Судьба гонорарщика в "МК": как это было в шестидесятые

Елена Мушкина, заслуженный работник культуры, лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат премии Союза журналистов Москвы, член Союза писателей Москвы. Работала в «МК» с 1957 по 1965 гг. Конечно, это было счастье. Во-первых, счастье работать в «Московском комсомольце», одной из лучших газет страны. Во-вторых, работать в 60-е годы — «оттепель», физики и лирики, шестидесятники. В-третьих, работать с редактором Алексеем Флеровским. А счастье было так возможно… Честно говоря, я не верила в это: долго не могла устроиться на работу. Постаралась бабушка, машинистка Всесоюзного радио. Цвет журналистов-международников: Валентин Зорин, Виктор Шрагин, Геннадий Дейниченко… Однажды попросила: — Помогите моей внучке! Помогли. Отправили в газету «Московский комсомолец». Телефон дали — Беник Гургенович Бекназар-Юзбашев. Еле выговорила. — Практику в какой газете проходили? — Не в газете! В школе! Творчество Пушкина. Засмеялся: — Мушкина, Пушкин… Ладно, идите в отдел информации, там все начинают. В отделе информации три человека: Виталий Алексеевич Мальков, заведующий, Эдик Графов и Таня Снегирева, литсотрудники. Еще был Юрий Иванович Синютин, он отвечал за спорт. И снова вопрос: — Что вы умеете? — Ничего. Это была правда. В школе о журналистике и не помышляла. Дважды поступала в медицинский, потом оказалась на филфаке МГУ. Дело было в 1957 году. Всемирный фестиваль молодежи и студентов, перед ним Спартакиада народов СССР. Журналисты крутились как белка в колесе. В общем, я была на побегушках, составляла какие-то списки, что-то проверяла, кого-то встречала. Смотрела, слушала. Гранки, верстка, набор — все это в диковинку. А еще «подвал», «чердак»… О «компоте» уже и не говорю — не сразу поняла, что не надо бежать за ним в столовую. Сотрудники в основном молодые. Очень удивилась, когда увидела человека в возрасте моей бабушки. В берете, с большой бородой, как у Льва Толстого. С ним все здоровались, улыбались. Оказалось, Дмитрий Павлович Зуев, известный на всю Москву натуралист. Его коротенькие «Заметки фенолога» печатались в «Вечерней Москве», иногда в «Московской правде». Кое-что оставалось и для «Московского комсомольца». Еще помню в эти первые дни дядю Сашу Костюковского — так он представился. Тоже далеко за 60. Кабинета у него не было, сам заходил всюду. Если видел, что отвлекает от работы, тихонько закрывал дверь. Друг редакции… Приходил почти каждый день, что-то рассказывал. Кажется, привозил фильмы для просмотра. Познакомилась и с секретаршами: Надя Митяева, в сильных роговых очках, и Аня Логинова. Они работали по сменам, сидели в приемной главного редактора. Редактором тогда был Александр Михайлович Субботин. Через несколько месяцев ушел, сначала в «Московскую правду», потом в «Труд», перетащил с собой многих. Его сменил Михаил Алексеевич Борисов. В отделе информации тоже перемены: вместо Малькова появился Борис Евсеевич Иоффе. Борис Евсеевич обладал бесценным даром — собирать под свое крыло внештатников, ничего не умеющих, не понимающих. И делать из них журналистов. Маленький, с коротенькими ручками-ножками, с плохой дикцией, он был высокоинтеллигентным человеком. Окончил какой-то театральный институт. Семьи, детей не было. Семьей была редакция. — Здрасьте, здрасьте, — говорил он, стремительно входя в комнату, где в ожидании томилось около десятка внештатников. И сразу все приходило в движение. Мы любили его. В канун дня рождения головы ломали: что подарить? Отправили Валерку Сивакова часы покупать. Он и надпись сделал: «От всей оравы. В пределах гонораров». Вот что вспоминал о том времени сам Борис Евсеевич в 1969 году («Спецвыпуск «МК»): «Трудно гонорарщику. И кажется ему иной раз, что так будет вечно. Зарабатывает немного, и не суждено ему, бедному, добраться до газетного олимпа. Наверно, так думали те, кто робко переступил порог нашей редакции лет десять назад. Валя Иванова в толстой и немодной (!) кофте, с ненакрашенными губами — она писала сначала вовсе не о кино, а о студенческих комсомольских группах. Сережа Есин — первая его заметка состояла всего из четырех фраз, да и те представляли собой цитаты. Миша Шпагин, который и не помышлял тогда об отращивании усов… Прошло десять лет. Кем же стали наши гонорарщики образца 1959 года? В.Иванова — ответственный секретарь еженедельника «Советское кино», С.