До первой звезды
Есть вечная игра человека с судьбой. Вот они садятся напротив друг друга и начинают игру, знакомую каждому с малолетства. Человек ставит крестики, судьба рисует нолики. Человек старается выстроить в ряд фигуры по вертикали, горизонтали, диагонали. Линии любви, карьеры, благополучия, долгожительства, власти — да мало ли у него желаний.
А судьба — она же фатум, созвездия, люди, обстоятельства — со своими ноликами мешает составить сплошной ряд.
Если присмотреться, в этой игре содержится код жизни, ее диалектика. Выиграл в одном, проиграл в другом, разве это не интересно? Именно о таких хитросплетениях идет речь в авторской рубрике, которую ведет обозреватель «Вечерней Москвы», писатель Михаил Щербаченко.
К новогодним ритуалам Гадалкин всегда относился ответственно. Изучал гороскопы на будущий год, сверял с указаниями восточного календаря расцветку одежды и меню, вдумчиво подбирал сувениры для каждого из участников праздничного застолья. В последние годы состав компании не менялся, как и место встречи — просторный, хлебосольный дом самого состоятельного из друзей.
Но в этот раз явилась напасть: 30 декабря хозяина дома скосил, казалось бы, уже обесточенный ковид. Все жены отказались на скорую руку накрывать праздничный стол, приличные рестораны и клубы были под завязку, никакой план Б не просматривался. Взгрустнув, компания разбрелась по домам, утешая себя тем, что Новый год — торжество семейное.
У Гадалкина семьи не было, поэтому он впервые в жизни отмечал праздник наедине с собой. Надежда развеять в веселой болтовне сумеречное состояние души, вызванное нокдаунами уходящего года, накрылась. Он включил новогоднее телешоу, но вскоре убрал звук и понаблюдал за обеззвученными Басковым, Лазаревым и Киркоровым. Так даже лучше, решил Гадалкин и, с трудом дотерпев до боя курантов, завалился спать.
К утру настроение совсем упало. Надо было срочно придумать, чем занять себя в новогодние каникулы. И Гадалкин решил утолить тоску-печаль в книгах. Отключив телефон, он за несколько дней заглотил Дюма-отца с Пелевиным и Конан Дойля с Куприным, сдобрил этот коктейль Буниным и Майн Ридом и к 6 января добрался до Гоголя. Впервые после детства перечитав «Ночь перед Рождеством», он воскликнул: «Оба-на!» Гадание в сочельник — вот чего в его жизни еще не было.
Сочельник, если случаем кто не в курсе, отмечают накануне Рождества. Из интернета Гадалкин узнал, что тут есть особые правила. Трапеза требует постного меню из 12 блюд — по числу апостолов. Главное блюдо — кутья, каша с медом и орехами. Вкушать пищу можно лишь с появлением на небе первой звезды.
Готовить кутью он не собирался, взамен купил в супермаркете оливье и селедки. А вот к гаданию подошел аутентично. Накрыл стол белой скатертью, принес из ванной круглое зеркало, глядя в которое, брился. Зеркало было двусторонним, уменьшающим и увеличивающим. Отражение Гадалкину не понравилось. Рыхлый овал лица, съехавшие уголки губ, потухшие глаза в обрамлении опущенных век и сизых мешков. Видеть эдакую физиономию в крупном формате было нестерпимо, и он перевернул зеркало уменьшающей стороной.
Наконец отыскал старинный подсвечник с оплывшей свечой — аксессуар для романтических свиданий, каковых у него уже давно не было. Надел свежую футболку, сел к столу и приготовился неведомо к чему.
Чего он, собственно говоря, ожидал от таинственного ритуала? Увидеть в магическом стекле суженую или, не приведи господь, суженого точно не планировал. Заглянуть в будущее — это, пожалуй, можно, хоть и страшновато. Но все же надо понять, как жить дальше.
Перед зимними праздниками он всегда расписывал то, что предстоит сделать в наступающем году. К этому занятию, позволяющему поддерживать порядок на всех направлениях, Гадалкин приучил себя с младых ногтей. Он расчерчивал лист бумаги и заполнял разделы: работа, финансы, семья, дети, родители, образование, отдых и прочее.
Само собой, за прожитые годы конструкция не раз корректировалась. С улучшением благосостояния появились разделы «недвижимость», «инвестиции» и «путешествия». После финансового кризиса они исчезли, а на смену пришли антидепрессивные «религия» и «домашние растения и животные». После развода возникла графа «отношения». Со взрослением и уходом в свободное плавание наследников раздел «дети» усох, а графа «родители» в силу естественных причин, к прискорбию, пропала вовсе.
И вот теперь, глядя на себя при свете свечи, Гадалкин не понимал, что и как ему планировать, потому что ближайшее прошлое сделало все, чтобы перекрыть свет в конце тоннеля.
В январе минувшего года у него на работе провалился заговор против директора, видного сукина сына и кровопийцы. В компании повстанцев завелась крыса, начальство перекупило нескольких мятежников, а их неудачливого главу Гадалкина, поправ Трудовой кодекс и служебную этику, грубо вышибли вон.
