Рассказ про зятя. Хоть и не про котиков, но тож смешной

— У меня к тебе доверительный разговор, — сказала жена и посмотрела на дочь.

Та быстро вышмыгнула с кухни. Я положил себе вторую сосиску, помазал ее горчицей и уставился на жену.

— У тебя будет зять! — сказала жена таким голосом, каким на парадах диктор горит «На площадь вступают гвардейцы-танкисты!».

Я чуть не подавился своей сосиской. В принципе, я догадывался, что зять у меня когда-нибудь будет. Зять — это хорошо. Про зятя я хоть что-то понимаю. А то вон в деревне у меня есть родственник, так тот вообще, как оказалось — деверь. Я не знаю, что это такое. А зять — нормально. Ему можно сказать: «Зять! Давай выпьем!» Он скажет: «А давай, тесть!» Мы с ним махнем по сто грамм и я поделюсь с ним сосиской. Или пельменями. Их я тоже мажу горчицей и ем. Вообще, жена меня кормит, в основном, сосисками, но иногда дает пельмени. Ничего другого она не делает, говорит, что все время отдает ребенку. Ребенок, правда, шляется неизвестно где, дошло до того, что мне уже скоро зятя приведут, а я по-прежнему ем сосиски.

— У тебя будет зять, — повторила жена и достала из кармана кусок бумажки, — его зовут Абу.

— Как? — не понял я.

— Абу, — повторила жена.

Я растерялся. Почему же это моего зятя зовут Абу, если я хотел Диму. Или Петю. Или, скажем, Толю. Да хоть Семёна! Абу-то почему? Как я буду с ним говорить, когда мы станем втайне от жены и дочери выпивать на кухне? Как я ему, допустим, скажу «Абу, сынок…»

— Вообще-то, — призналась жена, — Абу — это сокращенно. А полное имя вот тут. И она пододвинула ко мне затертую бумажку. На бумажке было написано — Абуэльуакар.

— Ты хочешь, чтобы мы его так звали? — удивился я.

— Я же не виновата, — сказала жена, — что у него мама и папа ненормальные. Кто же так родных детей называет!

Она пригорюнилась:

— Господи! Растишь, растишь, а потом приходит какой-нибудь (тут она заглянула в бумажку) Абу-эль-уа… Что ей было не влюбиться в нашего русского пацана, а?

Я почувствовал, как у меня за спиной расправляются крылья. У меня ни разу не расправлялись крылья, эти были первые, молочные. Они расправились и я заорал:

— Это все твое воспитание! Я уже сто лет ничего, кроме сосисок не видел, работаю как на каторге, думал, что хоть с дочкой все нормально. Так нет же! И тут дурдом с арабским уклоном! Доверил ей ребенка на свою голову. Имей в виду: раз уж ты все провалила, теперь хоть готовить научись!

— Зачем? — пролепетала жена.

— Надо! — бушевал я. — Еще спрашивает! Будешь передачи в гарем носить!

В общем, мы поругались, дочь куда-то ушла, а я стал думать. По идее, сказал я себе, это ничего, что он араб. Пушкин вообще негром был, а по-французски говорил, лицей окончил. Этот, наверное, тоже какой-нибудь язык знает. Может, он даже шейх или принц. Там принцев много, я читал. И возможно, у него есть нефтяная скважина. Можно будет нормально жить. Можно вообще туда уехать, там тепло и море есть. Чего нам в Москве мерзнуть! Ничего, что араб. Хорошо даже. Они не пьют, а здесь дочь могла бы и за алкоголика выскочить.

— Стоп! — сказал я сам себе. — А с кем мне тогда на кухне выпивать?

И тогда я решил, что арабы тоже пьют, но немного. Меня это устраивало, я подумал, что пора бы мне уже и посмотреть на моего Абу. На моего Абуэля. На моего, не побоюсь это произнести, Абуэльуакара. И с четвертого раза я действительно произнес. Дочери я на следующий день сказал:

— Приводи. Только попроси, чтоб он пришел в арабской национальной одежде.

— Зачем тебе это? — не поняла дочь.

— Хочу, — сказал я. — Мне интересно. Моя родительская воля. Они там это понимают лучше, чем ты.

— Ладно, — сказала дочь, — я ему передам. Но вообще ты с причудами.

Про их обычаи в интернете ничего не было, пришлось самому вспоминать все, что знал.

— Не вздумай кормить его пельменями, — сказал я жене, — там свинина, они этого не едят.

— А чем мне его кормить? — спросила она. — Сосисками?

— Сделай плов с бараниной, — с наивным видом предложил я. Мне всегда нравился плов, но жена его делать, естественно, не умела.

— А как я его, интересно, сделаю? Я же не умею! — возмутилась она.