Есин (он же Зинин) — ответственный секретарь журнала «Кругозор», Ю.Скворцов — завотделом журнала «Юный техник», И.Симанчук — комментатор Всесоюзного радио, В.Минаева — литсотрудник журнала «Вожатый», А.Пистунова — завотделом «Литературной России»… Так что выше нос, гонорарщики-1969. Все у вас впереди!» Тему эту продолжает Сергей Есин в 2017 году на страницах «Литературной России»: «…Я забежал к своей давней приятельнице Елене Мушкиной. С нею мы начинали в журналистике в «Московском комсомольце», может быть, даже раньше, чем просто пятьдесят лет назад. Она старательно, как человек более опытный, правила мои грамматические ошибки. Вообще тогда у Бориса Евсеевича Иоффе компания собралась знатная, в этом отделе я, кстати, познакомился со своей будущей женой. В литературу из этого птичника вышло довольно много людей с именами». ■ ■ ■ Наконец, лед тронулся. Первое мое задание — написать о преподавателе Тимирязевской академии Евгении Хлебутине. Не об учебном заведении, уточнил редактор, а конкретно о данном человеке. Видимо, указание сверху. — Очерк? — с замиранием сердца спросила я. — Нет, зарисовку. Что такое зарисовка, я не знала. Удостоверения у меня не было, поэтому в редакции дали бумажку-поручение. Сколько таких поручений скопилось в доме! Евгений Борисович Хлебутин оказался аспирантом, очень приятным, вежливым; одновременно уже преподавал. Рассказал о своей работе, охотно отвечал на все вопросы. Со стыдом вспоминаю, что было дальше. Текст, который я написала, Борис Евсеевич забраковал. Потом забраковал и пятый вариант, и десятый… Столько же раз — пять, десять — я снова приезжала в академию. Святой человек Евгений Борисович — терпел, улыбался! Терпел и Иоффе. Много позже признался: — Решил: если опять не получится, посоветую идти в школу. Пушкина преподавать… В переводе на русский язык — выгоню. Не выгнал! Вымученный материал все же увидел свет. Правда, это был не очерк, даже не зарисовка. Расширенная подпись под клише… Внештатников у Бориса Евсеевича много. А штатный сотрудник всего один — Володя Коненко, Владимир Емельянович. Парень с какой-то изломанной судьбой, нервный, одинокий, обидчивый. Жил с отцом. Я сравнивала его характер с кочаном капусты — верхние листья плохие, а кочерыжка отличная. Но пока-то до нее доберешься… Была в отделе еще одна ставка, вакантная. И… меня на нее берут!!! Впрочем, нет, берут на полставки. Естественно, работала не четыре часа, а с утра до вечера. Мама удивлялась-возмущалась: «Разве так можно?!» Можно. Зато теперь у меня свой стол, телефонный аппарат, перекидной календарь. И удостоверение! Несколько удостоверений сохранились. 1959 год, 1964-й, 1965-й… Подписи редакторов — М.Борисов, А.Флеровский. А при продлении их подписывал заведующий редакцией Юрий Николаевич Бовыкин. Сколько добрых дел он для меня сделал! Ну а вторая моя половинка — Эдик Хруцкий. «Как денди лондонский одет…» Высоченный красивый парень, раскованный, самовлюбленный, вальяжный. И работал так же вальяжно. Бывало, утром должен принести заметку. Борис Евсеевич нервничает, на часы поглядывает: материал в номер. Наконец, появляется. «Написал?» — «Конечно!» В один карман руку засунет, в другой… «Ох, забыл дома. Да не волнуйтесь, сейчас все и напишу». Ясно: вчера забыл или было не до газеты. Но действительно, садился — и через полчаса все готово! Эдуард Анатольевич Хруцкий работал у нас недолго. Писатель, мастер детектива, кинодраматург. Автор телесценариев «По данным уголовного розыска», «Приступить к ликвидации». В последние годы часто встречала его около дома, в районе Патриарших прудов. — Что ты здесь делаешь? — Фильм новый снимаю. Так и называется «На углу у Патриарших». Рассказал, что переехал в Дом на набережной, в квартиру, где раньше жил Василий Сталин. После ухода Хруцкого второй моей половинкой стал Саша Колодный (не путать со Львом Колодным — однофамильцы). Отец работал в «Вечерке», спортивный журналист Герман Александрович. Саша сменил много мест работы, в конце 90-х руководил газетой «Век». Когда «Неделю» закрыли, я пришла к нему… Постепенно набиралась ума-разума, хотя неудачи, конечно, бывали. Получила задание — написать о номере 107 гостиницы «Националь», где весной 1918 года останавливался Ленин, после переезда правительства в Москву. Третий этаж, две комнатки… — Скучно, неинтересно, — расстроился Б.