Русский «социальный лифт»: Из грязи — в постель, из постели — в потомственное дворянство

Ностальгия по поручику Голицыну и корнету Оболенскому появилась у нас в 1960-х годах, а сейчас уже стала набившей оскомину модой. Собственно, ничего удивительного тут нет — мы копируем эволюцию французских нравов конца XVIII века. При якобинцах дворян, избежавших гильотины, травили только за то, что они дворяне. Зато через несколько лет, при Директории, началось неофициальное почитание дворянства. И наконец, Наполеон попытался объединить старое феодальное дворянство с новым, состоявшем из конюхов, ставших маршалами, и прачек, обратившихся в герцогинь. Но увы, эксперимент Наполеона провалился.

Так стоит ли подражать Франции? Увы, с XVIII века у нас в России все поголовно от аристократов до революционеров поклонялись всему французскому, от женского белья до «Марсельезы». Вот почему, говоря о дворянстве, мы приводим в пример Францию, а не, скажем, Турцию. Предки д’Артаньяна и в Х веке владели родовым замком Артаньян, предки Атоса, графа де ла Фер, за два-три столетия до его рождения наверняка были независимыми государями на своей земле.

А вот в Турции дворянства не было. Нет, я не собираюсь опровергать классиков — был феодальный строй, а вот дворян не было. Были всякие паши, великие визири и рой прочих сановников, в значительной части своей происходивших из бывших рабов, евнухов, янычар и т. д., но потомственного дворянства не было.

Когда мы учили в 8-м классе «Смерть поэта», я поначалу не понял фразы: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов». Вроде был про аристократов и подлых с «чёрной кровью» вместо голубой. Спрашивать учителя было бесполезно — раз феодал, значит «редиска», и подлый, и кровь чёрная.

Но вот возьмём Пушкина:

…Я, братцы, мелкий мещанин.

Не торговал мой дед блинами,

Не ваксил царских сапогов,

Не пел с придворными дьячками,

В князья не прыгал из хохлов…

Александр Сергеевич скромничал — Алексашка Меншиков не только торговал блинами и пирогами с зайчатиной, но и был, говорят, в предосудительных отношениях с Петром Алексеевичем, или, говоря современным языком, примыкал к сексуальным меньшинствам. Позже Алексашка сошёлся с «Мин херцем» на почве, а точнее — на теле Марты Скавронской, женой шведского солдата. Попав в русский плен, Марта за несколько дней делает головокружительную карьеру, пройдя по цепочке от простого русского драгуна до Алексашки, а затем попадает к «Мин херцу». В результате Алексашка становится Светлейшим князем Меншиковым, Марта — императрицей Екатериной I, а её чухонские родственники — графами Скавронскими.

Ваксил сапоги граф Кутайсов, правда тогда он был не графом, а мальчиком-турком, подаренным для развлечения цесаревичу Павлу. Мальчик вырос, Павел стал царём и сделал мальчика графом Кутайсовым и вторым после себя лицом в империи.

После итальянского похода Павел отправил к Суворову графа Кутайсова. Суворов, увидев важного вельможу, не растерялся — вызвал денщика Прошку и начал распекать его за пьянство, ставя в пример Кутайсова: «Вот, турка был таким же лакеем, но не пил, и в графы попал, а ты…».

С придворными дьячками пел граф Разумовский, точнее, малороссийский свинопас Гришка Розум. Цесаревне Елизавете Петровне понравился голос Григория, а в постели они нашла у него еще ряд достоинств. С воцарением Елизаветы свинопас Розум стал сиятельным графом Разумовским.

В князья из хохлов прыгнул Безбородко, секретарь Екатерины II. Надо сказать, что Безбородко был очень способным и талантливым администратором и политиком, но увы, происходил из простой крестьянской семьи.

Понятно, что и Пушкина, и Суворова, потомков древних родов, коробило от подобных князей и графов. Недаром Суворов во дворце Екатерины низко кланялся лакеям. «Что Вы, Александр Васильевич — ведь это же простой лакей!» — «Протекцию ищу, голубчик, сегодня лакей, а завтра граф».

