Там, на неведомых дорожках…

— А можно я твой электровелосипед возьму?
С таким вопросом обратилась ко мне моя Наташка. Подвох в том, что она – зожовка и спортсменка. У нее нормальный горный велик «Кьюб» и она на нем все выходные пропадает в Лосинке. И по утрам бегает. И по вечерам, если утром не успевает. И вообще, она на мой электровелик всегда смотрела как я на безалкогольное пиво – типа, если так дальше пойдет, поменяешь меня на резиновую женщину… а тут – дай погонять?
— Мне очень надо. У меня завтра последний день отпуска и мне нужно.
Я знал, что эта паршивка две недели своего законного отпуска, пока я трудился, как краб на галерах, каталась по Лосинке на велике. Каждый день. А теперь выяснилось следующее. Однажды ехала она по уже давно изъезженной трассе и увидела, как слева открылась тропинка в лесу, залитая солнцем. И она готова был поклясться, что раньше ее не видела, хотя каталась здесь несколько лет. Решение было принято мгновенно – она свернула на эту тропку и покатила.
Это было начало октября, солнце было уже низко и словно висело в конце тропинки, отчего смешенный лес казался сказочным – ярко–желтые листья кленов и осин вперемешку с изумрудной хвоей елей. На тропинку периодически печально опадали расплющенные червонцы листьев.
И с каждой минутой лес вокруг становился все интереснее. Справа от тропинки была противопожарная канава, с перекинутыми через нее замшелыми стволами, за ней – густой хвойный лес, уходящий в сумрак. Слева – старое золото осин и поросль кленов. Но постепенно лес становился все более неузнаваемым. Листья кленов становились алыми. Появились какие–то кусты с лиловой и розовой листвой и даже цветами. А тут еще вместо осенних мух появились крохотные птички, типа колибри, а впереди, между деревьев замелькало какое–то крупное красно–белое сооружение.
И в этот момент внезапно тропинка свернула налево, и вся прелесть исчезла. Она снова катила по обычному лесу.
На следующий день она целенаправленно отправилась искать эту тропу. Но как не ездила туда–сюда по широкой просеке, не могла ее найти. Наташка у меня человек упорная и сообразительная. Она вспомнила, что солнце висело в просвете деревьев точно над тропой и это было в районе двух часов дня. Она дождался этого времени и… на очередном заходе увидела тропку. И все повторилось – снова сказочный лес, резкий поворот, а в том месте, где только что пробегала тропка ворох листьев.
— Ты не поверишь, так было несколько раз, пока до меня не дошло, что тропинка и расположение так связаны между собой, что, когда солнце покидает нужный градус, тропинка тоже исчезает. И единственный способ пройти ее до конца и выйти к тому самому зданию, которое все время мелькало в конце тропы, это сделать это быстро. Я выжала все из своего велика, но он так и не смог этого сделать. Теперь вся надежда на электропривод. Дам что хочешь, то есть, как.
В то время электровелосипеды были большой редкостью их еще нельзя было арендовать на каждом углу по щелчку пальца. А настроение у нее не всегда было игривое. Я согласился.
Наташка так и не вернулась. Полиция приняла заявление, я сам с волонтерами облазил каждый кустик, присматриваясь к каждой сваленной березе. Никого.
А через неделю я ехал по злосчастному просеку на ее «Кьюбе» и увидел на обочине свой электровелосипед. Он стоял, весь заляпанный листьями и грязный, но живой, как будто ожидая, что его седок сейчас окончит свои дела в кустах и вернется. А бонусом к нему шла карта памяти для телефона, прилепленная жвачкой под дно с аккумулятором, которую я нашел совершенно случайно, отмывая в ванной свою «прелесть».
На карте оказались фотографии — фото не открывались – какой–то конфликт форматов и пять диктофонный записей. Я ее прослушал и решил не относить в полицию и вообще никому ничего не говорить.
— Я добралась до этого места! Первоначальное мое предположение о скорости необходимой, чтобы попасть сюда, оказалось верным. Я прорвалась за секунду до того, как тропа снова стала непролазной чащобой.
