдите запоминающуюся строку и продолжайте дальше. Каждое предложение — это микрокосм произведения, поэтому читателю не нужно копать слишком глубоко, чтобы понять суть. «Смартфон — это мобильный трудовой лагерь, в который мы попадаем добровольно», — пишет Хан в «Не-вещах». Это описание сразу же заставляет возненавидеть себя за то, что смотришь в экран. Но я продолжил читать — вдруг Хан предложит мне какое-то спасение.
Последняя книга Хана «Кризис повествования» в английском переводе была опубликована в США совсем недавно. Подобно комиксам, его сочинения представляют собой как бы эпизоды одной расширенной истории. Более того, все издания Polity имеют схожий дизайн обложки, образуя целостный визуальный код. Книга рассказывает об упадке «рассказывания историй», которое, по мнению Хана, является угрожаемым способом установления истины. Сегодня доминируют пункты, списки и отрывки нарративов, а не история, рассказанная целиком. Книга основана на тезисе о «не-вещах», однако вместо того, чтобы вновь критиковать нехватку объектов из реальной жизни, Хан сетует на нашу способность рассказывать о «прожитых моментах».
«Для цифровых платформ данные ценнее, чем рассказы». Не потому ли моя жизнь, тщательно задокументированная в инстаграме, на самом деле не складывается в единое целое, несмотря на все время и труд, которые я вложил в ведение своего аккаунта?
По Хану, информация — это противоположность повествованию, требующему способности к воображению. В «Кризисе повествования» он пишет: «В поздней цифровой современности мы скрываем наготу (отсутствие смысла в нашей жизни), постоянно публикуя сообщения и ставя лайки. Информационный и коммуникационный шум должен гарантировать, что ужасающая пустота жизни остается скрытой».
Если вы пользуетесь социальными сетями, то при прочтении Хана вы, скорее всего, почувствуете себя и вовлеченными, и «принятыми» авторитетом. Хан стал философским папой для молодого поколения — этот статус лишь подкрепляется доступными крохами информации о его биографии. На фотографиях он всегда одет в преимущественно черные оттенки, а иногда в поношенной, но все же элегантной кожаной куртке и тонком шарфе. Его длинные волосы собраны в хвост, а кожа сияет, как у влиятельного лица. Его нет в социальных сетях. В интервью газете El País он рассказал, что пишет по три предложения в день и большую часть времени проводит, ухаживая за растениями и играя на фортепиано Баха и Шумана. Его оффлайн-аура, похоже, подтверждает, что у него есть доступ к некоторой мудрости, которой не хватает многим из нас.
Чарльз Пиджон, аспирант факультета английского языка Оксфордского университета, изучающий литературу об интернете, охарактеризовал работу Хана как «старомодный гуманизм» или «что-то, что должно переориентировать ваше отношение к миру и к вашей собственной жизни». Однако он добавил, что громкие заявления Хана иногда не выдерживают критики: «Есть много вещей, в которых можно найти дыры». Например, Пиджон указывает на тезис из «Общества усталости» о том, что человечество перешло от «иммунологического общества», характеризующегося границами, к «нейронному обществу», характеризующемуся отсутствием барьеров и беспрепятственной циркуляцией. Он легко разбивается о пандемию коронавируса, которая показала, что старый мир никуда не делся.
Хан часто — особенно в «Кризисе повествования» — говорит со слишком небольшой дистанции от своей темы. Он справедливо отмечает «нынешнюю шумиху вокруг нарративов» и манию «рассказывания историй» в корпоративном маркетинге или в феномене TED Talks.
Он утверждает, что, хотя «нарратив» стал модным словечком, мы утратили истинную, более глубокую способность создавать повествовательный смысл и вспоминает архетипический «огонь, вокруг которого люди собираются, чтобы рассказывать друг другу истории».
Хан описывает публикации в социальных сетях как «порнографическую самопрезентацию или саморекламу», и это вполне справедливо. Однако в его трудах остается без внимания тот факт, что цифровые пространства могут производить и значимый опыт. Трудно винить шестидесятилетнего человека в том, что он не понимает парадоксального потенциала тик-тока к поощрению как эксплуататорских, так и освободительных форм самовыражения. Но он упускает из виду, что социальные сети позволяют рассказывать о себе самостоятельно, строить и проецировать личную идентичность со свободой, которая никогда не была возможна в иерархии традиционных СМИ. Для многих людей интернет — это новый костер.
Возникает вопрос: думает ли Хан о том, что его собственные идеи тоже процветают в информационной экономике интернета, среди лавины не-вещей? Когда мы читаем об интернете, мы часто ждем ответа: хорошо это или плохо? Хотя Хан не занимается поиском решений проблем, его статьи легко превращаются в лайфхаки в соцсетях (например, подпись в тик-токе: «Бён-Чхоль Хан и самооптимизация #капитализм #марксизм #терапия»). Пиджон замечает, что хотя книги Хана критикуют чрезмерное цифровое потребление, они с ним полностью совместимы. Их легко можно использовать как «еще один модный набор мыслей, легко усваивающийся небольшими порциями. В этом и есть настоящая ловушка. Вы никогда не сможете оказаться вне системы, о которой пытаетесь говорить».
Но пылкий, почти бруталистский стиль Хана словно призван говорить сам за себя. Частью откровения для читателей Хана становится идея того, что они не обязаны быть личностями. Если бы Хан разместил свои собственные видео в тик-токе, большинство комментаторов, вероятно, просто спросили бы, какую марку кожаной куртки он носит. (Честно говоря, я тоже хочу это знать.) Возможно, нам следует воспринимать его произведения как призыв жить своей собственной жизнью в автономном режиме. Но до тех пор, пока мы не реализуем его идеи на практике, его произведения являются лишь вдохновляющим символом, который можно носить с собой, пролистывать и советовать друзьям.