Цезарь

Юлиан пробыл в Афинах совсем мало времени, но для его душевного развития этот период жизни оказался решающим. Главное, что с ним произошло это посвящение в Элевсинские таинства, древний и важнейший культ эллинизма. Юлиана давно волновала проблема личного бессмертия; ранее, в Пергаме, мистик Максим подогрел этот интерес и обратил его в митраизм. Теперь, в Элевсине, он был признан жрецами Деметры достойным (еще бы они упустили такой шанс с братом Императора Рима!) и допущен к инициации. Древние обряды ясно и логично указывали на связь человека и бога, через вечный круговорот жизни и смерти.

Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы,

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы

(Заболоцкий)

В Афинах Юлиан познакомился и совместно обучался с Григорием Нисским и Василием Кесарийским будущими столпами христианского никейского богословия. (Василий иЮлиан явно испытывали взаимную симпатию, очем свидетельствует, думаю, лучше всего тот пасквиль, который написал наЮлиана наиболее женственный извсей троицы ивлюбленный вВасилия Григорий Сидаш Т.Г.)

Но всё это длилось недолго из Медиолана прибыл посланник Императора Констанций призывал его к себе. Суждено ему погибнуть или возвыситься? боги не давали ответа. Сам Юлиан считал, что едет на верную смерть, как и его брат, годом ранее.

Император потряс юношу (24 г.) предложением принять титул Цезаря, жениться на его сестре Елене, дочери Константина Великого и взять в управление Галлию, пока сам Констанций будет разбираться с варварами за Дунаем. На стороне Юлиана решительно выступила императрица Евсевия, его ровесница, которая вела собственную интригу при дворе, а возможно, и любившая его.

Вскоре ликование от чудесного спасения сменилось отчаянием, т.к. положение в Галлии было катастрофическим.

Число городов, стены которых были снесены, доходило до сорока пяти, а сторожевых башен и небольших крепостей было разрушено вдвое больше; населенная варварами полоса земли по эту сторону Рейна тянулась от истоков его до океана. Наиболее близко расположенные к нам поселения германцев отстояли от берега Рейна на тридцать стадиев, а между ними и нами лежала полоса, еще втрое шире, обращенная в пустыню и настолько разоренная, что кельты [т.е. романизированные галлы] там даже скота не могли пасти; даже некоторые города, в окрестностях которых варвары еще не расселились, были, однако, уже покинуты жителями (Это сам Юлиан - письмо Афинскому Сенату).

Только что был подавлен мятеж магистра пехоты Сильвана. Деморализованные войска сидели по гарнизонам в глухой обороне. А молодому Цезарю выделялся отряд всего из нескольких десятков кирасир (не буду здесь употреблять термин катафрактарии, т.к. не считаю его корректным) и 300 пехотинцев. Впрочем, верным помощником Юлиана стал Флавий Саллюстий, опытный военный и образованнейший человек своего времени

А потом произошло что-то непонятное ни для врагов, ни для друзей. Мечтательный, мистически настроенный неоплатоник, вечный студент с запачканными чернилами руками, никогда не увлекавшийся военным делом, переродился в великолепного боевого командира и искушенного политика.

С самого начала Юлиан не пожелал играть предназначенную ему роль декоративного Цезаря. На совещании у истинного правителя Галлии, префекта претория Флоренция, в присутствии полевых командиров, украшенных шрамами ветеранов, Юлиан дал понять, кто тут теперь главный. [Сценка напоминает анекдот о шляпе Бонапарта, описывающий его встречу с генералами Итальянской армии. Массена потом сказал: ну и нагнал на меня страху этот малый!]. При первом же признаке неподчинения, Юлиан величественно простер длань и со словами На Нас пурпур, повинуйтесь [носить пурпурные одежды могли лишь члены императорской семьи, в др. случаях это считалось гос.изменой и каралось смертью], поставил всех на колени. [Бывшие там командиры галльских частей Невитта и Дагалайф впоследствии стали его преданными соратниками]

Желая освоить воинское искусство, Юлиан стал заниматься физическими упражнениями и тренироваться вместе с рядовыми легионерами. Он совершал с ними многомильные марши, дрался учебным оружием (в 2 раза тяжелее боевого), нес все тяготы рядового, чем и завоевал искреннее уважение солдат. Он плохо говорил на изуродованной галльской латыни (будущий французский), за что местные его прозвали грекулус, гречишка. Похоже, это даже льстило ему.

Из штаб-квартиры во Вьенне, Юлиан совершал вылазки, освободив несколько селений, а потом выступил с небольшой армией к Отену (базе снабжения), а затем, к Реймсу и Кёльну (Колония Агриппина) и восстановил там имперское правление. Во всех боях он был в первых рядах сражавшихся. Его любимые галльские ауксилии: корнуты [рогатые шлемы], петуланты [по названию племени] и бракхиаты [От лат. brachium, часть руки от локтя до кисти в браслетах] шли за ним, не раздумывая.

[Ауксилии вспомогательные части, набиравшиеся из местного населения. В те времена действовали на постоянной основе, использовали тактику старых легионов, похожее, вооружение Боевой порядок фаланга. Численность пехотных подразделений около 1000 чел., конных тагм - 500. Некоторые из них носили название легион, но это было уже нечто другое]

Пробив дорогу к Рейну, Юлиан зазимовал в Сансе. Выделенных ему войск едва хватало для обороны. Пришлось выдержать месячную осаду - расквартированные в прирейнской области подразделения военачальников Марцелла и Урсицина на помощь не пришли, и Юлиан отбился, лишь вооружив всех горожан.

Такое предательство вызвало ярость у Юлиана и гнев императора Констанция (видимо, угробить кузена в первый же год правления он, и впрямь, не собирался). Марцелл был вызван в Сирмий, к Констанцию, где постарался всячески очернить молодого Цезаря. Юлиан, понемногу осваивавший науку интриг и политиканства, упредил, послав ко двору верного ему евнуха, препозита священных покоев (praepositus sacri cubiculi). Евтерий поклялся головой, что лишь личный героизм Юлиана спас Галлию от ужасных несчастий, а так же передал два юлиановских панегирика Констанцию и императрице Евсевии

См. здесь:

(http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Byzanz/IV/340-360/Julian_Apostata/Briefe/index.phtml)

Констанций, бывший в хорошем расположении духа, позволил себя уговорить. Сказалась и благорасположенность императрицы. Единоначалие Юлиана над галльской армией было высочайше подтверждено, а Марцелл и Урисицин отозваны.

А дальше кончились 7000 знаков и снова придется сочинять эпопею

В тайне свой труд продержавши, покуда он в свет не явился,

Много исправишь, а выпустишь слово, назад не воротишь!

Краткость нужна, чтобы речь стремилась легко и свободно,

Чтобы в словах не путалась мысль и ушей не терзала. (Гораций)