Иоффе. — Всего-то две странички… Покажите Володе Кривошееву, в соседней комнате: он ведет следующий номер. Кривошееву заметка тоже не понравилась. — Переписывай, приноси утром. Успеем в номер. Всю ночь мы с мамой переписывали. Утром дрожащими руками протягиваю текст Кривошееву: — Вот, переделала. — Молодец. Но, знаешь, вечером я посидел немножко над твоим текстом, подправил… В общем, иди читай гранки. Таким он был всегда, Владлен Михайлович Кривошеев! ■ ■ ■ Спорт и наука тоже в нашем отделе. Помню Георгия Суркова. Красавец, атлетическая фигура, мастер спорта. При этом застенчивый и румянец во всю щеку. Стал известнейшим спортивным комментатором радио, в основном — академическая гребля, лыжи и биатлон. Рано ушел из жизни. А Костя Есенин, молчаливый, скромный, близорукий, сын Сергея Есенина, отлично разбирался в шахматах и футболе. Научная тематика была в загоне. На короткое время появился Леня Шароль (не путать с Сашей Шерелем, доктором искусствоведения), а потом, конечно, Юрий Дружников (Альперович). До этого писать о науке приходилось всем, в том числе и мне. Это было ужасно. В 1958 году создано Сибирское отделение Академии наук СССР. Новосибирск стал центром отечественной науки. Возглавил отделение академик Михаил Алексеевич Лаврентьев. Период организационный, поэтому часто приезжал в Москву. Повезло — дозвонилась. Назначил встречу: Ленинский проспект, 13, академический жилой дом. Поговорили, все записала. Приезжаю визировать. Прочитал два первых абзаца… Вскочил из-за стола, кулаком стукнул. По-моему, он готов был растерзать меня. — Да вы же ничего не понимаете! Как посмели прийти ко мне! — Михаил Алексеевич, читайте дальше. Эти абзацы можно переделать. Да и вообще можно их выбросить. В результате выбросил не гранки — меня. Спустил с лестницы… Материал запланирован в номер. Как сказать Иоффе?! Судорожно листаю справочник Академии наук — фамилии тех, кто переезжает в Новосибирск. Выбираю методом тыка… Если не ошибаюсь, это был академик Решетняк. Надо попробовать… Запинаясь, озвучиваю (ненавижу это модное теперь слово) только что придуманную версию: мол, задание поступило поздно вечером, срочное, звонить не успели, я сама написала текст ночью… Теперь надо поставить фамилию того, кто будто бы дал интервью. — Можно прочитаю текст? Тут немного. Послушал, остался доволен. Разрешил поставить свою подпись. Я боялась, что опубликованное интервью прочитает академик Лаврентьев. Скандал мог устроить грандиозный. А потом успокоилась: он ведь прочитал всего два первых абзаца! Я их предусмотрительно изменила… Еще помню конференцию молодых ученых-химиков Бауманского района. Куратор — комсомольское начальство, Борис Николаевич Пастухов. Задание ответственное. Сижу, слушаю, ничего не понимаю. Как будто говорят по-китайски. Тогда еще не было не только мобильников, но и диктофонов. Так и открыт блокнот… В перерыве протискиваюсь к столу ведущего. Николай Николаевич Семенов, нобелевский лауреат, — да разве будет он со мной разговаривать! — Меня уволят… Я журналист… Пожалуйста. Посмотрел внимательно: — После окончания не уходите. Я к вам подойду. Подошел! Сели мы в уголочке большого зала. За 15 минут все и рассказал. Приближался День Военно-воздушного флота, 1958 год. На празднике впервые будет головокружительный номер — гимнаст на вертолете. Материал надо писать заранее, чтобы был в праздничном номере. Пилот Азис Касеевич Авидзба, первый летчик Абхазии, недавно установил мировой рекорд скорости. Опять же договорились: привезу гранки. Вообще я всегда старалась визировать — зачем краснеть за ошибки, выговор получать? В общем, будет ждать на летном поле. Пообещал, что полетаем на вертолете. Разрешил взять с собой подругу — место есть. — Сегодня уйду пораньше, — говорю Борису Евсеевичу. — Гранки повезу Авидзбе. И слышать ничего не хочет: — В отделе много работы. Поедете в другой раз. Ну и что, что с подругой договорились? Ну и что, что ждать будет? Поздно вечером звонок от Бориса Евсеевича: — Слава богу, вы дома! На аэродром не ездили? — Вы же не разрешили! — Спасибо мне скажите! Оказалось, Авидзба действительно ждал нас, а потом посадил двух девушек, проходивших мимо. Вертолет налетел на провод. Все погибли. Конечно, радовалась спасенной жизни. Жалела погибших, жалела, что на празднике не будет этого удивительного номера. А еще жалела: осталась без гонорара…