«И пение, и танцы — всё выходит из сна». Интервью с шаманкой Шончалай Ховенмей

Можно ли быть одновременно практиком, исследователем и даже преподавателем шаманизма? Оказывается, да: читайте интервью с Шончалай Ховенмей, которая обучает разным стилям горлового пения и разбирается в тонкостях шаманских верований.

Шончалай Ховенмей — потомственная шаманка, она играет на традиционных хакасских инструментах, изучает и преподает различные стили горлового пения и даже обучает шаманским психоэнергетическим практикам. Глубокую погруженность в народную культуру ей удается сочетать с городской жизнью и исследовательскими экспедициями. По просьбе «Ножа» Рада Анчевская поговорила с ней о древнем и современном шаманизме.

Я проходила у Шончалай тренинг по горловому пению, слушала ее лекции о женском пути в шаманизме, была на уникальной женской практике «Танец Волчицы», мы вместе сделали рок-сказку «Лунный медведь», в которой она играла на чатхане, пела и танцевала. От каждой встречи с Шончалай у меня остается ощущение чуда. Я разговариваю с человеком, который находится одновременно в двух реальностях: во время любого общения с ней я ощущаю иной взгляд на мир, основанный на глубоких познаниях в области этнографии и шаманизма. Этим уникальным опытом соприкосновения с Шончалай Ховенмей я хочу поделиться с вами.

— Ты когда-то говорила о соотношении стилей горлового пения и разных аспектов мира. Давай поговорим об этом? Я больше нигде не встречала этой информации.

— Горловое пение хоомей — жемчужина тувинской культуры, а хай — хакасской. Это искусство передается из поколения в поколение, хранится и оберегается. Различают три основных стиля горлового пения: каргыраа, хоомей и сыгыт. Мастера этого искусства, которые совмещают все стили, могут создать свой собственный: например, известный хоомейжи и тувинский шаман Николай Мунзукович Ооржак открыл УнХун — звук Солнца, и это легло в основу его духовно-оздоровительной практики. Другой пример — Владимир Оюнович Ойдупаа, обладающий особым тембром голоса и манерой подачи в стиле ойдупаа-каргыраа под баян.

Самую низкую разновидность тувинского горлового пения, каргыраа, обычно связывают с духами Нижнего мира. Шаманы, которые к ним приобщены, поют, чтобы успокоить, чтобы поворчать на них, чтобы они пришли, посмотрели больного, если есть какие-то болезни. То есть этим стилем пользуются в тех случаях, когда нужно обратиться к духу Нижнего мира. Каргыраа — это как земля, которая сама должна заботиться обо всех детях на свете, и мы ее звуком горлового пения немножко трогаем, а потом ждем ответа.

Хоомей (горловое пение обычным звуком) — это духи природы, духи Среднего мира. Это окружающая нас природа, и она звучит по-своему. Деревья гудят, вода журчит, и это соединение звуком — трогаешь природу звуком хоомей и молишь духов Среднего мира, чтобы земля ростки давала, чтобы скот приумножался, чтобы дети здоровы были.

Сыгыт (вид горлового пения очень высоким звуком, почти свист) — переводится как плач или свист, его правильно сравнивают с плачем на похоронах. Это такая энергия, которая прямиком идет наверх, по ходу восхождения звук самоочищается от тембровой окраски, душа ушедшего садится на звуковую частоту, как на коня, и уносится в свои миры. Плакальщицы, как я понимаю, своим воем вычищали звуком дорогу для души.

Такое разделение звука и объясняет, и ничего не объясняет про стили. Потому что если мы говорим про обрядово-ритуальные действия, то там да, всё очень регламентировано. Но что каргыраа, что хоомей, что сыгыт — они как будто потеряли сейчас свою сакральность. Хотя это очень зависит от исполнителя. Если мы берем традиционную часть жизни, то там такое звукоразделение очень помогает. У меня вот хоомей плохой, но на камлании он откуда-то приходит, сама не знаю как, потому что это уже не я.

— Тебя можно назвать хайджи — сказителем?

