Радио "Свобода": "Белое остается белым". Украинец, осужденный за "гроб Путина"

В России на свободу вышел признанный правозащитным центром "Мемориал" политзаключенным украинец Роман Терновский, который был отпущен не по обмену, а ввиду того, что истек срок его заключения. Он был приговорен к двум годам и трем месяцам колонии 28 июня 2018 года, но вышел на свободу раньше, поскольку ему засчитали срок заключения в СИЗО. Терновского осудили по статье 282.2 за участие в деятельности экстремистской организации – ею в России признана украинская партия "Правый сектор", но обвинение основывалось на участии активиста в протестах на территории Украины, а не на содеянном в России. Терновский признал, что участвовал в акциях "Правого сектора" в Харькове, однако пресс-секретарь партии Артем Скоропадский заявил, что членом партии Терновский не является.

Согласно материалам дела, Роман Терновский был осужден за участие в нескольких акциях протеста, которые состоялись в Харькове. В частности, за участие в блокировании российских грузовых машин в феврале 2016 года на российско-украинской границе со стороны Украины. Это, по сообщениям СМИ, не имело насильственного характера: активисты решили отказаться от своей затеи, так как по трассе ездило слишком мало автомобилей с российскими номерами. Терновский также принимал участие в акции протеста, когда 12 июня 2016 года, в День России активисты принесли под здание расположенного в Харькове российского консульства куклу, символизирующую Владимира Путина в гробу в сопровождении траурной музыки. Свидетелем этих событий на суде выступил в то время вице-консул Андрей Аленкин, который заявил, что активисты якобы "ломали цветы, отбирали подарки" у посетителей, "обливали краской из баллончика". Найти подтверждение этим словам не удалось, вот, например, видео, на котором заснята эта акция: "гроб" просто оставили у здания российского консульства:

Романа Терновского задержали в Ростове-на-Дону, куда он вынужден был приехать по семейным обстоятельствам: у него заболел ребенок. С момента пересечения границы, по его словам, он знал, что это произойдет:

– Я понимал отчетливо, что меня арестуют, что я нахожусь в оперативной разработке, но у меня было время заняться здоровьем сына, ему сделали операцию. Я начал замечать какие-то автомобили, видел, как меня снимали… Об этом говорили многие вещи. Например, когда я пересек границу, мой паспорт слишком долго проверяли. Это был первый знак. Второй: при въезде в Ростов – блокпост, останавливают полицейские, заходят, начинают проверять паспорта. У меня и у людей рядом собрали паспорта, а у остальных – нет. Вот с того момента я полностью был уверен, что нахожусь в разработке. Сразу же они, конечно, не будут арестовывать, им же интересно, зачем я туда приехал. А я занимаюсь сыном, мне пришлось устроиться там в агентство недвижимости, заниматься риелторской деятельностью, потому что надо было деньги зарабатывать. Я понимал, что меня арестуют, но, когда ты видишь, как маленький ребенок задыхается, – поверьте, вы об этом не думаете.

/**/ /**/ /**/

Смотри также

От любви до ненависти – один шаг. Как Украина разлюбила Путина

– Что произошло с вами после ареста?

– Мне предъявили обвинение по 282.2, часть 2-я, на что я ответил: "Послушайте меня, я на данный момент не состою в организации "Правый сектор". Да, я принимал участие в акциях на территории Украины, потому что я не согласен с тем, что Российская Федерация, то есть Кремль, начал агрессию в отношении Украины, разжигал войну в Донбассе, аннексировал Крым". Но опять-таки действия эти происходили на территории Украины, а въехав в Российскую Федерацию, я не занимался ничем, кроме здоровья своего сына и проблем семьи. У меня еще был пример личный. Моя первая жена с двумя детьми вынуждена была уехать из Мариуполя из-за войны, из-за обстрелов со стороны российских войск. Через два дня после того, как они уехали из города, тот район был обстрелян, в дом попали снаряды.

​– Что происходило непосредственно во время вашего заключения? Применялись ли против вас пытки, какое-то давление было?

– Давление, конечно, определенное было. Запугивали. Пыток не было, потому что перед тем, как меня арестовали, я попал в больницу, у меня давление было очень высокое в момент ареста – 230. Их это не останавливало абсолютно, да, они пугали, но пытать боялись, потому что я им сразу сказал: "Я не против умереть, можете меня убить. Мне 43 года, и ничего такого страшного не произойдет, если вы меня убьете". Их это, видимо, останавливало. Пыток я не боялся.

– А запугивание было, чтобы вы дали признательные показания?

– Да. Моя семья находится в Российской Федерации, и этим все сказано. Ты признáешь все, что угодно, даже то, что ты убил Кеннеди.

– Почему у вас не было возможности привлечь к делу независимых адвокатов и вас защищали адвокаты по назначению?

