Вторая попытка. Российский режиссер о попадании в шорт-лист «Оскара»

Мультфильм «Мы не можем жить без космоса» петербургского режиссёра и аниматора Константина Бронзита попал в шорт-лист кинопремии «Оскар» в номинации «Лучший анимационный короткометражный фильм». Для Бронзита это уже не первый случай признания Американской академией киноискусства: в 2009 году его фильм «Уборная история — любовная история» преодолел этап шорт-листа и попал в номинацию на «Оскар», но тогда удача была на стороне японского режиссёра. Константин Бронзит рассказал АиФ.ru о своём творчестве, о том, как зрителям научиться разбираться в кино, и как проходила работа над его лучшим фильмом.

Яна Хватова, «АиФ»: Среди ваших многочисленных наград не хватает только «Оскара». Когда вы впервые номинировались на эту премию с мультфильмом «Уборная история — любовная история», Вас обошёл японский режиссёр. Чего тогда не хватило?

Константин Бронзит: Наверное, удачи. Такие награды — это всегда удача, стечение обстоятельств. В «Оскаре», как ни в одной другой награде, работает множество факторов, десятки нюансов. Здесь голосуют шесть тысяч академиков. Не факт, что конкретный академик понимает что-то в анимации, это очень специфический вид кино. Он голосует согласно своим пристрастиям — у каждого человека есть личные предпочтения в жанре, в технологиях. В конце концов, он даже может не осознавать, что на него влияет название страны, в которой фильм был произведен. В такой ситуации качество вашего фильма, конечно, важно, но оно играет не самую главную роль. К тому же, есть момент коллегиальности — если на награду претендует фильм студии, на которой работает много членов академии, как например, на студии «Pixar», почему бы им не поддержать фильм своей студии? Тут и остаётся уповать только на удачу.

— Многие ваши фильмы доступны в интернете. Как вы относитесь к пиратству?

— Чудовищно, хотя весь мир пиратствует. Конечно, я тоже иногда смотрю фильмы в интернете, но ни одного чужого фильма — хотя, и своего тоже — я сам в интернет ни разу в жизни не выложил, и горжусь хотя бы этим. Но если чей-то фильм попал в интернет, я тоже, оправдывая себя, бывает, скачиваю его или просто смотрю. Да, это пиратство, хотя не самое злостное. И если меня спросить, где я поставлю свою подпись — я поставлю «против пиратства». Это ведь тоже вопрос нашей общей культуры. «Капитализм» пришел, а уважения к частной собственности, да и просто к понятию «чужое», как не было, так и нет. Нам этому тоже нужно учиться.

— Ваш фильм «Мы не можем жить без космоса» сравнивают с фильмом «Интерстеллар». Вы сами видите в них схожие черты?

— Мне кажется, в этих фильмах нет пересечений ни по сюжету, ни по тематике. Они оба вышли в 2014 году, но я почти уверен, что, когда я начал реализовывать замысел своего фильма, режиссёр Кристофер Нолан даже не думал об «Интерстелларе». Я свои 15 минут делал 4,5 года. Мой первый полностью готовый аниматик — чёрно-белый набросок фильма с ключевыми кадрами и озвучанием — помечен 2011 годом. Боже! Значит, работа началась аж в 2010 году. Вот такая вот она — проклятая мультипликация. А знаете, сколько Нолан снял полнометражных блокбастеров с 2010 по 2014 год? Пять! Свой «Интерстеллар» Нолан, я думаю, снял примерно за полгода. В среднем подобные блокбастеры снимаются в такие сроки.

— Всё это время фильм лежал в вашем компьютере или вы постоянно работали над ним? Расскажите о процессе создания мультфильма.

— Да, с 2010 года работа не прерывалась, и я каждый день что-то делал для фильма. Было совсем не до отдыха: в тот момент замысел казался мне настолько ясным, что я хотел сделать фильм быстро, поэтому работал остервенело. Даже если вы не рисуете что-то, работа всё равно идёт: ты ходишь, думаешь, ложишься с этим спать. Встаешь и опять пробуешь, ищешь, как лучше сделать — это постоянный изматывающий процесс.

