«Алла Пугачева всегда была свободна и раскована». Знаменитый композитор — об Алле Пугачевой, чиновниках и неудаче Гайдая

Композитор Александр Зацепин — автор знаменитой «Песенки о медведях» из фильма «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», «Песни про зайцев» из «Бриллиантовой руки», «Есть только миг» из «Земли Санникова», «Куда уходит детство» и многих других хитов Аллы Пугачевой. На минувшей неделе в Москве состоялся большой концерт в честь 98-летия Зацепина, недавно вернувшегося в Россию из Франции, где он прожил много лет. Накануне знаменитый композитор поговорил с «Мослентой» и рассказал, почему не любит знаменитый фильм Гайдая, как ему работалось с Пугачевой, о Москве времен своей юности и многом другом. Ниже — его монолог. О фильмах и Леониде Гайдае Режиссер Леонид Квинихидзе пригласил меня написать музыку к фильму «31 июня». Одну из главных ролей там исполнил солист Большого театра Александр Годунов. Он сам играл, танцевал, но не пел — за него исполнял песни Як Йола. Фильм положили на полку на семь лет из-за бегства Александра Годунова в Америку и моего отъезда во Францию. Так получилось, что с Александром Годунов я встретился в США. Он поделился со мной своей болью, рассказав о своем уходе из труппы театра Михаила Барышникова. Барышников был его одноклассником, другом детства, он пригласил его в свой театр, а потом расторг контракт. Барышников почувствовал в лице Годунова конкурента, и избавился от него... А музыку к фильму Леонида Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода, или на Брайтон-Бич опять идут дожди» я писал уже в Штатах. К сожалению, этот фильм Гайдая, по сравнению с предыдущими, получилась слабым. На мой взгляд, из-за сценария. Когда Гайдай дал мне сценарий, и я его прочитал, сразу сказал режиссеру: «Сценарий — никакой». В нем не было ни истории, ни юмора. Гайдай вынужден был снимать, чтобы не было простоя. О свободе и Алле Пугачевой Когда мы работали с Аллой Пугачевой — а ей тогда было 22 года — она прислушивалась к замечаниям и все делала так, как надо. Никаких капризов за ней не замечал. Она очень самокритичная, требовательная к себе. Когда записывали песню «Волшебник-недоучка», Алла сказала: «Мне надо подумать». Пошла к роялю, наигрывала там, напевала… Вернулась и запела мальчишеским голосом. Она сама придумала этот ход. Для нее было важно раскрыть содержание песни, а не только спеть ноты, как это зачастую бывает с другими исполнителями. У меня часто спрашивали: «В чем феномен Аллы Пугачевой?». Думаю, в том, что она находила самую верную интерпретацию песни и создавала для нее сценический образ. Для каждой песни подбирала костюм, манеру исполнения. Вела себя на сцене так, как это было нужно именно для этой песни. Всегда была свободна и раскована. Для советской эстрады это было в диковинку. Я был влюблен в нее, как в певицу. Из всех моих песен — а их более 120 — мои самые любимые — «Куда уходит детство?» и «До свиданья, лето», которые исполнила Алла. О французской жене и советских чиновниках Мой отъезд во Францию — дело случая. Впрочем, все в нашем мире — дело случая. Если бы мои родители не поженились, я бы не родился. Если бы Никита Богословский не поссорился с Гайдаем, я бы не написал музыку к фильму «Операция "Ы" и другие приключения Шурика». Везде, везде — случай. Я уехал во Францию по советскому паспорту, не как эмигрант. Но, когда женился на француженке, по радио и ТВ перестали исполнять песни на мою музыку. В Союзе композиторов нас курировал человек из КГБ. Я узнал его телефон и пришел к нему на Лубянку. Передо мной сидел интеллигентный человек. Я стал объяснять, что женился на француженке (художнице Женевьеве Прешак — прим. «Мосленты»), что через три месяца сюда приеду, никаких политических заявлений не