Историк Игорь Нарский: «В 1990-х годах людей лишили светлого будущего»
Как в реальности воспринимали обычные южноуральцы борьбу красных и белых в годы Гражданской войны? Верно ли, что, если бы не голод, история России могла бы пойти по-другому? И есть ли параллели между тем временем, 1990-ми годами и нашими днями?
На эти вопросы есть ответы у доктора исторических наук, профессора кафедры истории, директора научно-образовательного центра «Культурно-исторические исследования» ЮУрГУ Игоря НАРСКОГО.
А Сталин ничего не сказал
Эльдар Гиззатуллин, АиФ-Челябинск: Нередко интерес к частной истории просыпается после изучения собственных семейных легенд. У вас тоже так произошло?
Игорь Нарский: Своя семейная легенда у нас действительно есть, хотя не она сподвигла меня стать историком. Рассказывали о Павле Павловиче Кузовкове, отце моего папы. В гражданскую войну он, тогда ещё совсем молодой парень, оказался под Царицыном. Тогда ситуация для красных в том районе была сложная. Фронт пребывал в состоянии хаоса. Однажды отряд, где служил мой дед, расположился на привал. Вдруг все услышали перестрелку и заметили тачанку, за которой гналась красная конница.
Отдыхавшие красноармейцы тут же включились в погоню, во время которой один из них нагнал тачанку, ударил нагайкой по шее сидевшего в ней человека и вырвал у него самовзводный пистолет. Недоразумение тут же прояснилось. Единственному пострадавшему в этом инциденте, пассажиру тачанки, высокому начальнику из РВС Южного фронта, который принял красноармейцев за белых и открыл по ним огонь, перевязали шею. Павел, участвовавший в перестрелке, подошёл к пострадавшему и спросил: «Что, шея-то болит?» История оканчивается очаровательной фразой: «А Сталин ему ничего не сказал».
Конечно, сейчас уже не установить, было ли всё это на самом деле. Рассказывали о том случае исключительно устно - о многом ведь в ту пору говорить было нельзя.
- Но именно об этом периоде вы впоследствии написали книгу «Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала 1917-1922 годов».
- Книга была написана в 1990-е годы, которые в плане быта показались мне похожими на время революции и гражданской войны: массовое обнищание, преступность, очереди, детская беспризорность... Но больше всего меня спровоцировало обилие стереотипов о времени революции. С одной стороны, ещё был прочен образ славного, героического революционного прошлого. С другой - уже имело место представление об ужасе жизни в революционную эпоху. Помню, для обложки книги я выбрал фото с маёвки 1917 года в Миассе.
Люди там ещё сравнительно хорошо одеты, улыбаются, беседуют, не подозревая, какие времена впереди. А мне предложили поставить другое фото - жуткое, с кладбища, где лежат горы застывших в неестественных позах трупов, которые не успевают хоронить. Я тогда возразил: «У меня книга не про это. Что люди массово умирали - это понятно, а вот как большинство выжило в то время - вот что интересно». Я и постарался рассказать о повседневной, обычной, «нормальной» жизни в ненормальных условиях.
- А когда в СССР того времени закончились ненормальные условия?
- По отзывам современников, это произошло ещё до образования СССР, в августе-сентябре 1922 года, когда получили первый более-менее хороший урожай, а власти наконец-то, через год после начала новой экономической политики, перестали отнимать у крестьян весь урожай с помощью набегавших на деревню продотрядов. Хотя далеко не все трудности закончились. Я ещё застал людей, которые были детьми в то время и рассказывали о трудном детстве. Говорили, понятно, ещё в принятом ключе - мол, при царизме всё было плохо, а при советской власти хорошо. Но некоторые проговаривались. Один старичок вспоминал, как жил в деревне и на всех братьев и сестёр была лишь одна пара зимней обуви, поэтому на улицу выходили по очереди. Его спросили: «А когда это было-то?» И старичок ответил: «В 1928 году».
Понимаете, для тех людей время с 1914 года, с начала Первой мировой войны, по 1922-й, год выхода из страшного голода 1921-1922 годов, было одним периодом - временем войн и революций, временем поступательного ухудшения повседневной жизни. А начался-то этот период «при царе». Значит, он во всём и виноват. Так примерно и рассуждало население, в том числе и упомянутый выше старичок. Для него повинным в его босоногости 1928 года были не эксперименты и насилие, в которых большевики играли ключевую роль, а «царизм» и «империалистическая» мировая война. Такое искажение прошлого в памяти современников стало подарком для большевиков: они могли свои просчёты и преступления сваливать на политических предшественников и противников.