Преступлений, подлостей и мерзостей не стеснялись ни новоявленные князья и графья, ни их «надменные потомки». Братья Орловы стали графами за зверское убийство в Ропше императора Петра III. Двадцатилетний Платон Зубов стал официальным фаворитом Екатерины II, которой тогда было под 70 лет, за что получил огромное состояние и графский титул.

Разврат, царивший в верхах, естественно давал побочный продукт в виде внебрачных детей. В результате появилась масса титулованных особ, у которых вообще не было родословных, они не могли похвастаться даже предками — свинопасами или пирожниками. Хорошо звучит — граф Бобринский, или графиня Бобринская. Современному плебею так и хочется поклониться. Но увы, вся родословная их упирается в пьяницу графа Алексея Бобринского, совершенно заурядную личность, внебрачного сына Екатерины II, которого тайно воспитали в деревне Бобрики.

Читатель вправе спросить, а были ли действительно породистые княжеские и боярские рода на Руси? Да, были.

С IX века на Руси князьями становились потомки норманнского конунга Рёрика, по-русски Рюрика, откуда и их название — «Рюриковичи». Большинство историков отождествляет Рюрика с Рёриком Ютландским, датским конунгом.

С IX до XV века в княжеских родословных русских князей был образцовый порядок. На Руси шли усобицы, князья ослепляли и убивали друг друга, приходили с набегами печенеги, половцы и татары, но феодальный порядок соблюдался строго. 600 с лишним лет во всех без исключения удельных княжествах сидели только князья Рюриковичи. В их ряды не удалось затесаться ни одному лакею, истопнику или певчему. Ни один внебрачный бастрюк не пролез в князья. Другой вопрос, что некоторые князья Рюриковичи, даже приняв христианство, имели параллельно несколько законных жён.

У каждого князя был свой двор. При дворе служили бояре, стольники, рынды и другие придворные чины. С лёгкой руки некоторых историков пошло гулять выражение «древний боярский род». Это то же, что сказать — «древний генеральский род». Если был папа генерал, то сын не обязательно станет генералом. И сын боярина вполне мог умереть в чине стольника.

Веками устоявшуюся феодальную структуру начали постепенно разлагать московские правители. Князья, потомки Ивана Калиты, постепенно поглощали независимые русские княжества. При этом часть князей Рюриковичей была убита, а часть — добровольно-принудительно стала вассалами московского князя.

Иван III, а затем его сын Василий III вводят в Московском государстве так называемое местничество. Самое забавное, что ряд историков считают, что местничество — архаический пережиток домонгольской Руси.

А профессор МГУ Дмитрий Волокихин написал статью: «Местничество, как гениальное изобретение русского народа». Суть её — местничество ставит «кровь» выше службы.

На самом деле всё наоборот. Московские владыки поставили службу выше «крови». Только с помощью системы местничества великий князь мог произвести в бояре внука, а то и сына холопа, дать ему какие-то ответственные посты, после чего сын холопа становился выше природного князя Рюриковича.

Таким образом Иван III и Василий III ввели своеобразный социальный лифт. Однако уже в середине XVI века система местничества начала буксовать из-за споров о местах. И в 1682 году царю Фёдору Алексеевичу пришлось отменить местничество, а местнические книги сжечь.

Благодаря местничеству безродные бояре Романовы, потомки простого дружинника Андрея Кобылы, в конце XVI века стали претендовать на власть. А в 1613 году Михаил Романов оказался на царстве при наличии десятков природных князей Рюриковичей.

Так, например, князь Дмитрий Пожарский был прямым потомком великого князя Всеволода Большое Гнездо, а его прадед был удельным князем Стародубским.

Однако и Грозный, и Михаил с Алексеем Романовыми в известной степени соблюдали приличия и не производили в князья русских бояр, не говоря уже о холопах.

