Милена Орлова: «Многие воспринимают нашу газету как ежемесячный журнал» / Главный редактор газеты The Art Newspaper Russia о юбилее флагмана мировой арт-журналистики и о том, кому интересно русское искусство :: Медиа

Провинциально ли русское искусство? В чем различие между английской и русской журналистикой? Что сейчас интереснее, классика или contemporary art? Зачем нам вообще сегодня нужно искусство?

В середине декабря празднует 25-летие The Art Newspaper, одна из главных газет, посвященных изобразительному искусству. Причем не только современному, что находит отражение в новостях и интервью, но и классике, выставляемой в музеях и реставрируемой в мастерских. Выходящая в нескольких странах (на сайте газеты есть раздел, посвященный французскому, итальянскому, греческому и китайскому филиалам), The Art Newspaper четыре года назад начала издаваться и в Москве, очень скоро став флагманом отечественной арт-прессы под названием The Art Newspaper Russia. Несмотря на англоязычное название, русский вариант газеты находится в гуще культурной жизни двух российских столиц, не забывая о музейной и выставочной деятельности в провинции. В канун юбилея, который празднуется в Эрмитаже (до этого праздновался в Британском музее), мы расспросили Милену Орлову, главного редактора русскоязычной версии The Art Newspaper, о том, как газета, посвященная только искусству, существует в кризисное время, а также чем русское искусство может быть интересно «простому зрителю».

— Почему юбилей английской газеты может быть важен для русскоязычного читателя?

— The Art Newspaper — одно из главных мировых изданий, посвященных искусству. И не просто одно из главных, но и единственная в своей области международная сеть, позволяющая аккумулировать информацию со всех, как говорили раньше, уголков земного шара. Газеты, объединенные в эту сеть, выходят в шести странах. Уже почти четыре года, с марта 2012-го, мы выпускаем русскоязычную версию — The Art Newspaper Russia, и пресловутый языковой барьер не мешает нашим читателям узнавать главные новости международной художественной жизни.

Важно и то, что мы пишем обо всех сферах, связанных с искусством: от реставрации до художественного рынка, от книг и выставок до законов в сфере авторского права, от античности до акционизма. Наконец, важно, что уже несколько лет сеть принадлежит нашей соотечественнице, издателю и коллекционеру Инне Баженовой.

— Как и почему главная в мире газета об искусстве стала именно российской?

— Она не стала российской, она остается британской, просто владелица русская. Как и почему это произошло, лучше спросить у самой Инны Баженовой.

— Правильно ли я понимаю, что русский вариант газеты повторяет английскую версию или это самостоятельное издание?

— The Art Newspaper Russia — самостоятельное независимое издание, зарегистрированное в России. По лицензии мы имеем право использовать материалы английской газеты, что мы и делаем. В каждом номере примерно половина статей переводные, другую половину мы готовим сами.

Иногда бывает так, что описанные нашими зарубежными коллегами случаи и коллизии мы дополняем примерами из российской практики. Так, статью о стоимости обучения в художественных вузах Америки и Великобритании мы расширили, включив данные о художественных институтах Москвы и Петербурга.

Иногда, наоборот, английские коллеги берут наши материалы. Мне как главному редактору важно сохранять этот баланс новостей, чтобы не скатываться в местечковость, чтобы был виден горизонт и масштаб того или иного события, чтобы читатель имел возможность сравнивать и сопоставлять, использовать зарубежный опыт, цифры и примеры.

— Как выглядят другие варианты газеты (французский, итальянский, греческий и китайский)? Насколько сильно они отличаются от английского и русского?

— Конечно, они отличаются дизайном и объемом, но все сохраняют смысловую структуру и рубрикацию, то есть основные разделы газеты: новости, музеи, реставрация, арт-рынок, фичеры (большие тематические материалы), интервью, книги, анонсы выставок.