10 лет без жкх
- Получается, всё зависит от властей предержащих?
- Нет. Картинка, что красные и белые зверствуют, а люди просто ждут - неверна. Люди были очень активны. Надо ведь было в условиях распада рынка, дефицита продуктов, галопирующей инфляции как-то добывать еду, дрова, одежду.
Люди обычно реагировали ситуативно. Раз пришли белые, сотрудничали с ними. Потом красные - ну что ж, поработаем и с ними. Большинство жизнь свою ни за красных, ни за белых отдавать не хотело.
- Почему же большевики всё-таки победили?
- Да, этот вопрос до сих пор занимает историков. У меня есть своё объяснение. Хотя большевики победили в 1917 году, уже в 1918-м они потеряли большую часть территории страны. И потом в ходе гражданской войны власти менялись неоднократно, и уверенности в том, что последними победителями будут коммунисты, не было и быть не могло. Но им в 1921-1922 годах помог голод, от которого погибло много народу - около 5 млн, но мы никогда не узнаем точно, сколько именно. Никто, конечно, его специально не организовывал. У большевиков просто не было для этого ресурсов. Но они голодом воспользовались. На Южном Урале до 1921 года восстание шло за восстанием: против коммунистов поднимались крестьяне и казаки, русские и нерусские. А потом селяне лежали опухшие от голода по избам и просто хотели физически выжить - они готовы были подчиниться любому, кто даст им хлеба.
Если бы не голод, неизвестно, как бы повернулась история.
Ранетки, сметана и страх
- Не замечаете ли вы параллелей с нынешним временем, когда ситуация снова становится нестабильной?
- Я бы сказал, что сходство скорее с 1990-ми годами. Кстати, я ведь задумал эту книгу в то время. Когда видел всюду очереди, видел, как в Челябинске бабушки ранетки собирали, когда покупали сметану трёхлитровыми банками. Казалось бы, зачем человеку три литра сметаны? А просто прошёл слух, что скоро вся молочка пропадёт.
- Насколько я знаю, вы изучали и природу слухов.
- Верно, слухи 1920-х годов. Но и сейчас их хватает, причём они становятся благодаря социальным сетям более действенными. Остаются, как и прежде, потусторонние слухи, например о конце света. Но самый актуальный слух - будет, мол, большая война. Так люди выражают свою обеспокоенность ситуацией. Известная фраза наших людей: «Лишь бы не было войны!» - за этим все надежды и страхи. Можно сказать: «Что-то продукты подорожали» или: «Боюсь, я потеряю работу», но чаще вся сумма этих опасений лаконично оформляется в фразы о страхе перед войной.
- В 1920-е годы был страх перед войной?
- В том времени кроется и секрет сталинизма. Его оценивают по-разному. Одно время преобладал взгляд на сталинизм как на основанную на терроре тоталитарную систему, при которой люди застыли в ужасе, как кролики перед удавом.
Согласно другой версии, это была слабая система, которую люди использовали в меру своих сил, держа кукиш в кармане. Я же считаю, что режим тогда победил, потому что большинство граждан Сталина поддерживало совершенно искренне. Им тогда внушили, что после всех ужасов, потрясений и унижений, насилия и лишений, гражданской и мировой войн он их с колен поднял, в героев и победителей превратил.
В этом во многом кроется объяснение некоторых нынешних тенденций. В 1990-х годах людей лишили не только светлого будущего, но и светлого прошлого. Единственным неоспоримым достижением осталась победа в Великой Отечественной войне. Только она и внушает теперь людям уверенность, что не всё в их прошлом было зря и напрасно. Поэтому эта война ещё долго будет ключевым событием в государственной политике памяти.
Досье
Игорь НАРСКИЙ. Родился в 1959 году в Куйбышеве. В 1983-м окончил исторический факультет ЧелГУ. В 1989 -2004 гг. старший преподаватель, доцент, профессор кафедры дореволюционной истории России ЧелГУ.
Профессор по приглашению в Тюбингенском (2002-2003), Берлинском (Гумбольдтовском, 2005), Базельском (2010) университетах. Автор более 250 публикаций на пяти языках.