Скупой рыцарь
Есть вечная игра человека с судьбой. Вот они садятся напротив друг друга и начинают игру, знакомую каждому с малолетства. Человек ставит крестики, судьба рисует нолики. Человек старается выстроить в ряд фигуры по вертикали, горизонтали, диагонали. Линии любви, карьеры, благополучия, долгожительства, власти — да мало ли у него желаний. А судьба — она же фатум, карма, госпожа удача, расположение светил и прочие неосязаемые вводные — мешает составить сплошной ряд. Если присмотреться, в этой игре содержится код жизни, ее диалектика. Выиграл в одном, проиграл в другом, разве это не интересно? Именно о таких хитросплетениях идет речь в авторской рубрике, которую ведет обозреватель «Вечерней Москвы», писатель Михаил Щербаченко.
Есть вечная игра человека с судьбой. Вот они садятся напротив друг друга и начинают игру, знакомую каждому с малолетства. Человек ставит крестики, судьба рисует нолики. Человек старается выстроить в ряд фигуры по вертикали, горизонтали, диагонали. Линии любви, карьеры, благополучия, долгожительства, власти — да мало ли у него желаний. А судьба — она же фатум, карма, госпожа удача, расположение светил и прочие неосязаемые вводные — мешает составить сплошной ряд. Если присмотреться, в этой игре содержится код жизни, ее диалектика. Выиграл в одном, проиграл в другом, разве это не интересно? Именно о таких хитросплетениях идет речь в авторской рубрике, которую ведет обозреватель «Вечерней Москвы», писатель Михаил Щербаченко.
Если бы вам повезло так же, как повезло Игорю Борисовичу, и вы носили бы редкую фамилию Рыцарев, то логично было бы предположить, что в детстве вы зачитывались рыцарскими романами. И, восхищаясь героями книг Вальтера Скотта, Стивенсона и Сервантеса, вырабатывали в себе благородство помыслов и действий, сострадание к униженным, преклонение перед прекрасной дамой. И, конечно же, щедрость, без которой ну какой вы, право же, рыцарь.
Именно так рос и взрослел Игорек Рыцарев. Давал списывать диктанты и контрольные, заступался за девочек и слабаков, менестрелил под гитару не блатняк, а романсы Вертинского. Он и делился бы щедро, только было нечем — от непутевого отца осталась лишь красивая фамилия, мать подметала дворы и часто болела. Но ничего, уговаривал себя Игорь, многие рыцари тоже питались святым духом, но достоинства не теряли. Правда, некоторые из них в конце романа получали бонус в виде нежданного наследства или богатой невесты.
Ни то, ни другое Рыцареву не светило, пришлось продвигать себя самому. Перебрав после института ряд занятий, он осел в крупной продуктовой сети с множеством торговых точек и за несколько лет, одолев соперников в турнирах без правил, поднялся от рядового маркетолога до руководителя направления, которому доверено много чего. И главное — принимать решения, товары каких производителей брать на реализацию. Тут опытный читатель, несомненно, почувствует коррупционный запашок и окажется прав. Но Игорь Борисович, слегка перефразировав моральный императив Робин Гуда, постановил, что богатые компании должны делиться.
Не будем, однако, видеть в его не вполне законных действиях одно лишь пошлое стремление обогатиться. Деньги ведь нужны людям для разных целей — кому на путешествия, кому на увеселения, кому на автопарк и гардероб, кому на поддержание здоровья, кому на его разрушение… Нашему же герою деньги требовались первым делом для того, чтобы реализовать заложенные в детстве рыцарские амбиции.
Воодушевленный романтическими идеями, помноженными на открывшиеся финансовые возможности, Рыцарев дал волю фантазии. Он окружил себя множеством приятелей, устраивал вечеринки, туры по историческим, а также курортным местам. Вкладывался в разные проекты, предложенные новыми сотоварищами, — от айтишных стартапов до авангардных театральных постановок. Давал деньги в долг, на ипотеку, на лечение и учение. Игорь Борисович не был олигархом, золотой дождь не проливал, но на ощущение собственной значимости ему хватало.
Тут важно заметить, что он отнюдь не был блаженным Дон Кихотом, и его рыцарство имело свой расчет. Слов нет, купаться в благодарностях было куда как приятно, но сам филантроп отлично понимал, что благодеяние — это бизнес. При правильной постановке дела — чрезвычайно доходный. И случись не ко времени какая напасть, ты сможешь рассчитывать на участие тех, кого прежде поддержал.
