«Лето» с Гитлером. Почему Иван Шмелев стал изгоем в эмиграции
Дискуссия в российском обществе на тему, где пролегает грань между иными политическими взглядами и предательством своего народа, на фоне СВО обострилась.
Личная трагедия
И дело не только в условных Исинбаевой и Пугачевой. Поступки деятелей прошлого вызывают порой не меньше вопросов.
В Доме русского зарубежья открывается выставка «Противостояние и примирение», посвященная 150-летию писателя Ивана Шмелева.
Шмелев, автор таких произведений, как «Солнце мертвых» и «Лето Господне», считается одним из самых значимых писателей русского зарубежья.
О нем как о писателе тепло отзывались Максим Горький и Александр Куприн. Шмелева считают едва ли не последним автором, которому удалось передать дух уходящей, патриархальной России.
Жизнь писателя была омрачена трагедиями. В 1920 году большевиками был расстрелян его сын Сергей, офицер Белой армии, и эту боль Иван Сергеевич пронес через весь остаток своей жизни.
Уехал по разрешению, обещал не выступать против Советской власти
Но вот здесь начинаются довольно интересные моменты. Шмелев, находясь в Советской России, ведет переписку с Луначарским, Калининым и другими советскими деятелями, обращается к ним с различными просьбами, и, что интересно, находит у них понимание и помощь.
На «Философский пароход» писателя не отправляли — ультиматумов ему не ставили, разрешение на выезд Шмелев получил официальным порядком, пообещав при этом никоим образом не действовать против Советской республики.
В 1927 году режиссер Яков Протазанов в СССР ставит фильм «Человек из ресторана» по дореволюционной повести Шмелева. И пусть автор, находящийся в эмиграции, остался этим фактом недоволен, тут показательно другое — по крайней мере в конце 1920-х годов писатель не рассматривался большевиками как заклятый враг. И это несмотря на то, что шмелевское «Солнце мертвых» стал, так сказать бестселлером антисоветского агитпропа. В начале 1930-х автора даже дважды выдвигали на Нобелевскую премию по литературе.
«Парижский вестник» и личная переписка
Куратор выставки к 150-летию писателя Татьяна Марченко в интервью «Российской газете» заявила: «Примирение происходит в нашем сознании, сто лет спустя. Примирение — это современная Россия, которая принимает свое духовное и культурное наследие, свою историю. Принимает ту эмиграцию, которая не была против России, но была за другой путь ее развития. Тогда она проиграла, а сейчас мы видим, что мы не можем без этого наследия двигаться дальше».
А вот дальше начинаются спорные моменты. Госпожа Марченко сообщает о некоей «личной переписке», на которой «строить обвинения недопустимо».
О чем речь? За что так приходится оправдывать Шмелева?
В годы гитлеровской оккупации Франции писатель сотрудничал с пронацистским изданием «Парижский вестник». Этого поступка, к слову, Шмелеву не простили многие представили эмиграции.
Но это, как ни странно, еще полбеды. А вот та самая «личная переписка» — штука куда более серьезная.
«Великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола»
Речь о письмах Шмелева, обращенных к Ольге-Бредиус-Субботиной, писательнице и художнице, которую называют его последней любовью.
В письме от 30 июня 1941 года Шмелев так высказывается о начале Великой Отечественной войны: «Я так озарён событием 22.VI., великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Верю крепко, что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа. Великие страдания очищают и возносят. Господи, как бьётся сердце моё, радостью несказанной... Ваш Ив. Шмелёв».
Итак, писатель испытывает несказанный восторг от нападения нацистов на СССР, и договаривается до того, что объявляет Гитлера «рыцарем». А только ли в переписке Шмелев произносил подобное? Да нет, представители русской эмиграции свидетельствуют — Шмелев своих симпатий к гитлеровской агрессии в беседах не скрывал. Тем более, он же был не единственным, кто увидел в происходящем шанс на собственный реванш.
«Прорван фронт дьявола, под Вязьмой, перед Москвой, армии окружены... идёт разделка»
Но в письме от 9 октября 1941 года Шмелев раскрывается еще ярче: «...з&нал, что будет что-то важное сегодня, оставил радио открытым... Ведь вчера был день моего Серёжечки, преп. Сергия Радонежского, России покровителя. Я ждал. Я так ждал, отзвука, — благовестил ждал — с "Куликова поля"! ... Я не обманулся сердцем, Преподобный отозвался... Я услыхал фанфары, барабан — в 2 ч. 30 мин., — специальное коммюнике: прорван фронт дьявола, под Вязьмой, перед Москвой, армии окружены... идёт разделка, Преподобный в вотчину свою вступает. Божье творится не нашими путями, а Его, — невнятными для нас... Твой Ив. Шмелёв».
Прорыв фронта, обернувшийся «Вяземским котлом», стал тяжелейшим поражением Красной Армии осенью 1941 года. Именно в этом момент судьба Москвы оказалась под угрозой. Но те, кто попал в окружение, сражались яростно, своим упорством выигрывая время для тех, кому предстояло встать на защиту столицы.
Гибель бойцов Красной Армии господин Шмелев называет «разделкой». И сюда приплетается православие, благовест, Сергий Радонежский.
И все это не сиюминутный эмоциональный всплеск — Шмелев и в благодарственном молебне по случаю занятия нацистами Крыма поучаствовал. Защитники писателя говорят, что, мол, не лично, а только «подписал молитвенное благодарение». Что это меняет? Абсолютно ничего.
«Немцы спасают народ от голода, отправляя в Германию на работы»
В 1942 году Шмелев в переписке с Бредиус-Субботиной переплюнул самого себя, оправдав угон соотечественников на работы в Германию: «Немцы спасают народ от голода, отправляя в Германию на работы. Надо знать всё. Оля, знай: герои те, кто сейчас едут туда, помогают освободителям! Мне пишут святые женщины. Их мужья едут, и они их благословляют. Это — русские женщины, героини...»
Какое уж там раскаяние — Шмелев нацистов и фюрера любил вплоть до 1945 года. Оценку ему дали вполне однозначную — писатель превратился в изгоя. Сотрудничество с нацистским изданием ему не простили — во Франции от него отвернулось большинство эмигрантов и сами французы, в визе в США отказали американские власти. Закончил он свою жизнь в женском Покровском монастыре, умерев в 1950 году от сердечного приступа.
Защитники Шмелева говорят — в СССР его книги начали публиковать уже в 1957 году. Но публиковать книги и оправдывать взгляды автора, это не одно и то же.