– Я их называл – полузащитниками… Адвокат из "Мемориала" у меня появился, когда я получил срок. Да, он пришел, мы пообщались, и не более того, вот и все. Время было потеряно. Я до определенного момента не мог видеться с консулом, потому что мне не давали возможности с ним увидеться. И отступать уже было некуда. Поэтому мне пришлось согласиться на эти условия, которые мне предложили. Следствие на меня давило таким образом, что прятало меня от консулов. Только консул подал документы – меня до встречи с ним этапируют в другое СИЗО. И так было до суда, на суд тоже никого не допустили. Меня сначала в Москву, потом этапировали в Новочеркасск – никого не должны были увозить, я вообще ехал один, начиная от Воронежа. Меня туда привезли, там я, по-моему, три дня пробыл, и все – меня отправляют в Ростов, на суд. До самого суда так продолжалось.

/**/ /**/ /**/

Смотри также

Сколько голосов Украина даст Путину?

– В связи с тем, что вас обвиняли в участии в "Правом секторе", отношение к вам в тюрьме, в СИЗО каким-то образом отличалось?

– Люди интересовались, и очень сильно. Когда попадаешь в лагерь, не важно, куда угодно – ты как белая ворона. Естественно, вокруг тебя крутятся и те, которые стабильно докладывают в оперотделы, и люди, которым, да, действительно интересно, почему мы выступаем против агрессии и есть ли на самом деле эта агрессия, и вообще были ли войска Российской Федерации на территории Украины. И когда ты им открываешь глаза, то отношение меняется. Вот я вам скажу такую вещь. Новочеркасск – это центр донского казачества, и когда весь спецблок 24 августа поздравляет меня с Днем независимости – они реально кричали "Слава Украине!", – ну, это уже о чем-то говорит, я думаю. Граждане Российской Федерации кричали.

​– Вы помните ситуацию, которая была в Харькове, когда вы приняли решение принять участие в протестах?

– Да, конечно, помню.

– А что вас больше всего тогда возмущало, почему вы решили участвовать в протестах?

– Возмущала наглая ложь Кремля, когда Путин, давая интервью, говорил, что войск никаких нет, это шахтеры там воюют, прочий бред, а ты знаешь, что с той стороны шла техника, ты видишь, что эти машины нескончаемым потоком идут, и в этих машинах сидят, грубо говоря, далеко не срочники. Потом, когда я был в Ростове, звонил матери и слышал, что уже война тут, грубо говоря, подошла – вот она. Разрываешься между частями семьи, одной и второй. Кажется, что уже маму не увидишь, настолько стремительно развивались тогда события.

– Вы оказались в Ростове-на-Дону, когда еще была горячая фаза войны. Люди были настроены тогда против Украины?

– Да, во многих ситуациях это выражалось. Однажды парня побили в пробке из-за украинского флажка в машине. Но не все, далеко не все так думали, некоторые просто были в недоумении. А некоторые говорили: "Да зачем нам этот Крым нужен? Да что Путин делает?" Но было видно идущую технику, все знали, что в Таганроге тогда появился центр по набору наемников, которых отправляли в Донбасс, это знали все. И ты не понимаешь, зачем это все происходит. У нас аннексировали Крым, чтобы прикрыть аннексию Крыма – развязали войну на Донбассе, ради этого начали убивать наш народ.

– Вы говорили, что ваша семья находилась в России и это было причиной, почему вы дали признательные показания. Что сейчас с вашей семьей происходит? Она уже в Украине или вы собираетесь ее перевезти?

– Еще не в Украине, но на данный момент, да, решается вопрос, и я думаю, что я решу его положительно и семья приедет ко мне.

– Объединение родственников политзаключенных Кремля в опубликованном накануне заявлении написало, что вы чуть ли не пешком и на попутных машинах добирались до Украины. Что произошло?

– Да, действительно, были сложности, но это не по вине кого-то, а была существенная проблема только лишь в одном – мне не говорили, через какой контрольно-пропускной пункт меня будут вывозить. Сумская это область будет, КПП, либо Харьковская область, либо какая-то другая – ни в какую они не говорили. Я думаю, что это было сделано специально. И потом мне же не пять лет, чтобы кого-то ждать, естественно, я принял решение добираться сам. Слава Богу, есть хорошие люди, которые мне помогли, и в Конотопе, и в Глухове, нашли мне место, где я смог переночевать, помогли добраться до Киева. В общем, все в порядке. Я хочу поблагодарить Объединение родственников политзаключенных Кремля, они мне очень помогли. Я сейчас в гостинице, немного хотя бы приведу себя в порядок и отосплюсь, потому что я не спал почти двое суток.

– Из-за того, что вы оказались в тюрьме, вы не стали жалеть, что участвовали в акциях протеста? Ваши взгляды не изменились?

– Нет, не поменялись. Вообще не поменялись! Я ни капли не жалею, что участвовал в акциях протеста. Это во-первых. Во-вторых, что бы они ни делали, что бы они ни говорили – белое остается белым, а черное остается черным.