Интервью с куратором Полиной Могилиной
ЦСИ Винзавод провожает 2024 год выставкой 11-го сезона Открытых студий. В коллективном проекте Inside The Dollhouse приняло участие 10 художников. «Сноб» пообщался с куратором выставки Полиной Могилиной, которая также выступила и ментором этого выпуска Открытых студий.
В этом сезоне Открытых студий ты выступила и куратором, и ментором. Расскажи, чем вообще занимается ментор? Это ведь не совсем преподаватель, но вряд ли и мотивационный коуч.
Я впервые была ментором в Открытых студиях и для начала попыталась провести демаркационную линию между деятельностью куратора, привычной для меня, и деятельностью ментора. По итогу существенного отличия в двух этих позициях я не нашла — во многом это схожая деятельность. Но, пожалуй, куратор больше работает с художниками над конкретными проектами, решает конкретные задачи, возникающие по ходу дела, а ментор более глобально смотрит на практику художника.
Если говорить о том, чем занимается ментор в Открытых студиях — конечно, это не преподавание и не коучинг. Я в этом вопросе выбрала для себя путь погружения в практику резидентов, чтобы понять, в чем им может быть полезна моя помощь. То есть я поставила себе задачу выяснить, какие у них в целом есть вопросы, в чем они, может быть, не уверены, где им нужен совет или совместное решение. Все это было нужно для того, чтобы обеспечить резидентам максимально продуктивную жизнь в Открытых студиях — чтобы они показали себя и свою практику наиболее широко, с лучшей стороны.
У тебя был особый подход, чтобы добиться продуктивности?
Я предпочла общаться с художниками в формате индивидуальных сессий — каждую неделю мы встречались для того, чтобы обсудить какие-то проблемные точки в их практике или текущих проектах. Помимо этого я поработала над образовательной программой. Ее полностью составляет ментор — он выбирает спикеров и приглашает их в Студии. Это могут быть художники или галеристы, критики или литераторы, они читают лекции и общаются с резидентами в формате паблик-токов.
После открытия выставки 11-го сезона Открытых студий все говорят, что этот выпуск — самый сильный. А что ты сама об этом думаешь?
Не буду лукавить, и я тоже очень часто слышала такой фидбэк — что это действительно очень сильный сезон и даже, наверное, лучший за всю историю Открытых студий. Я абсолютно с этим мнением согласна. Не только потому, что за этот сезон переживала больше, чем за какой-либо другой, и не потому, что имела к нему непосредственное отношение. А потому, что вижу, насколько сильный состав художников в этом сезоне. Каждый из них — яркая творческая индивидуальность и глубокая личность. Художники, несмотря на то, в какой фазе развития своей карьеры они находятся, очень убедительны. Они очень ответственно, глубоко подходят к реализации своих проектов. И это, мне кажется, одна из причин того, почему они смогли так сильно выступить в этом сезоне.
В итоге все они выступили в едином проекте — тотальной инсталляции Inside The Dollhouse. Как появился этот проект?
Он появился по итогу нашего полугодового общения и совместной работы. Было интересно сделать групповую выставку, которая объединена одной концепцией. Авторы очень разные, это факт, но при этом в их практике есть общие точки пересечения, есть темы, которые в той или иной степени близки каждому. И мне показалось, что для итоговой выставки стоит сделать тотальную инсталляцию, в которой работы будут находиться рядом и в какой-то степени взаимодействовать между собой.
В своей кураторской практике я очень люблю работать с экспозицией, с пространством, и мне важно, чтобы выставка выглядела не набором разрозненных работ, а единым художественным произведением. Мне кажется, что у нас получился очень интересный проект, который и правда не оставил никого равнодушным. А если говорить о проблематике, которой посвящена выставка, то это размышления о человеке в социуме. Это дуальность, с одной стороны, индивидуального переживания, а с другой — вынужденного существования в определенных рамках и стереотипах, которые диктует общество. И в проектах ребята размышляли о том, как человек справляется с этим, какие границы он устанавливает сам для себя, а какие — являются ограничивающими факторами внешнего мира.
Давай вернемся к тому, что ты в первую очередь куратор, а не ментор. У тебя нет ощущения, что сегодня многие недооценивают профессию куратора? Знаешь, когда-то каждый второй называл себя дизайнером или фотографом, а теперь все — кураторы.
Вопрос очень актуальный. Мне тоже кажется, что сейчас происходит своего рода всплеск интереса к профессии куратора со стороны людей, которые только-только приходят в индустрию и думают, чем бы хотели заниматься. Кураторство воспринимается как модная профессия, но у многих нет особого понимания, что она вообще собой представляет по сути. Это приводит к тому, что многие позиционируют себя кураторами, при этом выступая в этой роли номинально. И я думаю, что это действительно проблема. Дилетантизм в любой профессии плох, будь то врач, инженер или куратор.
Я преподаю кураторство в Московской школе современного искусства, и когда я провожу собеседование для абитуриентов, которые хотят получить дополнительное профессиональное образование, то часто сталкиваюсь с абсолютным непониманием того, чем занимается куратор. Иногда в шутку приходится объяснять, что куратор — это не человек в красивом наряде с бокалом шампанского, который общается с коллекционерами на вернисаже. Потому что очень важно понимать на начальном этапе, зачем ты на самом деле идешь в эту профессию.
Может ли каждый стать куратором, имея минимальные знания в искусствоведении, или для этого нужно пройти курс дополнительного образования?
Когда я получала образование, профессия куратора была еще не очень определенная — как такового направления образования просто не существовало. Я пришла к этому в процессе своей работы в ГМИИ им. Пушкина, где поняла, что научно-исследовательская деятельность, связанная с исследованием определенной музейной коллекции, — это не совсем то, чем мне хотелось бы заниматься. Там я совершенно четко осознала, что больше всего меня интересуют выставочные проекты и их реализация — весь путь от первой интенции до финальной реализации проекта.
Сегодня, конечно, существует гораздо больше возможностей освоить эту профессию — есть много образовательных инициатив, где можно погрузиться в контекст современного искусства, в специфику профессии и получить базовые знания и навыки. Но, я считаю, что никакая теория не заменит практику. И действительно понять, а хочешь ли, можешь ли ты быть куратором, понять специфику профессии можно, только начав заниматься этим.
У тебя богатый академический профессиональный бэкграунд: помимо уже упомянутого ГМИИ им. Пушкина, ты делала выставки в Третьяковке. В какой момент и почему ты обратилась к современному искусству?
В моей жизни действительно произошел достаточно резкий переход от классического искусства к современному. Это началось примерно в 2015 году, а в 2017 году я ушла из Пушкинского музея в галерею «Триумф», где работаю по сей день. Этот переход был частично связан с кризисом работы в музее, который я переживала. И еще с осознанием, что ритм жизни научного сотрудника в музее не совсем соответствует тому ритму жизни, к которому я всегда стремилась.
Во многом, наверное, сыграла роль работа над проектом «Рембрандт. Другой ракурс. Произведения Рембрандта Харменса ван Рейна и Дмитрия Гутова», которая состоялась в 2015 году в Пушкинском музее при поддержке «Триумфа». В рамках этой выставки я поработала с Дмитрием Гутовым и узнала, как интересно, оказывается, взаимодействовать с современными художниками. И это действительно совершенно другой опыт работы над выставочными проектами! Ты воспринимаешь те или иные события не просто в исторической перспективе, а становишься частью самого процесса.
Беседовала Катерина Алабина