Это совсем иной лес. Я ни знаю здесь ни одного дерева или куста – да они похож на те, к которым мы привыкли с детства, но другие. Слово только одно подобрала – сказочные. Вот только тут никого нет. Тот дом, к которому я так рвалась, оказался развалинами, очень похожими на то, что представлял из себя дворец в Царицыно, до того, как его восстановили, ну ты помнишь. Хотя я была готова поклясться, что, когда я увидела дом впервые он показался мне вполне обжитым.
Вторая запись была уже на диктофоне и менее восторженной.
— Я заблудилась и не могу выбраться назад. Очень неприятно. По аналогии с тем, как я попала сюда, я стала искать тропу назад, но ориентация на местности осложнилась тем, что в небе постоянно облачность и невозможно отыскать солнце. Мне приходится есть местные фрукты, чтобы не умереть с голоду. Кажется, они обладают галлюциногенным эффектом. Иначе как объяснить, что по ночам развалины начинали светиться и вроде, как оттуда доносилась музыка. Телефон включаю только на время этих записей. Он новый, батарея была заряжена полностью, хватит на пару недель в таком режиме. Сети все равно нет.
Ну а от третьей у меня волосы встали дыбом.
— Сегодня при попытке нарезать веток для костра с помощью твоего подарка–мультитула, порезалась. У меня не идет кровь. Совсем не идет. Это, наверное, очень нехороший признак. Как и то, что, собственно, костер мне был не нужен, я не мерзну, хотя по утру здесь уже иней на траве. Да и в туалет не ходила ни разу.
А потом я встретила грибника. Ну как, встретила, я вышла ему навстречу, а он кинулся бежать с криками. Я его не догнала.
Вечером лежала у мерцающего пня – вроде грибы люминесцируют, но уж очень ярко, наверное, опять галлюциногены. И тут я слышу со стороны развалин приглушенную человеческую речь. Я уже привыкла к этому, но в этот раз разговор шел обо мне. «–Кто–то должен ей сказать», «–Ну вот ты иди и скажи», « — Люди начнут приходить, они любопытные», «Да ты прав, надо звать Аленку». А дальше снова была музыка и звуки застолья, как мне показалось.
Четвертую запись я заставил себя прослушать.
— Аленка мне все объяснила. То есть она рассказала, а я не поверила, но я знаю, что это лишь стадия отрицания. Я уже, и сама догадалась, когда изрезал себе руку в поисках крови. Начну с хорошей новости. Жизнь после смерти продолжается, по крайней мере, для меня. Так сказала Аленка. Плохая в том, что я теперь призрак.
Ко мне вышла девочка подросток, но что–то в ней было такое, отчего я не стала радоваться, как при виде грибника. Одета она была по моде начала 90–х – дурацкие вареные джинсы и свитер типа «бойз», их тогда все носили, даже не зная понятия «унисекс». Ну и химия на голове с рыжей прядкой. Потом то я пригляделась и поняла, что меня смутило. У нее была дырка во лбу, которую она маскировала челкой.
Аленка не стала ходить вокруг да около, а отвела меня прямо к электровелику. Я, кстати, совсем забыла о нем. А он лежал в крутом овраге, и я не помнила, как из него выбиралась. Аленка мне и сказала, что я не выбралась, потому что сломала шею. Но поскольку это неприятное событие произошло в этом странном месте, как бы на стыке миров, я осталась здесь. Пока моя плоть еще способна держаться на ногах, я буду колобродить и пугать редких путников по ту сторону оврага, но потом я смирюсь и присоединюсь к остальным в доме. Я это сама пойму, когда дом обретет вполне «жилые очертания». И буду я до конца времен шататься бесплотным духом, постепенно теряя память. Те, кто уже совсем потерял, наконец смогут считать себя счастливыми – вон они парят над развалинами в виде огней святого Эльма.
Но все может пойти иначе, если мое тело все–таки когда–нибудь найдут и похоронят. Но это вряд ли, поскольку никто сюда еще не добирался. «Это можно сделать несколько дней в году, когда солнце открывает заветную тропинку».