Китайская газета выходит как приложение к китайской версии журнала Forbes. У итальянцев, которые, собственно, создали газету (сначала на итальянском языке ее начал выпускать издатель книг по искусству Умберто Аллеманди, потом, совместно с Анной Сомерс Кокс, они запустили английский вариант), помимо основного издания есть еще газета о новостях архитектуры.

Русский вариант сразу задумывался как более иллюстрированный и тяготеющий к журнальной подаче. Многие читатели воспринимают нашу газету как ежемесячный журнал, но гибкий — в том смысле, что его можно сложить пополам и носить с собой. А по объему информации мы превосходим многие журналы.

— Почему вы выбрали для русской версии газеты журнальный путь развития, а не новостной?

— Это не так. Мы сохраняем новостной газетный принцип, в частности такую важную вещь, как информационный повод, то есть у нас нет материалов, созданных от балды, без всяких на то причин. У нас практически отсутствует такой почтенный журнальный жанр, как длинная искусствоведческая, академическая статья. Наши заметки почти всегда носят функциональный характер.

Я сказала лишь о журнальной подаче оформления газеты: это дизайн обложки, приоритет хороших, качественных картинок. К этому мы пришли не сразу. Первые номера были оформлены в стиле классической газеты, с передовицами и репортажными фотографиями на первой полосе, и они попадали на полки вместе с обычными ежедневными газетами. Читатели не распознавали The Art Newspaper как издание, связанное с искусством. Поэтому мы изменили внешний вид газеты на более «артовый», не изменив при этом газетной сути.

— Как, по какому принципу вы выбираете обложки?

— Мы ставим на обложку произведения искусства, чтобы сразу было видно, о чем это издание. Предпочтение отдаем нашим художникам. К сожалению, не каждое произведение годится для обложки. Могу просто перечислить некоторых художников с обложек The Art Newspaper Russia: Андрей Бартенев, Владимир Вейсберг, Александр Колдер, Казимир Малевич, Ирина Нахова, Тимур Новиков, Пабло Пикассо, Павел Федотов, в последнем номере — свежий Фрэнк Стелла.

— Есть какая-то разница между русскоязычной и английской культурной журналистикой? Чем нас может научить чужой опыт?

— Разница есть. У нас журналистские стандарты в том, что касается культурной сферы, по традиции не такие строгие. Если наш журналист подвизается в политике, экономике или криминальных новостях, он больше «отвечает за базар» и не позволяет себе основываться лишь на собственном мнении или принимать только одну сторону (если конечно, это не публицистика). А художественные критики часто чувствуют себя последней инстанцией, считая свою компетенцию и восприятие главными.

Иностранные же авторы, как правило, редко говорят от своего имени, они дают возможность высказаться действующим лицам и экспертам, представляя спектр мнений. Естественно, везде существуют разные жанры, и в нашей газете есть специальная рубрика для высказываний от первого лица, которая так и обозначена: «Мнения».

Кроме того, у нас слабо развит жанр экономической аналитики в приложении к культурной сфере. И я имею в виду не только очевидную сферу художественного рынка, о механизмах которого здесь тоже редко пишут, но и, например, музейную экономику. Уверена, что мало кто из ваших читателей представляет себе, сколько стоит сделать большую выставку — того же Серова, скажем. Между тем наши коллеги из The Art Newspaper в каждом номере уделяют внимание таким темам. Например, недавно мы опубликовали их статью о том, что участвующие в перформансах статисты собираются организовать профсоюз, чтобы поднять ставки за свое участие в живых представлениях в музеях.

Большой популярностью всегда пользуются статьи о казусах авторского права. Недавно мы напечатали историю об очередном судебном разбирательстве по поводу того, считать ли художественные заимствования и цитаты плагиатом. Так вот, американский судья вынес вердикт, исходя из экономических предпосылок, а именно: чьи работы на рынке дороже, истца или ответчика.

Мы стараемся применять этот подход и к местным темам — писали о том, почему так трудно найти новых хозяев разрушающимся усадьбам — памятникам архитектуры, писали о малом музейном бизнесе в России, не говоря уже о том, что арт-рынку у нас в каждом номере отведена целая рубрика.