Иначе было в отношении иностранцев. Так, московские князья, начиная с Ивана III, принимали на службу литовских князей — потомков великого князя Гедимина (1315−1340), которых в Москве называли Гедиминовичами. От Гедимина пошли князья Хованские, Мстиславские, Трубецкие, Куракины, те же Голицыны и Оболенские и др.

Забавнее было с татарскими князьями. Московские князья, начиная с Дмитрия Донского, охотно брали на службу отряды бродячих татар. Московский князь приобретал превосходную лёгкую конницу, а главное — безродных наёмников, связанных только с князем и готовых выполнить любой его приказ.

Естественно, что любой джигит, приведший в Москву сотню-другую всадников, объявлял себя Чингизидом, то есть потомком Чингисхана. Московские князья обычно без проверки признавали за степняком княжеский титул. Московские бояре острили: «Если мурза появляется в Москве зимой, то государь жалует его шубой, а если летом, то княжеским титулом». От таких джигитов и пошли князья Урусовы, Черкасские, Юсуповы и другие.

Пётр Великий создал новый социальный лифт. С изданием табели о рангах появилась выслуга в дворянство. Человек самого низкого происхождения, получивший чин 8-го класса, тем самым причислялся «в вечные времена лучшему старшему дворянству», то есть приобретал потомственное дворянство.

Параллельно этому шёл другой процесс — многие представители древних родов, включая Рюриковичей, благодаря тяжёлым условиям службы на окраинах России превращались в однодворцев и государственных крестьян. В конце XVIII — начале XIX веков нередки были случаи, когда крестьянин-однодворец при столкновении с властями, к примеру, его хотели выпороть, доставал старинные документы, свидетельствующие, что он по мужской линии Рюрикович или Гедиминович.

Мало того, Пётр Великий и последующие цари впервые в русской истории начали давать княжеские титулы даже простым мужикам.

Обезьянничая с запада, Пётр и его наследники стали десятками раздавать графские титулы. В той же Франции графы имели более чем тысячелетнюю родословную, и их предки сотни лет владели графствами (нечто подобное русским удельным княжествам). А у нас истопники, брадобреи, конюхи, просто добрые молодцы, переспавшие с царицей, без проблем становились графами Российской империи.

Аналогично был введён в России и баронский титул. В XVIII-XIX веках дворянство, баронство и графство в России покупалось. Вспомним тот же купеческий род Гончаровых, которые дворянство получили за несколько лет до рождения Натали, а уже сама Натали считала себя ровней лучшим фамилиям России.

Были и анекдотичные случаи возведения в дворянство. Так, в декабре 1741 года императрица Елизавета Петровна возвела в дворянство целую роту Преображенского полка (364 человека) за активное участие в государственном перевороте.

За годы правления Екатерины II территория Российской империи существенно расширилась. Исходя из временных конъюнктурных соображений Екатерина в присоединяемых областях давала права русского дворянства чуть ли не каждому, кто громко орал, что он «балшой человек» и носил саблю на боку. К примеру, сотни крымских татарских мурз, у которых руки по локоть были в русской крови, единым махом в 1784 году оказались потомственными русскими дворянами. Попробовал бы английский король ввести в палату лордов вождей бушменов.

На территории бывшей Речи Посполитой, вошедшей в состав России при Екатерине II и Александре I, чуть ли не каждый третий поляк считал себя дворянином. В этом им подражали и малороссы.

Спрос рождает предложение, и польские евреи открыли целые подпольные конторы по изготовлению всевозможных документов, свидетельствующих о дворянстве. Такая контора в Бердичеве даже вошла в историю генеалогии. Вот, например, щирый хохол Лыщинский набрался наглости и опубликовал в 1907 году свою родословную, в которой были византийские и римские императоры, египетский бог Озирис и творец ковчега Ной.

Самое забавное, что в конце XX века опять пошли разговоры о необходимости создания нового дворянства. И вот уже появились графиня Пугачёва, баронесса Орбакайте и т. д. Сами по себе разговоры о новом дворянстве свидетельствуют о нездоровье в обществе.