«Всё, что не ранит, привлечёт едва ли…»
Заслуженный деятель искусств России, режиссёр Владимир Петров соединил три бунинских рассказа («В ночном море», «Роза Иерихона», «Прекраснейшая солнца»), добавил к ним четыре сонета Петрарки и сделал спектакль о любви. Пытаюсь до похода в театр понять логику инсценировки.
Галина Шпилевая
Существует мнение, что писатель в течение всей творческой жизни создает одну большую Книгу, поэтому синтез поэтичнейших произведений Бунина не пугает.
Первый рассказ представляет собой диалог двух немолодых («поживших») мужчин – писателя и медика – оба «знамениты». Они как будто случайно встретились (хотя случайности – продолжение закономерностей) на пароходе, шедшем из Одессы в Крым. Герои друг о друге знают почти все, так как они в прошлом – непримиримые соперники: один у другого когда-то «отнял» жену, которая уже «волею божией…» скончалась, да и счастливому сопернику («медику») осталось жить несколько месяцев.
Однако более всего персонажей занимает то, что они к прошлым и настоящим драмам своей жизни равнодушны: «почти ничего… не чувствую», «почти ничуть…», «и не жаль…» – таковы ключевые слова неисчерпаемого бунинского текста. Однако настораживает повторяющееся «почти».
Второй рассказ – «Роза Иерихона» – поэтичная притчаметафора, где соединилось удивительное растение пустыни («синайских предгорий»), способное оживать и расцветать, найдя влагу, и человеческое сердце, в котором воскресают «стебли прошлого».
«Прекраснейшая солнца» – бунинская интерпретация записей Петрарки (на «пергаментном кодексе») о жизни и смерти прекрасной Лауры, которой посвятил свои сонеты великий итальянский поэт. «И она побледнела однажды. Это было в минуту моего отъезда. Она склонила свой божественный лик. Ее молчание, казалось, говорило: зачем покидает меня мой верный друг…» – так передает Бунин воспоминания Петрарки о своей платонической любви к «дочери рыцаря Одибера, юной супруге синьора Уго».
Как видно, о любви великого итальянца напомнил сам Бунин, а еще он вспомнил о любви будущего будды, царевича Гаутамы, с Ясодхаре, а также упомянул пушкинское стихотворение «Под небом голубым страны своей родной…», посвященное Амалии Ризнич, скончавшейся в 1825 году во Флоренции. Как видно, всё о любви («Так вот кого любил я пламенной душой / С таким тяжелым напряженьем…») и о смерти: «Она томилась, увядая…»
Как же соединятся в спектакле «Море» столь разные, разделенные веками истории трагической любви мужественных поэтов к прекраснейшим женщинам?
…На сцене – серый, по морским канонам выкрашенный «шаровой» краской корабль (символ жизни и спасения, как известно), на верхней палубе – герои рассказа «В ночном море». Первый – (народный артист РФ С.Карпов), Второй – (Заслуженный артист РФ А.Смольянинов), Она (артистка А.Шимохина) – и Лаура, и Ясодхара, и Амалия Ризнич.
Сразу отмечаю, что выбран правильный цвет – серо-дымчатый, морской, неопределенный – и что органично зрительным сценическим образам звучит музыка (композитор – Ю.Пономаренко), гармонию которой дополняют народная французская песня «На мосту в Авиньоне» и знаменитая «Они даже не верили мне». В общем, тон избран верный, и зрительское внимание не спадает на протяжении всего спектакля.
С.Карпов (Первый) достаточно точно передает наряженное психологическое состояние человека, предающегося воспоминаниям. Современный костюм героя, бытовые детали – плед, кресло, очки – приближают его к нам эмоционально: сейчас о пережитых любви и ревности не говорят так «яростно», как Петрарка. Иная эпоха…
Однако такая верно выбранная деталь, как книга («одухотворенный текст») в руках героя, дает понять, что чувствовали и чувствуют всегда в общем-то одинаково. Поэтому после равнодушных признаний («даже грусти не вышло») звучит неистовое: «И ведь это из-за нее сходил я с ума буквально день и ночь, целые годы…». Как тут не вспомнить подаренный нам Петраркой знаменитый оксюморон «нежный враг»? Рисунок игры «любовного треугольника» – оправданно условный, ведь встреча слишком странная и фантастическая, чтобы быть реальной, но она так нужна всем им, чтобы воскресить и понять пережитое.
Внизу – «море»: молодые актеры, которых зрители привыкли видеть в стройном ансамбле – танцующих, поющих, стильных: А.Кикас, Е.Марсальская, А.Тимофеев, Д.Казандайкин и другие. Акцент грима – на мужских лицах: Петрарка юный (В.Гардер), Петрарка зрелый (Е.Баханов). «Море» соединяет «верхнюю палубу» (XX век) со Средневековьем, а также с нашей современностью: режиссер удачно визуализирует упомянутые Буниным экспонат Парижской национальной библиотеки – манускрипт Плиния, а также долину Воклюза, Авиньон – места Петрарки и Лауры, которые в спектакле «наблюдают» экскурсанты. Отмечу, что на премьере молодые актеры декламировали с некоторой робостью, старательно, как дети на утреннике. Видимо, результат некоторой неуверенности в зрительских реакциях.
Это, безусловно, преодолимо, премьера – только начало в жизни спектакля.
Удачно «работают» вертикальные металлические полосы, они напоминают о морских туманах, отделяют мизансцены, составляющие сложный сюжет сценического действия. Возникает чувство, что режиссер следует законам жанра сонета: тезис – антитезис – синтез – заключение. Тезис – абсолютная вера Петрарки в любовь; антитезис – скепсис Первого и Второго («слабая жалость какая-то»); синтез – сонеты Петрарки в соединении со словом бунинского повествователя; заключение – замечательно прочитанная С.Карповым «Роза Иерихона», утверждающая трансцендентальную идею: любовь, память о ней, вера не дают оскудеть и засохнуть сердцу.
Сцена из спектакля «Море».Фото Валерия Драбова
Источник: газета «Коммуна», №143 (26532) | Пятница, 11 декабря 2015 года