К точному воспроизведению космических аппаратов и тренажеров я не стремился, но, конечно, кое-какие материалы для создания фильма я посмотрел. Я нашел, как выглядят центрифуги, какие-то другие вещи, но всё это мне было нужно лишь для того, чтобы не потерять момент убедительности для зрителя, не более того. В целом я безжалостно врал для необходимой художественной выразительности. Дело ведь не в документальной точности, я же делал фильм совсем о другом — о человеческих отношениях.

Судьба фильма на фестивалях складывалась трудно. На сегодняшний день он получил 60 международных наград, но первые месяцы фестивальной жизни были просто провальными: некоторые фестивали его даже не брали в конкурс. Уже тогда я был убеждён, что сделал свой лучший фильм, и вдруг он оказался никому не нужен. Я был разочарован, по-детски обижен на весь мир, терялся в своём профессиональном недоумении: где и что я проморгал? Оставалось списывать неудачу на то, что пока я 4,5 года делал фильм, в мире анимации что-то изменилось, но я этого не заметил. Время показало, что всё в порядке: чувственное кино, которое родилось через твою собственную болевую точку, по-прежнему способно задевать людей, профессионалов.

— С чего началась ваша любовь к анимации? Почему Вы выбрали эту профессию?

— Я — счастливый человек, потому что меня миновали муки выбора профессии. Мне кажется, что заниматься мультипликацией мне было назначено кем-то свыше. Уже во втором классе средней школы я начал рисовать мультики в блокнотиках, так называемые флипбуки. Лишь с годами я вдруг понял, какой, по сути, фигнёй я занимаюсь. Но в этом и есть моё оправдание — эту профессию я не выбирал.

— Долгое время вы снимали только короткий метр, а в 2004 году стали режиссёром полнометражного мультфильма «Алёша Попович и Тугарин Змей», полной противоположности тому, что Вы делали раньше — этот мультфильм был коммерческим и снят по чужому сценарию. Почему согласились на такой проект, и что он Вам дал?

— В силу своего профессионального любопытства мне всегда было интересно ступать на неведомые территории. Поэтому я и согласился на этот проект. Судьба дала мне такую возможность, и глупо было отказываться. Сам я был тогда помоложе — кровь кипела! Мне было жутко интересно, что из этого получится. В результате я приобрёл колоссальный опыт, повзрослел в профессии и в жизни. Ощутил разницу неторопливой работы над авторским фильмом и над коммерческим фильмом в сжатые сроки.

— Этот мультфильм прошёл на «ура» среди зрителей, а вот критики его ругали. Чьё мнение для вас важнее — зрителей или критиков?

— Это очень, очень сложный вопрос. Если я делаю большой коммерческий проект, фильм для широкой публики, то, конечно, мнение самой публики мне важно. Но мнение моих коллег-профессионалов всё равно остаётся первостепенным, потому что они сведущи в этой области, в нюансах профессии, они обладают необходимым опытом и чутьём. Они могут грамотно разобрать фильм по полочкам, и для меня это — опыт, который толкает меня дальше. Зрительская же реакция — «Ой, мне так понравилось!» или «Мне совсем не понравилось!» — меня никуда не продвинет.

Меня не волнует, какое количество людей посмотрит мои фильмы. Я даже недавно где-то так и сказал — «мне плевать на зрителя». Тогда у меня не было времени пояснить смысл реплики, и зрители, конечно, обиделись. Понимаете, у каждого режиссера свои мотивации. Это, например, желание рассказать интересную историю, или выплеснуть из себя то, что волнует и не даёт покоя. Для меня же это внутреннее волнение, этот нерв — всегда нечто личное, что заставляет меня что-то в себе обнажить. Это интимный процесс. Именно поэтому я не люблю сидеть в зале среди публики, которая смотрит мои фильмы— у меня всегда ощущение, что я рассказываю про себя что-то такое, что, возможно, и не стоит рассказывать. Но плюс ко всему этому, если совсем честно, я делаю кино в том числе для удовлетворения собственных тщеславных амбиций.