— Нет, я исполнитель. Хайджи — это высокое звание! К нему приходят духи сказания благословлять, к его чатхану или хомысу приходят духи инструмента, это целая школа сказительства, которая бытовала на всём Саянском кольце: Тува, Хакасия, Алтай. Духи приходили ко мне, духи мне помогали. Духи мне песню дали, но я не смогла ее запомнить. Бабушка ко мне тувинская приходила и тувинскую песню так запела…

Я пытаюсь во сне петь, но не получилось у меня, что ж теперь… Песня была шикарная. У нас в Хакасии миссию сказителя взял на себя Слава Кученов, и он единственный у нас, кто прямо с передачей от хайджи, от своего учителя. Он сирота был, и учитель его к себе взял, и он потом стал петь его эпос, хотя опять же — ЕГО эпос. Получается, как исполнитель. Но он же три-четыре часа поет, значит, по факту духи ему помогают, раз он может это сделать. Он может загрузить себе в голову весь эпос от начала до конца и исполнять его всю ночь. Я вот не могу. Я понимаю само полотно эпоса, его значение, но энергия, необходимая для исполнения эпоса, — для нее должна быть передача. Надо на одной ноге стоять там, в том пространстве эпоса. По-другому не получится. Должны прийти богатыри своего народа и эту энергию дать сказителю.

— Должна быть некая передача именно от тех, о ком эпос?

— Именно от богатырей хотя бы часть эпоса, необязательно всё и сразу. Передачи вообще уникальные, у каждого своя. И главное — любой эпос есть история детства человечества. Те, кто сохранил это глубинное знание вместе с языком, сохранил и родовую энергию всего этноса, всего народа. Книга еврейских песен — эпос еврейского народа. «Калевала» — руны — песнопения, «Манас», «Алтын Арыг», конечно, и другие! Когда поются богатырские сказания — дух народа на ногах крепко стоит. Он, эпос, и музыкально ведь никуда двинуться не может — монолит, по-другому не скажешь. Соотношение ритма, речитатива, музыки, слов, которое несется от сказителя на головы слушателей, и есть энергия, благословение, передача родовой силы.

Расскажу, что у меня случилось на солнцестояние. В ночь пришли три богатыря, как на картине Васнецова, только лица азиатские… Я не поняла, что это было, они были с двенадцатиэтажный дом. Трое на лошадях, и я видела, как лошадь крайняя отворачивается немного, прямо как у Васнецова. В шлемах, в кольчугах, но волосы седые у них были. Я смотрю, не могу поверить и не понимаю, а вот все остальные — видят их или нет? Все люди стоят возле костра. Они, богатыри — вжуух — примчались и тоже стоят возле костра. Я растерялась и давай просить их: пришли, так защитите, раз пришли, начала договариваться с ними. Они стоят и молчат, ничего не отвечают. Я еще хлеще камлаю, а вокруг люди сидят, которые на обряд пришли, хотели уже меня в чувство приводить. Хорошо, что моя помощница запретила меня трогать. И в конце концов тот, который посередине, лицо ко мне свое приблизил и кивнул.

— Согласился?

— Типа того. У меня до сих пор держатся в голове эти богатыри. Я в шоке до сих пор. От них такая мощь идет! Они на голос пришли. Теперь у меня такой крючок стоит: а вдруг они опять придут? Я просто знаю легенду якутскую. В сороковом году вся деревня видела, как богатыри на конях по главной улице деревни прошли. И все поняли, что будет война. Меня насторожило то, что я их увидела, что они пришли. И я сразу начала читать им про защиту, я не думала специально, у меня это просто сразу сработало. У меня некоторые из участников их увидели, когда они ко мне на голос пришли. Но я, как муравей, им стала кричать, просить их — и они согласились. А потом они — вжуух — и ушли, а меня отпустило. Вообще всё странно было. Животные пришли, это было в этнопарке «Кочевник». Верблюды, ослы, гуси — все пришли на камлание. В парке никого не было, а животные все зашли в круг. Три верблюда зашли. Один лег. Точка силы была 21 июня, и все животные притянулись, и богатыри еще пришли. Что-то было…

— Расскажи, пожалуйста, про свой инструмент. Чатхан — когда он появился? Как на нем играют? Пожалуйста, расскажи именно о своем чатхане.