Напасть и случилась. Продуктовую сеть, в которой процветал Рыцарев, перекупили новые владельцы. И, как водится, стали наводить свои порядки: наслали аудиторов, юристов, инициировали уголовные дела. Игорь Борисович попал под раздачу одним из первых, и доносы коллег вкупе с признательными показаниями торговых партнеров перенаправили его в качестве обвиняемого в камеру СИЗО. Из которой, отбившись от приговора, обещавшего длительное лишение свободы, он вышел через полгода с крупными пробоинами в нервной системе, в репутации, а также в кармане, поскольку на адвокатов и иные запросы, о которых нетрудно догадаться, ушло все, что имелось в наличии.
На что надеется в минуты роковые истинный рыцарь? Ясное дело, на помощь верных оруженосцев. Но лукав наш век, и мало в нем людей, обладающих, в придачу к семи органам чувств еще одним — чувством благодарности. Справедливость чего была предъявлена Игорю Борисовичу во всей полноте: долги ему не вернули, инвестиции и доли в компаниях зависли, в займах было отказано. Как водится, замолчал телефон. А потеря работы окончательно превратила его в рыцаря ну очень печального образа.
В общем, он вкусил весь спектр эмоций — от унизительного уныния и депрессивного отчаяния до озлобления и жажды мести. Довел себя до того, что отсматривал распечатки со своих банковских карт и оплакивал каждый рубль, пущенный коту под хвост. Но в конце концов разум возобладал, и Игорь Борисович виртуально отделил непроницаемой стеной свою прежнюю жизнь от новой, которая требовала иной концепции. Какой именно? В его положении выбора не было.
Если не можешь увеличить доходы, сокращай расходы. Или так: нет возможностей — снижай потребности. Именно этот экономический постулат Рыцарев взял за основу. Теперь предстояло доказать — прежде всего самому себе, — что истинных рыцарей не страшит беда и нужда и что в жестком самоограничении можно отыскать глубокий смысл.
Игорь Борисович был натурой системной, даже к незначительным проблемам подходил вдумчиво, что уж говорить, если на кон поставлена судьба. Он включил тумблер своей цепкой памяти, и она вытолкнула ему нужные образцы. Первым делом он посмотрел фильм «Уолл-стрит», прокрутив несколько раз сцену с лекцией банкира Гордона Гекко: «Жадность, за неимением лучшего слова, — это хорошо. Жадность — это правильно. Жадность работает. Жадность проясняет, прорезает и улавливает суть эволюционного духа». Текст был выучен наизусть.
Листая биографии разных магнатов, он обнаружил, что Джей Пол Гетти, уже будучи владельцем громадного состояния, всячески экономил на одежде и даже подстригал износившиеся манжеты на рубашках. Когда отвечал на послание, берег бумагу — писал на полях присланного ему письма и в таком виде отправлял адресату. Как-то в Лондоне пошел с друзьями на собачью выставку и водил туда-сюда всю компанию до определенного часа, когда цены на билет вдвое дешевеют.
Дальше включился калейдоскоп личных наблюдений. Игорь Борисович вспомнил делового партнера, крупного производителя импортозамещающих сыров. Этот сыродел не раз приглашал Рыцарева отобедать, и надо было видеть, какой горестной становилась его физиономия, когда приходило время платить. Про таких людей говорят: «Слишком долго ищет бумажник». Он до изнурения изучал счет, требовал разъяснений от официанта, потом спрашивал сотрапезника, не найдется ли мелочь на чаевые, а то у него нет с собой наличных… И только после этой тошнотворной церемонии платил корпоративной банковской картой.
Игорь Борисович, испытывавший в те минуты испанский стыд (это когда вам неловко за чей-то позор), теперь старался смотреть на эту ситуацию с пониманием. У скупости ведь есть своя философия. Принято считать, что любовь и голод правят миром. Почему бы не добавить третьего «управляющего» — жадность. Без сомненья, одно из самых сильных чувств. Впрочем, чувство ли это? Можно ли сказать: испытываю чувство жадности? Ну а почему бы и нет.
Рыцарев ловил примеры изобретательной скупости, всасывал их как губка. Знакомый рассказал, как у его соседа по загородному поселку зацвел открытый бассейн. Слетелась туча комаров и давай донимать всю округу. Соседи осерчали, пришли к виновнику и потребовали искоренить заразу. Хорошо, вызову санэпидстанцию, грустно сказал тот, но давайте все скинемся.
Комары ведь всем мешают! «Каков гаденыш!» — возмущался рассказчик, а Игорь Борисович ответил: «Нет, он молодец». Ровно так же он аттестовал другого персонажа, который уже несколько лет как уволился из «Газпрома», но по-прежнему преподносил знакомым корпоративные блокноты, авторучки и зонтики с благородным лейблом.