— Может он польских замороженных овощей поест?

— Учись делать плов, — отрезал я. — До субботы время есть. Он тебе устроит польские овощи! Абуэльуакар — это тебе не я. У них там женщина должна знать свое место. Позовут к столу — хорошо! Не позовут — тоже спасибо! Так-то! И я снова почувствовал, как у меня расправляются крылья. На этот раз не молочные, а коренные.

В субботу я сидел в комнате, оглядывая стол. Хотя, стола-то как раз и не было: стол я сложил и вынес на балкон. Еда стояла на полу, на ковре, а вокруг были живописно раскиданы подушки. Жена на кухне, поминутно заглядывая в книжку, мешала что-то в кастрюле. Дочери не было. Она ушла за зятем. Я еще раз осмотрел ковер, уставленный салатами из магазина, сходил заглянул в кастрюлю и стал думать. Мне ведут зятя. Я попытался представить, что такое «ведут зятя» и получилось, что его тянут как корову на веревке, а он упирается и что-то орет. Так мне не нравилось. Может у него есть машина? Если есть нефть, то должна же быть и машина, так ведь? Значит, он сам приедет. Так получалось хорошо, и я стал прислушиваться к звукам во дворе.

— Открой дверь, — крикнула из кухни жена, — звонят, не слышишь, что ли? Я выглянул в окно, но никакой незнакомой машины там не было. «Значит, на веревке», подумал я и пошел открывать дверь.

— Заходи, Абу, — сказала дочь. — Знакомься, это мой папа.

— Салям алейкум, — сказал я. На зяте были наверчены какие-то ткани, на голове тоже было что-то непонятное, а на ногах сандалии.

— Замерзли, наверное? — спросил я.

— Да уж не май месяц, — ответил Абу на довольно приличном русском языке. — Колотун ненормальный.

— Именно, — ответил я покровительственным тоном северянина. — Москва в феврале — это Вам не Аравия.

— И не говорите, — согласился араб.

«Покладистый» — подумал я, и мы пошли в комнату. Жене он поклонился. Та, тайком заглянув в бумажку, сказала:

— Садитесь, Абуэльуакар, пожалуйста. Будьте как дома. Все посмотрели на ковер. Я сел быстро, потому что тренировался. Зять с дочерью тоже быстро. Им что, она молодая, а он — араб. Жена садилась минут десять.

— Как вам в Москве? — спросил я.

— Нравится, — признался Абу.

— А где вы учитесь? — спросила жена.

— В «керосинке», — ответил Абу. — Университет нефти и газа.

«Точно, шейх!» — подумал я.

— А у родителей ваших что же, — спросил я, — тоже нефть есть?

Араб задумался:

— Вообще-то, у папы в гараже всегда две полные канистры стоят, а больше нету.

— Вы кушайте плов, — сказала жена. — Я его по специальному рецепту делала. Мне теперь интересно, у вас на родине такой же или нет?

Он снова задумался, потом осторожно сказал:

— Вообще-то, я не знаю. Я дома плов не ем.

— А что вы там едите? — спросила жена.

Абу пожал плечами:

— Да то же, что и все. Картошку, селедку, супы всякие, борщ с салом.

— Как с салом? — подскочил я. — Почему с салом? Вам же запрещено!

Зять посмотрел на меня, как на больного:

— Кто это мне в родном Конотопе запретит есть сало?

— Подождите, — пробормотал я, сраженный догадкой, — вы что же, не араб?

— Да какой я араб? — возмутился зять.

Жена открыла рот:

— А одежда эта вот? Это как?

— Да я вообще ничего не понимаю, — сказал Абу.

— Ленка говорит, отец велел придти в арабской одежде. Откуда я что знаю? Может, у вас тут карнавал какой с переодеваниями. Я же одежду по всей общаге искал. А еще и сандалии эти. Замерз с вами, как цуцык. Прихожу — говорят «салям алейкум», еда на полу стоит. Шо за люди?

— Подождите, — не сдавался я. — А имя ваше Абуэльуакар?

— Так то ж не имя, то ж фамилия, — сказал зять.

— Это у меня от предков, запорожцы кого-то в плен взяли, я и понятия не имею, что оно значит. По паспорту-то я русский. Можно, я хоть с головы-то эту фигню сниму? Вроде отогреваюсь уже.

Жена грозно кивнула дочери на дверь. Они поднялись и вышли. Я посмотрел на зятя.

— А звать-то тебя как?

— Звать меня Серёга.

Плакали мои нефтяные поля и дом в Аравии. Оно и к лучшему.

— Серёжа, сынок, — сказал я зятю, — давай выпьем!

— Давайте, — сказал Серёга.

Автор: Кашич

взято вконтакте

Мужики, запомните! У кого нет женщины, тот сирота!