Однажды на семинаре в Болшево Александр Татарский, который впоследствии стал одним из главных моих учителей, посмотрел мои первые невнятные фильмы и сказал: «Ты же мальчик тщеславный? — значит, всё получится». Я запомнил эту фразу навсегда. С чего он сделал такой вывод? Он видел меня впервые в жизни. Ответ, я думаю, простой: он узнал во мне себя. Видите ли, без амбиций и желания сделать что-то лучше, чем у других, в этой профессии делать нечего, точно как в спорте. Если ты не хочешь прыгнуть выше других, не надо прыгать вообще и тем более участвовать в соревнованиях. Это одна из причин, почему я сегодня презираю эту профессию, и слово «режиссёр» с недавнего времени для меня слегка дурно пахнет. Вот хороший пример: в свой фильм «Левиафан», мне кажется, Звягинцев вложил очень много личной боли. Казалось бы, причем тут амбиции? Но это не помешало ему подать фильм на «Золотой Глобус» и на «Оскар». Тарковский тоже не гнушался Каннским фестивалем. Собственно, это можно сказать про большинство великих режиссеров. Вот такое в нас чудовищное противоречие. Но дело в том, что любая профессиональная награда — определенный маркер качества твоей работы. Она ободряет тебя. Придает силы. Как сказал вымышленный писатель Козьма Прутков, «Поощрение столь же необходимо великому художнику, как канифоль смычку виртуоза».

Беда начнется, если амбиции будут шагать впереди автора. Но я думаю, что это не мой случай, так как иначе я не делал бы свой маленький фильм четыре года — слишком долго ждать результата. Ещё я понимаю, что я один из немногих режиссёров, которые честно об этом говорят.

— Существует рецепт, как простому обывателю научиться разбираться в кино? Обязательно ли получать высшее режиссёрское образование?

— Этому можно и нужно учиться. Разбираться в кино меня научили не в школе и не в институте, а мои учителя, образованные люди. Хотя, мне кажется, что нужно учиться разбираться в искусстве вообще. Но ни книга, ни учитель не помогут, если вам это не интересно. Знаете, проживая свою собственную стадию глупости, я вдруг однажды понял, что наше невежество как будто блокирует в нашем мозгу определённый тумблер. И есть ощущение, что нужно просто найти в себе силы его переключить и сказать себе: «Как же я, всё-таки, глуп! Сколькому мне нужно научиться, какая мне предстоит огромная работа над собой!». Это первый необходимый шаг, чтобы начать путь к самообразованию. Но у невежественных людей такой проблемы нет. Хотя тумблер есть. Он у всех есть. Но я не знаю, как у них его включить. У меня он включился давно. Я это знаю, потому что именно с того момента я начал страдать от своего невежества. Я не сильный специалист в изобразительном искусстве, в литературе, да и в кино тоже. Но я пытаюсь что-то сделать с собой, потому что постоянно вижу примеры, как «выгодно» быть умным. Я смотрю на образованных людей и завидую им: сколько они знают, как глубоко «копают», как они рассуждают, как много видят того, чего не видят и не понимают невежи. Эта хорошая зависть. Она толкает меня на собственную внутреннюю работу.

— Успеваете следить за работами других режиссёров? Какие мультфильмы Вам нравятся?

— Мне нравятся работы многих моих коллег. Я люблю работы Димы Высоцкого, молодых ребят из школы-студии «Шар», мультфильмы, снятые на киностудии «Союзмультфильм» под руководством потрясающего режиссера, худрука студии, Миши Алдашина. Многие замечательные режиссеры живут за границей. Они тоже делают фильмы, и у них всегда есть, что посмотреть и чему изумиться. Мы все сильно отличаемся друг от друга, и это самое прекрасное.

— Над чем сейчас работаете?

— Ха-ха! Над собой и своей жизнью. Это самая главная работа для каждого из нас.