— Вы сказали, что ваша редакторская задача — не скатываться в местечковость. Значит ли это, что русское искусство мало кому интересно?

— Нет, отнюдь. Наоборот, это известный факт. Как коллекционеры любят покупать на международных торгах свое национальное искусство, так и публика любит читать новости «о себе». Если мы говорим о наших русскоязычных читателях.

Если же вы спрашиваете, интересно ли наше искусство международной аудитории… Несомненно, интересно, но часто эта информация требует апгрейда, дополнительных пояснений и подробностей, параллелей с интернациональным контекстом. Именно этого не хватает иногда в статьях, написанных для внутреннего, если можно так сказать, читателя. И именно это я называю местечковостью — нежелание посмотреть на себя, условно говоря, глазами иностранцев.

Вообще, это большая тема: что сегодня является предметом интереса мирового арт-сообщества и что интереснее местной публике? Каждый месяц, отбирая новости, мы видим, что часто интерес к художественной сцене той или иной страны спровоцирован политическими событиями (такими как революции, смена режима) или же экономическим ростом, который ведет за собой и развитие арт-рынка. Например, помимо традиционных столиц искусства — Лондона, Парижа, Нью-Йорка — наши английские коллеги огромное внимание уделяют тому, что происходит в культурной сфере в Китае или в странах Персидского залива, таких как Объединенные Арабские Эмираты с их грандиозным проектом так называемого музейного острова в Абу-Даби.

Естественно, особое внимание вызывают и богатые люди, большинство из которых так или иначе становятся заметными фигурами и на арт-рынке, и в культурной жизни. К примеру, горячей новостью стала ссора российского миллиардера Дмитрия Рыболовлева и швейцарского дилера Ива Бувье, который собирал его коллекцию произведений искусства. Важно, что это коллекция не русского искусства, а художников мирового значения: Модильяни, Пикассо, Ренуар.

Сегодня зачастую невозможно провести четкую границу между национальными и интернациональными сюжетами. В Москве работают иностранные кураторы и архитекторы, русские меценаты субсидируют закупки русского искусства в Лувр или в Тейт Модерн, Третьяковскую галерею консультируют специалисты из Нью-Йорка. Таких примеров — масса.

— Как выглядит современное русское искусство на фоне мирового? Оно в тренде или сопротивляется глобализации, идет особым путем или повторяет общие черты развития?

— Большое заблуждение считать, что существует некое единое мировое искусство. Достаточно хоть раз съездить на Венецианскую биеннале с ее 80 странами-участницами, чтобы оценить его разнообразие.

Каждая страна и регион имеют свою специфику: в Америке, например, увлекаются разными активистскими проектами (у нас тоже эта тенденция сильна); в Индии, как и в Китае, пытаются упаковать национальное наследие в современные техники и технологии; Германия знаменита целой плеядой новых живописцев, работающих с большой картиной; в Лондоне, скажем, помимо Дэмиена Херста и компании, имеется и целый пласт художников вполне традиционных, схожих с нашими живописцами, членами союзов.

В России есть разные художники и тенденции, начиная с выжившей с советского времени академической школы и заканчивая стрит-артом. Сегодня, когда информация доступна, когда можно путешествовать и учиться в разных странах, конечно, художественный мир становится более цельным и некоторые закономерности развития тут общие. А различия происходят из разных условий, прежде всего экономических. Так что все зависит от того, с кем мы будем себя соотносить.

По сравнению с той же Америкой или Германией, у нас не так хорошо развит рынок современного искусства, нет таких условий, которые государство создает художникам в Китае. Тем не менее у нас достаточно много разных фондов, грантов, премий, музеев, галерей, где молодые художники могут найти способ заниматься тем, что им кажется важным. И конкурировать со своими зарубежными коллегами.