делаю. Почему запрещают мою музыку? На что этот человек сказал: «Мы ничего не запрещали. Это делает Союз композиторов». Этот человек пообещал, что займется моим вопросом. Он сдержал свое слово. Мою музыку снова стали исполнять... У нас часто чиновники от культуры перестраховываются и сами начинают гонения в отношении художников. О старой Москве и Александре Пахмутовой До отъезда во Францию у меня была своя звукозаписывающая студия. На ней я записал все песни Пугачевой. Она была очень хорошо оборудована и оснащена. Студию мне помогла приобрести Александра Пахмутова — она тогда была депутатом. Я живу в центре Москвы, на улице 1905 года. В молодости жил на Арбате. Тогда не было Нового Арбата, был просто Арбат. И по нему ходил троллейбус. Все арбатские дворики помню наизусть. К сожалению, не написал о Москве ни одной песни, но музыка столицы живет в моем сердце. О семье и Александре Пушкине В Москве я уже два года. Во-первых, здесь у меня работа. А, во-вторых, что не менее важно, общение с друзьями, коллегами. В моем возрасте хочется с кем-то поговорить. Быть одному невыносимо трудно. Хотя во Франции у меня дочь, внуки, правнуки, кое-какие друзья, но я там чувствовал себя одиноко. Дочь приедет ко мне в Москву в июне. С внуками разговариваю по видеосвязи. Замечу, что и внуки, и правнуки прекрасно говорят на русском языке. С четырех лет их учат английскому. В результате правнуки знают четыре языка — русский, французский, английский, итальянский. А мне уже сложно запоминать иностранные слова. Учу, а через неделю забываю. Память уже не та. Одного правнука назвали в честь меня Александром. Меня же назвали в честь Пушкина... Жаль, что сегодня молодежь мало читает. Вместо четырех томов романа они читают в кратном изложении содержание и все. И так учат даже в культурной Франции. На пяти страницах — весь роман. О молодых певцах и Нонне Гришаевой Сейчас я пишу пятый мюзикл для Московского областного театра юного зрителя, которым руководит Нонна Гришаева. Нонна — строгая, принципиальная, но если ей нравится музыка, то она радуется, благодарит, создает все условия для работы. Сегодня я очень и очень занят. Иногда хочется послушать молодых исполнителей, познакомится, но почему-то никто из них не цепляет. Я должен сразу узнать исполнителя, как это было с той же Аллой Пугачевой. Она пела два слова и сразу было понятно, что это она. А сейчас все одинаково поют. Нет ярких индивидуальностей. Нет узнаваемого тембра. О любимых собеседниках и Иоганне Себастьяне Бахе Если бы мне предложили из всех когда-либо живущих людей выбрать одного собеседника, я бы выбрал поэта Леню Дербенева. Все стены его квартиры были в книгах. Когда кто-то из его гостей спросил: «И все это вы читали?», — Дербенев ответил: «Конечно, иначе зачем бы я покупал книги?». Причем читал он очень быстро — каким-то своим способом. Интеллектуальный был человек. А если замахнуться на разговор с гением, то я бы выбрал Баха. Я бы спросил у него: как он брал написанные до него произведения и создавал свои. Почему, как? О зарядке и печали Многое зависит от генетики. Стравинский жил 99 лет, а его дед – до 117. Я занимаюсь своим здоровьем и придерживаюсь дисциплины. Встаю в семь утра. Выпиваю литр воды. Каждое утро делаю зарядку. Наверное, можно и без зарядки жить, но мне она нужна. Делаю сам массаж. Покупаю еду. Готовить мне некогда, поэтому я покупаю все готовое. Стараюсь много двигаться. Пью и чай, и кофе. Исключил из рациона сахар.. А еще я стараюсь жить настоящим днем и радоваться. Прошлое — это прошлое. В моей жизни было много печали, но я стараюсь его забыть. Надо жить настоящим и быть оптимистом. Мне очень интересно жить. И с каждым днем все интереснее и интереснее. Раньше я думал, что в 70 лет, если доживу, мне станет скучно. А вот нет…