— Чатхан — обязательный спутник хайджи. Считается, что по своей силе он не уступает шаманскому бубну и в случае необходимости может с успехом заменить его. Это хакасский струнный щипковый инструмент, вроде цитры. Корпус-резонатор в форме длинного ящика, чаще без дна, вдоль корпуса крепят струны. Раньше инструмент делали из цельного куска кедра или сосны, потом стали собирать из отдельных частей. У древних чатханов было три-четыре струны из конского волоса. Но может применяться до 14 струн. Играют обычно сидя, поджав ноги, один край чатхана кладут на колени, другой на пол. Играют правой рукой — щипками и щелчками. Согласно хакасскому мировоззрению, между человеком и вещью существует энергетическая связь. Музыкальные инструменты вообще считались живыми: так, например, певец-хайджи, перед тем как начать исполнение, символически угощал чаркой с вином дух инструмента, чтобы сердце и голос у него не исчезли. Чатхан является символом хакасского народа.

Шончалай играет на чатхане и сказывает эпос

— К тебе приходят заниматься вокалом как к педагогу по вокалу или скорее как к шаманке? Какой запрос?

— Интересный вопрос! Вчера был урок, и я говорю — разрабатываем средний стиль. Ученице говорю: «Твой звук всё выболтал про тебя. Звук твой рассказал про тебя следующую вещь — ты стабилизируешься, долго добиваешься, чтобы стабилизироваться. Звук упал вниз. Потом эта дорожка звука нарисовалась внутри, и звук не пускает других вариантов, кроме этой дорожки. Есть варианты, где можно побродить звуком в теле — в разных местах. Носоглотка хотя бы». Говорю ей это, но что бы я ей ни предложила — звук падает и всё. Звук нашел свою дорожку, понял, что там стабильно можно звучать хорошо, и ему там нравится, звук нашел свое место и не хочет оттуда выходить. Варианты не признаются. Я предлагаю варианты, чтобы иначе пройти звуком, выше пройти, разработать хоомей. А звук не пускает, бац — и падает обратно. И я говорю, что это показывает характер. «Слишком любишь стабильность, — говорю я ученице, — любая вариативность тебя не устраивает». Она отвечает: так и есть! Но после того как я объяснила, что именно звук про нее разболтал, мы начали делать упражнения, и у нее пошел средний звук. По сути, я обращалась не к ней, а к ее звуку. «Ты, — говорю я звуку, — такой, да, но ведь есть еще разные варианты. Посмотри!»

И тут же, пока я говорила, хоп, и звук пошел выше, то есть звук согласился с моим вариантом, что ему можно погулять. Ушел с каргыраа (низкий звук) на хоомей (более высокий).

Другой ученик — мальчик из Сан-Франциско, занимались с ним онлайн. Я пропеваю его, он тоже звучит, поет, и вдруг у него стали огромные круглые глаза и он замер. И спрашивает: «А что это было?» Я ему говорю: «Это звук тебя внутри трогает, это звукотерапия». Для него это было огромное открытие, он сам себя начал чувствовать изнутри, и это с ним случилось в первый раз. Ему 18 лет. Он услышал свой звук внутри себя, и его это поразило настолько, что он на какое-то время замер с огромными глазами. Изнутри что-то его трогает? Но такого не бывает!

Шончалай рассказывает о горловом пении

— Существует мнение, что женщинам нельзя заниматься горловым пением. Как ты к этому относишься? Что женщинам дает горловое пение? Ты же преподаешь и женщинам, и мужчинам.

— О, это ты мужчин слушала, что женщинам петь горлом плохо! Женское горловое пение — это, конечно, нонсенс в традиционной культуре. Совсем не приветствуется и никогда не приветствовалось. Это связано с запретами, с табу. Было табу, связанное с кормлением ребенка и возможным исчезновением у женщины молока, потому что давление, с которым идет горловое пение, существенное, большая работа пресса, мышц, они пережимаются, и действительно пропадает молоко, это факт. Более того, при такой нагрузке может случиться выкидыш. Это табу дошло до XXI века. Мужчины в традиционном обществе и сейчас никак не принимают эту часть женского развития. Но культура женская — пробивная, так было на протяжении веков, она найдет себе место.

