Мнения: Самый «нерусский» фильм Тарантино
Девятый (бают, предпоследний) фильм Квентина Тарантино мэтр представлял в Москве лично – «со всей русской душой», по какому случаю министр российской культуры Мединский гулял его по Кремлю и смотрел на гостя такими глазами, какими полагается смотреть на живого гения. Сам гений деловито заглядывал в Царь-колокол, примеривался к короне Анны Иоанновны, хвалил человека-амфибию и принимал в подарок томик Пастернака, на могиле которого в Переделкино сфотографировался еще 15 лет назад - так гений к гению липнет. Девятый (бают, предпоследний) фильм Квентина Тарантино мэтр представлял в Москве лично – «со всей русской душой», по какому случаю министр российской культуры Мединский гулял его по Кремлю и смотрел на гостя такими глазами, какими полагается смотреть на живого гения. Сам гений деловито заглядывал в Царь-колокол, примеривался к короне Анны Иоанновны, хвалил человека-амфибию и принимал в подарок томик Пастернака, на могиле которого в Переделкино сфотографировался еще 15 лет назад - так гений к гению липнет.
Все это создало в СМИ иллюзию, что Тарантино тоже наш – не как Крым, но как посол кинематографического рок-н-ролла в неритмичной стране.
Меж тем, по своей отдаленности от России и ее щедрой души «Однажды... в Голливуде» может соперничать только с третьим фильмом Тарантино – «Джеки Браун». В кадре их, сугубо американские разборки.
В неформальной истории США, в их журналах и в памяти народной 1960-е годы с их «духом свободы», контркультурным бумом и «золотым веком Голливуда» похоронили досрочно – в 1969-м. Отчасти это совпало с переменами в политике (именно в 1969-м в Белый дом въехал Никсон, пообещавший покончить «с этим бардаком» и немало в том преуспевший). Но еще сильнее нацию перепахала кровавая оргия, которую банда Чарльза Мэнсона устроила в одном из лучших домов Голливуда.
Общественное мнение большей части как самого Голливуда, так и американцев моложе 25 лет тогда стояло на позиции «мы за все хорошее против всей фигни». Против войны во Вьетнаме, против полицейского насилия, против расового неравенства, против тех, кто загрязняет природу мать, и тех, кто колотит шваброй по своему потолку – твоему полу, когда вы с друзьями собрались и слушаете The Mamas & the Papas. По этому принципу Мэнсон и его «семья» был однозначно своими – типичными «детьми цветов» с патлами, гитарами, альтернативными духовными практиками, наркотическими экспериментами, голыми танцами под луной (именно в таком виде Мэнсон встретил своих посланников с «кровавой оргии») и радикальными взглядами на вопросы экологии.
И вдруг цветы не просто показали колючки, а совершили акт чистого зла, символом которого стал труп 26-летней актрисы и просто красавицы Шэрон Тэйт, изуродованный ножами, подвешенный к потолочной балке и с восьмимесячным плодом внутри. Таким образом Мэнсон хотел разжечь расовую войну и «освободить чернокожих», но мы не будем ковыряться в мотивации Антихриста. Нам Богородица не велит.
Пятидесятилетняя годовщина жестокой драмы день-день совпала с российской премьерой «Однажды... в Голливуде», чем тоже вызвала ложное чувство сопричастности.
Тарантино смотрит на эти события как великий гуманист, кем он, собственно говоря, и является. Многие независимые режиссеры его поколения (от Ларса фон Триера – и ниже) пестовали мизантропию, предпочитая думать об уничтожении человечества, но Квентин человечество спасает, используя для этого свое фирменное веселое мультипликационное насилие, неизменно критикуемое SJW и прочими доброхотами.
Эту специфическую дискуссию о том, кто тут на самом деле добро, а кто зло, Тарантино наглядно отразил в девятом фильме: «дети Мэнсона» объясняют свое право убивать голливудских жителей тем, что те в своих фильмах учат убивать всю страну.
К моменту данной реплики «семью Мэнсона» - SJW образца шестидесятых нормальный человек может только ненавидеть, но не потому что она как-то особенно злобно ведет себя в кадре, а за счет восхитительной игры Марго Робби (Тэйт).
Только последняя скотина – кровожадное чудовище способно сделать больно этой очаровательной дурочке.