Например, есть такая замечательная арт-группа Recycle Group из Краснодара, которые сначала нашли ценителей в Москве, в этом году показали очень эффектный проект в Венеции и сейчас уже имеют галериста в Нью-Йорке. Но работают в Краснодаре. У самых упорных и ярких есть все шансы стать известными и востребованными.

— Как соотносятся ваш ежемесячный гибкий журнал и сайт, насколько они идентичны или разнятся? Что у вашей редакции сегодня в приоритете — бумага или Интернет?

— Сайт и бумажная газета по определению не могут быть идентичными: они по-разному устроены и по-разному воспринимаются читателями.

Статьи в газету готовятся загодя, иногда это бывают довольно сложные, составные материалы — фичеры, посвященные какой-то большой теме. Например, история про модернистскую скульптуру в СССР, которую мы подготовили к выставке Александра Колдера в ГМИИ, или история про современный музейный дизайн, или история, посвященная таким народным промыслам, как Палех, Мстера, Холуй. Плюс специальные выпуски-приложения к большим событиям, как Венецианская биеннале или Московская биеннале современного искусства. Эти материалы состоят из множества элементов: помимо основных текстов, здесь есть различные справки, интервью, мнения, множество иллюстраций. Все это богатство, к сожалению, трудно сохранить и воспроизвести на сайте. Поэтому такие истории лучше видеть на бумаге, хотя, конечно, в сокращенном виде мы их помещаем и на сайт после выхода бумажного номера.

Сайт силен свежими новостями: он обновляется несколько раз в день. Мы, вслед за нашими английскими коллегами, стремимся к принципу digital first, то есть стараемся не мариновать новости для бумажного номера, а давать их сразу. Если окажется, что они имеют какое-то развитие или их можно рассмотреть под аналитическим углом, берем эти сюжеты потом в газету.

Спустя какое-то время именно бумажные номера оказываются важным вещественным свидетельством, суммой главных событий, памятью о том, что происходило в искусстве, скажем, пару лет назад.

Если смотреть в перспективу, то идеальной моделью было бы создание многоязычного всемирного новостного портала об искусстве, который объединял бы усилия редакций, входящих в сеть The Art Newspaper. А бумажное издание, мне кажется, в конце концов приобретет новый статус особого предмета коллекционирования, образца полиграфического искусства, чего-то вроде «книги художника».

— Кого вы видите читателем вашей газеты? На кого она рассчитана?

— Когда мы начинали этот проект, то вместе с издателем стали искать «визуальный» ответ на этот вопрос. Наши читатели — это люди, которые стоят в очереди на выставку, будь то Пушкинский музей или Третьяковка. В такой очереди вы можете встретить людей разного возраста, образования и статуса, но очевидно, что их интересует искусство. Сегодня я могу добавить, что нас читают и те, кто не стоит в очереди в музей, а заходит туда со служебного входа или по ВИП-приглашениям, то есть профессионалы и те, кто их поддерживает.

— Вы вспомнили начало проекта. Каким вы видите будущее The Art Newspaper Russia? В каком направлении думаете развивать ее дальше?

— Изначально газета была придумана нашими английскими коллегами как издание для широкого читателя. Сейчас основная задача — расширять аудиторию: с помощью сайта, страниц в социальных сетях, Instagram, публикуя всевозможные рейтинги, которые всегда имеют успех, устраивая специальные мероприятия — кинопоказы и лекции, как мы уже делаем.

В марте в московском Манеже мы будем вручать четвертую ежегодную премию нашей газеты, которая уже обрела престиж в художественных кругах.

У нас огромная страна, и для многих людей искусство — это сфера их личной жизни, самообразования, развития, каких-то тонких материй и чувств. Наш издатель Инна Баженова рассматривает газету во многом как просветительский проект, и я разделяю такой подход.

Мне хотелось бы, чтобы в будущем и газета, и сайт обросли дополнительными опциями, рассчитанными на разные потребности наших читателей. Это могут быть специальные углубленные курсы лекций по тем или иным предметам, консультации экспертов, видеоэкскурсии с яркими арт-критиками, регулярное приложение по теории искусства. Тут много разных возможностей.