И тут я вижу твой велосипед в грязи и вздыхаю, что не смогу его вернуть любимому. Как ни странно, Аленка, входит в мое положение, поскольку тоже оказалась здесь в свитере, занятом у подруги на дискотеку. Это все что она еще помнит. «Может меня убили, может передознулась, очнулась я уже здесь». И добавила после раздумья: «Я могу вернуть его в обычный мир». Велосипед, конечно. И вот я записала на диктофон все что здесь узнала. Если ты слышишь это, то нашел карту памяти. Теперь о главном. Там я оставила файл с точными координатами. Думаю, что мое тело находится именно там.
Я решил пойти в то место с парочкой надежных друзей, сообщив им, что велик видели в том районе и умолчав об обстоятельствах, поскольку никто в этот бред не поверит. Поход занял почти пять часов – никакой тропы не было, мы шли по бурелому – заваленному стволами деревьев лесу, куда лесники, уничтожающие такое безобразие, не добираются. И вот, мы на месте. Перед нами то ли ручей, то ли противопожарная канава, в которою положена поросшая мхом бетонная труба, по которой можно было перейти на ту сторону. Дождей давно не было, и канава была сухая. Я спрыгнул в нее и заглянул в трубу. Там было даже относительно чисто, немного листвы на донышке.
Больше ничего подозрительного здесь не было. Мы сели перекусить на какой–то поваленный ствол. И вдруг я услышал, как кто–то поет. Это была наша с ней песня «черная посуда, нас в хрущевки двое. Кто мы и откуда?» — мы познакомились в тот год, когда она появилась и хотя оба не считали ее шедевром, но бэкраунд уже давал повод прослезиться. Так мы и заметили друг друга в «Пир О.Г.И.» на чистых прудах. Голос был как из колодца.
Я бросился к трубе и кричу ребятам: ничего не спрашивайте, делайте, что скажу. А сам достаю веревку из рюкзака и бросаю в трубу веревку с узлом на конце и начинаю потихоньку вытягивать. Товарищи мои смотрят на меня, как на дурака, но они тоже слышат песню и по моей просьбе хватаются за веревку и с удивлением обнаруживают, что тянуть ее тяжело. В это время я отпускаю веревку, сказа, что сейчас достану домкрат, забираюсь на трубу и стучу по ней тремя короткими ударами.
Веревка резко натягивается и тащит друзей в трубу. Они не успевают среагировать и исчезают в ней, крича. Наступает тишина и я достаю сигареты.
Через какое–то время из трубы вылетает конец веревки с узлом. Я вытаскиваю его и креплю к ближайшему дереву. И только потом из трубы появляется голова в велосипедном шлеме. Это Наташка. Я помогаю ей подняться и порывисто обнимаю. Теплая. Живая.
Наташка делает мне знак повременить и нагибается к трубе, помогая еще кому–то выбраться. Нет, это не мои друзья. Это девушка с химией на голове и прядкой крашенных волос в свитере по моде 30–летней давности.
— Знакомься, Аленка, во плоти. Она подсказала, как отсюда выбраться.
— А они? – я кивнул в сторону трубы
Аленка с Наташкой переглянулись и пожали плечами. Такова плата. Именно об этом говорилось в той, пятой, диктофонной записи, которую я скрыл от друзей.
«Аленка сказала, выход есть, но надо оставить вместо себя кого–то. И еще. Она тоже хочет назад. Поэтому нужны двое». А дальше мне был раскрыт весь ритуал. В двух словах – я кидаю веревку, они с той стороны ее хватают и втаскивают тех, кто на ее конце. Несколько секунд страшное место «зависает», возможно, чтобы попавшие в него могли передумать и вернуться, кто знает, ему тоже присуще чувство справедливости. Вот тогда и нужно бежать. Пока мои товарищи пребывали в шоке, Аленка кинула веревку назад, в наш мир и я их вытащил.
— Кто они?
Аленка пристально посмотрела мне в глаза. Она имела в виду тех, кого я отдал. И кажется, я уловил нотку осуждения в ее опросе.
— Не переживай. Они мне денег должны были. Давно и много. И я уже простил им.

Поддержать автора пивом можно, положив любую сумму на карту Сбера 5336 6901 1595 6999

КАМРАДЫ, ПРОШУ ПОДПИСАТЬСЯ ТАКЖЕ НА МОЙ КАНАЛ В ДЗЕН: https://dzen.ru/id/5ffbebdea563394be715689c

Написал ereich на glenereich.d3.ru / комментировать