Женское горловое пение — оно другое. Оно легче. Такой каргыраа, как у мужчин, будет реже, хотя сейчас у меня есть одна такая ученица. У нее звук может упасть до желудка и оттуда идти. Она говорит, что когда порычит, то ей так хорошо, что ничего больше не надо, это единственная вещь, которая из всего негативного ее выводит. Но смысл в том, что сейчас любая женщина уже может изучать горловое пение, если она не беременная и не планирует беременность.

— Ты много работаешь с бубном. Как воздействует на человека звук бубна?

— Для того чтобы взяться за бубен, человек должен понимать, что должна быть некая регламентированная часть внутри — то есть работает он с бубном как шаман или бубен у него по наследству. И эта регламентированная часть работает с бубном по типу трогания звуком — звука судьбы. Вот живет со своей судьбой человек, и что-то у него не так. Человек приходит к бубну, и бубен начинает звуком его трогать: а что именно у него не так? Он нити его судьбы простукивает. Немножко потряхивает. Потрясывает.

Звучание и вибрации голоса имеют приблизительно такую же структуру, когда идет движение, когда голос трогает струны судьбы, трогает внутри что-то. Это трогание происходит через звук голоса или бубна. По сути, человека чуть-чуть трогают внутри и трогают нити его судьбы. Что не так? Так выясняется, что можно еще сделать. Эти движения люди не осознают в быту. Да и не у всех бубен будет трогать нити судьбы. Наверное, и не надо. Это не плохо и не хорошо. Просто есть человек, у которого это регламентировано, он умеет и знает, как работать с бубном, и есть человек, которому это просто нравится — брать бубен в руки.

— Можно ли назвать тебя шаманкой или есть еще какие-то именно хакасские определения?

— Когда предки меня долго не посещают, у меня такое состояние нехорошее возникает, и тогда я во всём сомневаюсь. Кеспекчи у нас таких людей называют, от слова «кер» — смотреть. Смотрящая. У нас есть традиционные категории. Кеспекчи смотрит, через воду или еще через что-то. Есть шаманы с бубном. Есть без бубна. Есть с травами. Очень много всего. Моя категория — кеспекчи.

— А какие еще категории бывают?

— Слышащие. Видящие. Звездочеты. Те, которые по тайге следы знают, следопыты, с охотничьими такими навыками.

— Ты живешь в Москве. Ты шаман. Каковы твои функции в пространстве города? Какова твоя миссия? Ты же не уехала в деревню.

— В деревню я хотела уехать еще на первом курсе училища. Я думала: да ну это всё… Лучше со своим хозяйством буду, чем со всеми этими нотами! У меня есть маленькая миссия, которую я взяла на себя, — знакомить людей нашего мегаполиса с культурой северных народов, с такой вещью, как пластика северного танца. Я, как представитель религиозной традиции, глубоко уверена, что звучание и танцы — это совсем не пережиток, а метод глубокой терапии. И в этом плане она может ощущаться и сакральной, и обычной. Поэтому я буду танцевать этот танец.

Шончалай исполняет «Танец Волчицы»

— Как и почему ты начала работать с чукотско-эскимосским материалом?

— А это меня когда-то бабушка-чукчанка за руку взяла один раз в кругу! Мы были возле гостиницы, когда приехали на гастроли разные фольклорные ансамбли и поселились в Москве, в «Космосе». Я пошла к хакасам. Мы вышли после концерта в парк рядом с гостиницей и начали танцевать прямо там — нам хотелось общаться, но не в номере же? Поэтому после концерта все вышли на улицу, понемногу к нам присоединились люди из разных ансамблей. Чукчанки затанцевали, с ними была бабушка чукотская, которая с ними всегда ездила, и она взяла меня за руку, с лавки сняла, и мы пошли с ней в круг танцевать. И я смотрю — насколько же они красиво всё делают! Настолько красиво, что я потом спать не могу, они всё время у меня перед глазами.

