Правда ли, что один из лучших певцов НОВАТа уехал из Новосибирска?

Тенор Михаил Агафонов известен как один из лучших голосов, которые можно было услышать в Новосибирске. «Тоска» или «Аида», в которых он пел ведущие партии, запоминались надолго.  Но осенью среди ценителей оперы начали распространяться слухи о его расставании с новосибирской сценой. Так это или нет, «Континент Сибирь» решил выяснить у самого певца.

- Михаил, прежде всего - о сезоне минувшем. Каким он был для вас? Где вы пели помимо сцены новосибирского театра?

- В Новосибирске исполнял тот же репертуар, что и прежде. Это и бесконечно любимые мною «Паяцы», и «Пиковая дама», а также «Кармен», «Тоска»… «Летучей мыши» всегда очень рад, нравится в ней существовать. Благодаря нашему дирижеру Евгению Волынскому удалось спеть «Аиду» в Челябинске. В Москве, в концертном зале имени Чайковского, вместе Дмитрием Юровским, сделавшим специальную адаптацию партитуры, участвовал в первом в России концертном исполнении оперы Александра фон Цемлинского «Царь Кандавл».

И вот там меня услышали, пригласили в Большой театр, где я в конце сезона спел «Саломею». Это было для меня событием! Ведь именно здесь после ГИТИСа я начинал. Когда еще жил за границей, приезжал в Большой, пел на открывшейся после ремонта сцене. Но с тех пор прошло больше десяти лет. Не думал, что когда-нибудь доведется еще здесь выступить.  Что касается работы за рубежом, то год назад я ее завершил, вернулся в Россию.

- Насколько это было комфортно – участвовать в спектаклях в нескольких странах?

- Разные бывали ситуации. Случалось, вечером пою в Новосибирске, а на следующий день - уже на концерте в Германии. Конечно, это физически трудно. К счастью, в НОВАТе всегда с большим пониманием относились к моим гастролям, за что им большое спасибо! Вообще от работы в новосибирском театре – самые приятные ощущения. Ни в одной из его постановок не испытывал дискомфорта. В то время как на Западе, где процветает так называемый «режиссерский театр», порой даже неприятно было на сцену выходить. Режиссер на базе истории, написанной либреттистом и композитором, придумывает что-то свое, нередко добавляя такое, что в нормальном обществе воспринимается как извращение. Теряется логика происходящего на сцене, действие не совпадает с текстом. Меня в большей степени такие постановки миновали, но неприятный осадок остался.

К тому же, когда я жил и работал в Германии, появились проблемы со здоровьем. Есть такая болезнь – рефлюкс. Это когда желудочный сок обжигает связки. На протяжении двух лет немецкие врачи не могли поставить мне диагноз, что очень навредило моей карьере. Сегодня голос звучит, а на следующий день - нет. И медики не могли понять почему. Лечили не от того, пичкали антибиотиками и сделали только хуже: подорвали иммунную систему. Так что я потом еще два года не мог прийти в себя, постоянно болел. И это сказалось на работе. К счастью, нашелся в Германии доктор, который сумел во всем разобраться, и проблема, наконец, ушла. Кстати, первый врач, который предположил желудочные причины моего недуга, был в Москве. Просто вскользь упомянул в разговоре, что такое бывает. Я тогда ему не очень поверил, но он оказался прав.

«Сыщи пламя вод»: новосибирцы медитируют над «Золотом Рейна» в ожидании других опер «Кольца Нибелунга» Рихарда Вагнера

И тут после четырех лет моих мучений на Западе, поступило предложение из новосибирского театра. Это спасло мою карьеру. Ведь на тот момент я уже был на грани, думал, что придется уходить из профессии. И то, что Дмитрий Михайлович Юровский меня позвал, мне очень-очень помогло удержаться на плаву. Я снова много пел, в том числе и на Западе. Но тут случился ковид. Из-за него пропало как минимум шесть зарубежных постановок. И то, что происходит сейчас в мире, побудило окончательно вернуться на Родину, быть в России.