К сожалению, игры с моралью и дымящимися внутренностями занимают не более 10% картины. В основном Тарантино смотрит на 1969-й год глазами ребенка-синефила, пересмотревшего все приключенческие сериалы того времени. Для него закат «золотого века», где кинематографическое насилие почти отсутствовало, - это личная травма, которую он свел к ностальгии по аляповатым телеприключениям ковбоев, шпионов и астронавтов.
Собственно, в своих фильмах он почти всегда обращался к прошлому, собирал его образы по крупицам, вставлял их в собственную яркую мозаику. Нынешняя состоит из мелодий, афиш, телеменю, забытых фамилий, цветастых машин, вспыхивающих неоновых вывесок, желтков солнца над прерией, насупленных бровей под широкополыми шляпами и безостановочного курения в кадре.
Беда в том, что это значительно скучнее, чем то же самое, но про гангстеров, якудза, нацистов и работорговцев. Это не беда Тарантино, снявшего, пожалуй, наиболее личный свой фильм. Просто эта конкретная мозаика наиболее далека от российского культурного кода с единственным исключением в лице Брюса Ли (малоизвестный актер Майк Мо). Фильмы про ковбоев в нашем коде есть, но какого-нибудь Уэйна Мондера нет (вместо него, наверное, Гойко Митич), а Тарантино делает ставку именно на частности, приглашая в путешествие по удивительному миру классической датской мультипликации или средневековой китайской оперы, про которые здесь известно только то, что они когда-то существовали. Вот тебе Сым Сянжу, а вот Янник Хаструп, да смотри, не перепутай.
#{author}Чтобы воспринять фильм «Однажды в... Голливуде» так, как он задумывался, нужно быть американцем. Не просто что-нибудь знать про голливудские шестидесятые (и на этом основании утверждать свою близость к Америке), а смотреть то же телевидение, которое смотрел Тарантино, пока его советские ровесники бегали в валенках по горке ледяной. Это заведомо чужой гламур, любовно собранный в очередном «кино о любви к кино» и встретившийся с кровавой бандой Мэнсона на ранчо Спэн, которое некогда использовали в качестве декораций телевестерна.
Столь же ограниченный набор чувств испытает американец, посмотрев, допустим, фильм «Стиляги». «Потому что в Америке нет стиляг», но не только поэтому. Если какой-нибудь Альф любим по обе стороны океана, то Хрюша отнюдь не интернациональная свинья – от его появления американская сердце не екнет, как не екнет русское от кумиров из американского «Останкино».
В красивом мире «Однажды в...» слишком много ездят, слишком долго молчат, слишком часто прикуривают, а практическая невозможность оценить большинство разбросанных по нему «пасхалок» делает картину сложной для восприятия, затянутой, а местами и откровенно муторной, как просмотр фотографий с чужого отпуска в Гаграх (Лос-Анджелес – та еще деревня).
#{related}Другое дело, что, наряду с будто бы поддельными елочными игрушками (которые «не радуют, блин»), в картине присутствуют и обязательные тарантиновские аттракционы, каждый из которых по отдельности безоговорочно великолепен
Вот актер, который хорошо играет плохо играющего актера, а потом гениально играет этого же актера, когда он вдруг начинает играть блестяще. Вот диалог с восьмилетней девочкой о системе Станиславского. Вот драка Бреда Питта с «Брюсом Ли». Вот ступни Марго Робби (мэтр верен своему фут-фетишизму). Вот вам в конце концов работа ручного огнемета, а что еще для счастья-то нужно?
Но в конечном счете российский зритель узнает только то, о чем знал заранее. Что Леонардо Ди Каприо – один из лучших актеров современного Голливуда, давно превзошедший своего кумира и учителя – Роберта Де Ниро. Что харизма Бреда Питта неисчерпаема. Что Марго Робби чудо как хороша. Что Тарантино умеет снимать кино про кино. И что жителям Мытищ нечего делать на голливудском празднике жизни.
Впавшему в лирическое настроение гению на это, конечно же, наплевать. Чужие непоняточки – не угроза его стилю и его статусу. Чего нельзя сказать про реалии современного Голливуда, вычурное безумие быта которого бросает вызов даже лучшим постмодернистским работам Т.
К примеру, упомянутого выше телемаэстро Уэйна Мондера играет Люк Перри, не так давно скончавшийся и похороненный в биоразлагаемом костюме из грибов. В споре метафор теперь побеждает жизнь, даже если это метафоры от самого Тарантино.
Теги: кино , Владимир Мединский , маньяки , рецензии , Квентин Тарантино , история США