Потосковав до марта, он решил воплотить давнюю идею и открыть собственный бизнес. Первоначальный капитал предполагалось получить от продажи загородного коттеджа. Но рынок подмосковной недвижимости завис, цены скатились, а отдавать задешево дом на 30 сотках по Новорижскому шоссе Гадалкин не решился, так что бизнес-проект пришлось отложить на неясный срок.
В июне у банка, в котором он долгие годы хранил деньги и с руководством которого поддерживал собутыльные отношения, отозвали лицензию. Три неслабых депозита схлопнулись, а дружественные банкиры разом испарились, отключив мобильные телефоны.
После этого дала трещину личная жизнь. Дама сердца вместо того, чтобы найти слова утешения и поддержки, принялась пилить его за малодушие и неумение разбираться в людях. В августе итогом тотальной проработки стал уход подруги, как подозревал Гадалкин, к одному из исчезнувших банкиров.
Беды и невзгоды подорвали здоровье, в октябре пришлось даже вызывать скорую. Медицинское обследование, которое он по трусости и лени не делал лет двадцать, мигом выявило сердечную аритмию, закупорку сосудов, критичное превышение нормы сахара и холестерина и еще ряд недугов, которые, собравшись в одном отдельно взятом теле, могли бы скоренько привести это тело в состояние, несовместимое с жизнью.
В таком раздрае Гадалкин добрел до сочельника и теперь ждал подсказки от зеркала со свечой. Грусть в глазах наросла, он попытался улучшить свое отражение, растянув губы в широкой улыбке. Вскоре пламя свечи дрогнуло, и кто-тот невидимый шепнул: «Ищи в минусах плюсы. В ноликах — крестики. Тогда получишь ключ».
И Гадалкин усилием мозга закрутил ситуацию в обратную сторону. Что касается работы, то оттуда, где его не ценили, давно пора было валить. Сам бы он не решился, так что спасибо, что выгнали. То, что сгоряча не спустил дом за полцены, тоже удача; это покупать надо быстро, а продавать лучше долго. Квакнувшиеся в банке сбережения, конечно, жалко, но, как сказал один богач, потеряв половину состояния: «Господи, спасибо, что взял деньгами». И со здоровьем все обошлось, зато впредь будет как миленький дважды в год проходить диспансеризацию. Ну а что до дамы сердца, тут память подсказала ему старинный куплет: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
В приподнявшемся настроении Гадалкин посмотрел в окно. Небо было темным, но первая звезда еще не просматривалась. Кушать пока нельзя, однако насчет выпить в регламенте ничего не сказано. Рюмка огненной воды напомнила, что в сочельник принято поздравлять с грядущим Рождеством.
Гадалкин всегда считал, что в идеале поздравление должно быть индивидуальным и искренним. Вместо пошлых пожеланий здоровья, любви и прочих абстракций правильно было бы писать: желаю вам приостановить выпадение волос. Или: желаю сбросить пуд живого веса и имплантировать три зуба. Или: желаю расстаться со сварливой женой, пьющей вашу кровь. Увы, этикет не допускал подобную прямоту, поэтому Гадалкин находил в интернете подходящую к случаю открытку и по «Ватсапу» отправлял ее так называемой веерной рассылкой.
Но сейчас он ясно представил ответную реакцию. Получив типовую картинку, где нет даже твоего имени-отчества, поздравляемый понимал, что в точности такие же послания направлены еще тридцати (пятидесяти, ста) человекам. И каждый адресат одномоментно мог удостовериться, что для отправителя он просто «один из». У Гадалкина все внутри похолодело от такого открытия, и он решил немедленно все исправить.
Конечно, после прошлогодних подстав количество людей, которым он не желал зла, кратно сократилось. Гадалкин мысленно их классифицировал и, включив естественный интеллект, приступил к сочинению подобающих текстов.
Людям с выраженными материальными наклонностями он отправил такие эпистолы: «Желаю, чтобы кризисные явления, дестабилизирующие факторы и колебания курсов валют, не смогли раскачать стен вашего персонального мироустройства».
Персоны, тяготеющие к искусству, удостоились нижеследующей здравицы: «Пусть не покидает вас чувство, что именно вы, а вовсе не обстоятельства места и времени пишете сценарий собственной судьбы и играете заглавную роль так, как считаете нужным».
Для романтических особ, среди которых преобладали дамы, был сочинен такой пассаж: «Пусть судьба плеснет в праздничный бокал ярких впечатлений, перемешает с рождественскими фантазиями и добавит по вкусу того, о чем вы даже не мечтали».
А почему бы не начертать что-нибудь эдакое самому себе, подумал Гадалкин и сгенерировал пожелание: «Пусть новоявленный год станет для меня успешным по любви и по расчету, по плану и по факту, по наитию и по умыслу, по форме и по содержанию, а также благодаря вопреки и невзирая».
Умри, а лучше не скажешь, подвел черту Гадалкин и взглянул в зеркало. Из зазеркалья на него смотрел помолодевший мужчина приятной наружности, уверенный в себе, без признаков паники и печали. Пламя свечи качнулось, и уже знакомый шепот произнес: «Забей на все, дай продышаться мозгам, подари себе чувство полета. И помни про крестики-нолики».
Гадалкин посмотрел в окно. Сквозь форточку ярко светила первая звезда. Он послал ей воздушный поцелуй и с легким сердцем полез в холодильник.