Я после этой встречи так и жила с этим, чукотская бабушка всё время во сне колыхалась. Я поняла, что всё это мне нужно изучить. Полгода изучала материал, ставила пластику. Мне надо было именно как они сделать, это был прямо голодный интерес к их танцу. Конечно, хороводы в институте мы изучали. Нельзя сказать, что я училась только как инструменталист и изучала только чатхан. Инструменталисты ходили и на хор, и на народные танцы. А в детстве я лет до двенадцати как ненормальная смотрела балет! Мне мама сказала, что у меня тетя балерина, она действительно ходила в балетную школу. Это меня вдохновляло. Но именно это желание мне чукотская бабушка передала, никаких сомнений.

Я думала, что я хакаска, у нас чатхан, горловое пение — меня заклюют! Кто я такая, чтобы работать с чукотским танцем? Пусть, мол, чукчи работают со своими танцами, со своим материалом. Но я не могу так! Тогда ведь… пусть и бельканто в Италии остается? Зачем им занимаются? Оставьте, пожалуйста, бельканто итальянцам и не трогайте его! И стала я думать: ну ведь это ерунда? И начала комбинировать. Полгода мучилась и потом пошла в сакральность элементов танца, в их простоту и простоту действия.

— Там, в этом танце, подробный рассказ о сотворении мира, откуда он?

— Да, и эти элементы придуманы не мной. Я их просто собрала в одну композицию, изучила комментарии к элементам танца. Эти комментарии давали бабушки-чукчанки в документальном фильме. В 1980-е годы была экспедиция, которая ездила по стойбищам, а потом этнографы собрали танцоров и организовали видеоинтервью. Чукчанки показали движения и каждый элемент объяснили — это важный момент. У нас такого не осталось почти. К нам в Хакасию, как и в другие регионы, приехали хореографы и стали ставить хакасские танцы в ансамблях. Так было везде: приезжал хореограф и ставил одни и те же «народные танцы». Но хакасской танцевальной культуры и не существовало, нельзя сказать, что что-то подменили.

Было несколько элементов в разных культурах, узнаваемых без объяснений. В чукотских танцах есть элемент, как будто скребут скребком и снимают мездру со шкуры. И всем понятно, что танцовщица делает. В хакасском танце распространен элемент, когда женщина показывает руками, как она вышивает, — плавные движения. Танцевальной хакасской культуры, к сожалению, кроме той, что поставили хореографы в пятидесятые, нет. Да, пытались найти и сохранить какие-то элементы — элемент «наездник», «вышивка». Но зато мы сохранили хай (звучание). И я вижу, что просто по разным культурам разные культурные ядра раскиданы. Ведь это именно ядро культурное. Сновидения — тоже культурное ядро. Одна нация сохранила одно ядро — сновидения, другая — горловое пение, а третья — танцевальное искусство. Эти ядра как будто рассыпаны по разным традиционным культурам.

— Какая культура сохранила сновидения?

— В ненецком эпосе сороковых годов, который мы с Олардом Диксоном делали, сказитель Нелеко Вылко, который рассказывал эпос, в своей сказке отразил такой момент: шаманы сидят в тайном месте, их охраняют, и они спят. Они сновидят разрешение войны. И им нужно понять: какая погода будет, какие опасности подстерегают и что нужно сделать, чтобы победить. Но и с противоположной стороны тоже какой-то шаман спит. И они так решают исход войны. Когда война идет в реале, то два шамана работают с разных сторон в сновидческом пространстве. Но я слышала разговоры о снах и в Сибири в восьмидесятых годах. В традиционной культуре о снах могут говорить как о сакральном, о том, что не следует рассказывать. А там, у ненцев, Северный полюс, там другие могут быть состояния. На северных островах во снах и видениях можно попасть к ледяным исполинам, которые остров охраняют. В принципе, сновидческая культура для всех традиций имеет значение.

— А можно соединить эти культурные ядра?

— Нет, потому что из каждого ядра много всяких вещей идет, но ядра разных культур могут соприкасаться. Хотя если глубже смотреть, то и пение, и танцы — всё выходит из сна. Если мы уходим в сакральный момент, то там всё взаимосвязано.