- Новосибирские ценители оперы обращают внимание на то, что вы практически не участвовали в спектаклях на малой сцене НОВАТа и в последние годы не были задействованы в премьерах, но пели в спектаклях, имеющих давнюю историю. Для этого есть какая-то причина?

- Говоря объективно, на малой сцене почти не было такого, что я мог бы спеть. Хотя именно там поставили «Кащея Бессмертного», от работы над которым я получил большое удовольствие. Поначалу было непонятно и удивительно, как после Отелло, Германа какого-то Кащея изображать. Но я полюбил эту роль и, честно скажу, скучаю по Бессмертному. Пусть он и не совсем положительный герой, но получилось сделать из него человека - несчастного, у которого в жизни что-то не сложилось.

Кроме того, именно на малой сцене я участвовал в концертных постановках «Снегурочки», «Сельской чести». Что касается, например, «Евгения Онегина», может быть, на большой сцене я бы еще мог спеть Ленского, но, когда зритель так близко… уж извините, надо понимать, что я уже не мальчик. К тому же стоит учитывать соответствие голоса объему помещения.

- Часто оперу называют искусством элитарным, на ценителя. На ваш взгляд, надо ли ее как-то приближать к широкой публике?

- Я из того поколения, которое, приходя домой со школы, включало радио. А там обязательно звучали концерты, какие-то избранные арии. К тому же моя мама очень любит оперу, и я с ней постоянно слушал. Поэтому для меня опера никогда не была элитарным искусством.

- Теперь ваша мама, которая живет в Москве, снова получила возможность слышать вас со сцены Большого театра!

- Да, как в те добрые времена, когда я только начинал свою оперную карьеру. К сожалению, по состоянию здоровья мама не может передвигаться на большие расстояния, иначе обязательно прилетела бы и в Новосибирск, чтобы увидеть меня на сцене НОВАТа. Сейчас я, на радость ей, живу в Москве.

Большая работа и воля случая. Андрей Меркульев о том, что такое карьера оперного певца

- А как же Сибирь? Каковы планы на начавшийся сезон? Связаны ли они с НОВАТом, ведь вы по-прежнему в труппе?

- Да, в труппе. Сибирь стала мне очень дорога. В ней живут искренние, открытые, цельные люди. Еще работая за рубежом, когда слышал слово «Новосибирск», что-то внутри ощущал, почему-то хотелось там оказаться. У меня вообще такое есть по жизни: надо обращать внимание на какие-то слова, фразы, которые в тебе как-то по-особому зазвучали. Ведь потом оказывается, что это будет играть в твоей жизни огромную роль. Вот и, когда мне говорили о столице Сибири, чувствовал, что просто так это дело не закончится.

Но на данный момент в Новосибирске с начала сезона я спел только один спектакль - «Богему», и больше мне пока ничего не предлагают. Если позовут, конечно, поеду с превеликим удовольствием! Уходить из театра я не хочу. Не знаю, как будет развиваться ситуация дальше, тут уже не от меня зависит. Сам себя назначать на роли не могу, это не в моих силах.

Мы, артисты – люди суеверные, стараемся о будущем не распространяться, чтобы не сглазить. Но пока есть вероятность, что буду работать в качестве приглашенного в Большом. Это должна быть «Саломея» и еще один очень интересный проект: театр собирается ставить «Снегурочку». Но не Римского-Корсакова, а на музыку Чайковского. И мне предлагают сыграть Мороза. У Петра Ильича эту партию исполняет тенор, а не бас! Более того, там придется работать еще и с драматическим текстом. В этой постановке будут участвовать Ирина Муравьева, Владимир Носик, Михаил Филлипов и другие актеры Малого театра, что безумно интересно и безумно страшно. Работа с профессионалами такого уровня - бодрит! Надеюсь, все получится.