Всем нам внушали, что жадным быть плохо, поэтому «скупой платит дважды» и «жадность фраера сгубила». Жадные, получается, сами себе вредят. А щедрые, по этой логике, счастливы? У Рыцарева были все основания возразить. И вообще — что такое скупость? Это когда ты не хочешь отдавать другому то, что по праву принадлежит тебе. И слышишь в свой адрес: скряга, жмот, скупердяй, сквалыга, куркуль! Он, видите ли, не желает передать нам… что конкретно? Деньги, именно деньги. Или то, что имеет денежный эквивалент. Никто не назовет вас жадным, если вам жалко тратить на других свое время, силы, талант. Существует душевная щедрость, но кто слышал о душевной жадности? В общем, надо было освободиться от химер.
И Рыцарев упорно, через не могу стал проращивать в себе жмота. Индивидуальное предпринимательство кормило не ахти, и он изощрял свой ум, чтобы научиться сберегать деньги. Завел блокнот, куда записывал расходы, и каждый вечер обдумывал, без чего мог бы обойтись. До того, чтобы ходить за продуктами со своими пластиковыми пакетами, Игорь Борисович все же не дошел, хотя и был близок, но зато всевозможные экономичные лайфхаки в интернете выискивал и исправно применял. Находясь дома, отвечал на звонок мобильного и тут же просил перезвонить на домашний. У него было несколько толстых визитниц с дисконтными картами, и он вечно повторял: «Лучше маленькая скидочка, чем большое спасибо».
Постепенно этот мазохизм его увлек, порой даже вызывал азарт. Ему доставляло удовольствие питаться в недорогих забегаловках, по многу раз чинить одежду и обувь. По делам он ездил в плацкартных вагонах, на большие расстояния летал эконом-классом исключительно потому, что не было мест в багажном отсеке. Прибыв на место, селился в двухзвездочных гостиницах, а то и в придорожных мотелях.
Конечно, сначала приходилось ломать себя, ведь даже обнищавшие рыцари приравнивали скупость к низости. Игорь Борисович, разумеется, отдавал себе в этом отчет, но, решая поставленную задачу, он позарез должен был сделаться беззастенчивым скрягой. Говоря фигурально, не стесняться при других поднять упавший в лужу рубль. Или потребовать дисконтную карту в обувном магазине, куда зашел раз в жизни купить домашние тапочки. Или поторговаться на рынке за кило картошки. Он учился не замечать насмешливых и презрительных взглядов, пропускать мимо ушей колкости. И в конце концов овладел высоким искусством чихать на чужие мнения.
А в один прекрасный день Рыцарева посетила вдохновляющая, почти что судьбоносная мысль. Знакомый бизнесмен прикупил на Кипре землицы — построить коттеджный поселок на продажу. Но с опозданием узнал, что поперек участка пройдет государственная линия электропередачи. Попытка решить вопрос посредством коррумпирования местных властей провалилась, парень погрустил-повыпивал, а потом изрек: «Все норм. Я перевел проект из разряда инвестиций в разряд наследования».
Игорь Борисович прямо-таки впился в эту мысль. Ничто так не успокаивает, не дает опору и не мобилизует внутренние ресурсы, как правильно найденное слово! А где искать самые верные слова? Естественно, у классиков. И перед глазами зажглось пушкинское заглавие: «Скупой рыцарь». Прекрасное название бизнес-проекта.
Да-да, вынужденная скупость со временем трансформировалась в бизнес. Доведя аскетизм до предела, Рыцарев добился-таки того, что доходы приподнялись над расходами. Сначала чуть-чуть, едва заметно, но потом, по мере тщательно контролируемой переработки лимона в лимонад, дельта рентабельности стала неуклонно расти. К тому же мутная уголовная история ушла на дальний план, и оборотистого Игоря Борисовича пригласили на хорошую службу, где он планомерно продвигался.
Так что снова мог бы себе многое позволить, и рыцарская труба, бывало, звала на подвиги, но он всякий раз затыкал ей глотку недрогнувшей рукой.
Перебрав в уме разные крестики, оказавшиеся на поверку ноликами, и нолики, ставшие крестиками, наш герой нашел вкус в том, что называется приматом необходимого над излишним. И если бы в награду за мытарства и духовные искания ему, как случалось в средневековых романах, вручили невесть откуда свалившееся наследство, он бы точно не пустил его на рыцарские прихоти. Поскольку стал фанатом и адептом теории разумного потребления.