— Что сегодня происходит с русским искусством? Как профессионалу, анализирующему общее состояние арт-сцены (а также актуальные мировые тренды), что вам в русском искусстве сегодня особенно интересно?

— Ответ на ваш первый вопрос потребует как минимум статьи, а то и диссертации. Я не могу односложно на него ответить. Если вы говорите о современном искусстве — это одна история, если вы имеете в виду развитие художественной сцены в целом — это другая история.

Мне как человеку, наблюдающему за художественной сценой с конца 1980-х годов, интересно видеть, как то, что было задумано, о чем мечталось лет 20 назад, сегодня осуществляется, как эти мечты сбываются. Хоть иногда и в парадоксальной форме. Прежде всего я имею в виду развитие художественного рынка, частных инициатив и проектов в сфере искусства. Когда я начинала, трудно было даже помыслить о том, что у нас появятся не просто галереи и коллекционеры, а крупные некоммерческие частные фонды и целые частные музеи, которые будут проектировать мировые звезды архитектуры.

— Хорошо, спрошу иначе: какое искусство предпочитаете вы лично?

— Это все равно что спрашивать у врача, какую болезнь он больше любит лечить — насморк или геморрой. У меня как у историка искусства, как у художественного критика очень длинные списки того, что я в искусстве люблю. Любой художественный музей — не важно, в Перудже или в Рязани, для меня подарок! Более того, иногда я нахожу интерес и в том, что не попадает в сферу хорошего вкуса, во всяких околохудожественных феноменах, массовой культуре, современном китче. Но есть некий пласт художественной продукции, который мне совершенно не интересен, — это унылая халтура, исполненная профессионалами. Меня тошнит от бесконечных, шаблонных, «никаких» пейзажиков и натюрмортиков, которые можно обнаружить как в художественных салонах, так и на музейных выставках.

— Почему юбилей английской газеты празднуется именно в петербургском Эрмитаже? Какой в этом смысл?

— Редакционный директор и основательница британской The Art Newspaper Анна Сомерс Кокс задумала празднование юбилея газеты как целую цепочку, серию публичных дискуссий, которые должны пройти в знаменитых музеях тех стран, где выходит сейчас газета. Она хотела пригласить известных людей, чья деятельность напрямую не связана с искусством, чтобы они ответили на вопрос: «Зачем нужно искусство?»

Первое ток-шоу состоялось в ноябре в Британском музее с участием математика, юриста и теолога. На днях, 15 декабря, такое же мероприятие состоится уже с российскими спикерами, в числе которых будут телеведущий Владимир Познер, известный ученый, психолингвист Татьяна Черниговская, издатель Ирина Прохорова. Дискуссия пройдет в Эрмитаже под председательством Михаила Пиотровского.

В феврале такое же шоу запланировано в Нью-Йорке, в МоМА — Музее современного искусства, а весной, даст бог, дебаты пройдут в Музеях Ватикана. В результате у нас будут высказывания от выдающихся интеллектуалов наших дней, которые позволят лучше понять, чем мы занимаемся и для кого. Надеюсь, что летом мы сможем опубликовать эти размышления.

— В юбилейном номере ваши английские коллеги задали ведущим деятелям мировой арт-сцены тот же вопрос: «Зачем нам сегодня нужно искусство?» Как бы на него ответили вы?

— Искусство — парадоксальная сфера. С одной стороны, очень демократичная, универсальная платформа, универсальный язык, который при желании понятен и доступен всем. Это средство коммуникации, с помощью которого люди осознают общие ценности, проблемы, эмоции, страхи. С другой стороны, это нечто элитарное, круг избранных, современное высшее общество, это пространство утонченных удовольствий и переживаний, пресловутая башня из слоновой кости, в которой можно забаррикадироваться от невзгод, пошлости и рутины. Но и в этой возвышенной роли искусство остается доступным всем. Достаточно пойти в музей или почитать газету The Art Newspaper Russia.