Он был един во многих лицах: бард, журналист, писатель, актер, драматург, сценарист. А еще турист, альпинист, горнолыжник. Его знала вся большая Cоветская страна. Он пел светлые и лиричные песни о любви и дружбе, верности и разлуке. Они лились из магнитофонов, их исполняли под гитару у походного костра и во время кухонных застолий. Голос у него был теплый, располагающий, как у человека, которому можно доверять. В общем, так и было. Сегодня, в день 90-летнего юбилея Юрия Визбора, есть повод посмотреть ему вслед. Рифмы точны, слова верны «Я водил самолеты и яхты, тренировал горнолыжников, был учителем, рисовал картины, служил радистом, выступал с концертами», – писал он о себе. Но все же главным его занятием была журналистика. Визбор участвовал в создании радиостанции «Юность», работал в звуковом журнале «Кругозор», где к текстами прилагались гибкие пластинки. Писал репортажи, сценарии для документальных фильмов. Визбор полжизни провел в командировках. Все время куда-то спешил, стремился увидеть и узнать что-то новое, важное. Чтобы с кем-то познакомиться, подружиться. Или влюбиться. Сам себя пытался уговорить: «Слегка замедли шаг / Другие вон живут / Неспешны и подробны…» Но – не мог, да и не хотел: «…А я живу - мосты, / Вокзалы, ипподромы / Промахиваю так, что только свист в ушах!» Потому что иначе не мог - уж слишком интересна была жизнь, и он не мог оторваться от ее круговерти. Именно в ней возникали мысли, образы. Его рифмы были точны, слова верны. Он пел про «на войну опоздавшую юность», туманы, что «ползли с перевалов навстречу неясной судьбе», и о том, что «всем нашим встречам разлуки, увы, суждены». И о Москве, которая «тревог не прятала и видала всякое». Да и сам Визбор многого в столице нагляделся. Вот пусть сам и расскажет. Он оставил «Автобиографию» - полусерьезную-полузабавную, с множеством занятных подробностей. Он помнил мамин крик Начинаются записки так: «Я родился по недосмотру 20 июня 1934 года, в Москве, в родильном доме им. Крупской, что на Миуссах…» Его матушка Мария Шевченко, родом из Краснодара, была молода и не хотела обременять себя ребенком. «Однако дело у нее это не прошло», - иронично заметил сын. Отец остался у него в памяти - он был неплохим художником и писал маслом картины в реалистическом стиле. И вот что еще запечатлелось: солнце в казенном доме в поселке художников на Соколе, отцовская портупея с наганом, крашеные доски чисто вымытого пола. Он был литовец, воевал в Гражданскую, потом работал в милиции. Его обвинили – бред несусветный, но привычный для того страшного времени - в участии в националистической контрреволюционной организации. И расстреляли на Бутовском полигоне… Юра с мамой уехал в Хабаровск, где она работала фельдшерицей. Жили в бараке, где дымили бесконечные керосинки. Мальчик видел дальневосточные поезда, лед и торосы на Амуре, розовые дымы над вокзалом и кинофильм «Лунный камень». «Потом мы, кажется так и не разбогатев, вернулись в Москву, - вспоминал Визбор. - Мы жили в небольшом двухэтажном доме в парке у Академии имени Жуковского. В башнях этого петровского замка были установлены скорострельные зенитные пушки, охранявшие Центральный аэродром, и при каждом немецком налете на нас сыпался град осколков. Потом мы переехали на Сретенку в Панкратьевский переулок…» Безотцовщина с улиц горбатых На Сретенку и ее окрестности Визбор в мыслях возвращался часто. Это была традиция московских литераторов – с ностальгией вспоминать улицы детства. Владимир Высоцкий чтил Каретный ряд. Юрий Нагибин славил Чистые пруды. Булат Окуджава живописал Арбат. Потом жалел, что тот «растаял, словно свеченька, / весь вытек, будто реченька; / осталась только Сретенка…» Визбор вопрошал и утверждал: «Кто мы были? Шпана не шпана, безотцовщина с улиц горбатых, где, как рыбы, всплывали со дна серебристые аэростаты». Послевоенная жизнь была скудна. Хлеб слыл почти лакомством, картошка – чуть ли не деликатесом. Мальчишки и девчонки носили все ношенное-переношенное. «Вот тельняшка — от стирки бела, / Вот сапог — он гармонью надраен. / Вот такая в те годы была / Униформа московских окраин». Сретенка была окраиной, представляете? Нет, конечно, как и многое другое. А в коротких записках Визбора канувшее во мрак, оживает. …Самым привлекательным местом на Сретенке был кинотеатр «Уран», самым опасным - Сретенский тупик. В сумерках, тем более, в темноте, там никто не рисковал появляться. Два криминальных авторитета «Портной» и «Зять» фланировали со своими приятелями по улице, небрежно посматривая на единственного на всю Сретенку постового старшину по кличке «Трубка». У наглецов в кепочках, из-под которых торчали чубы, в карманах были ножи, бритвы и гирьки на веревке – для кровавых драк. «Я ходил в школу то на улицу Мархлевского (ныне Милютинский переулок – В.Б.), то в Уланский переулок… – вспоминал Визбор. - В школе тоже были свои события - то подкладывались пистоны под четыре ножки учительского стола, то школьник Лева Уран из персов бросил из окна четвертого этажа парту на директора школы Малахова, но не попал». …Как он стал поэтом? Просто. В четырнадцать лет в пионерском лагере, влюбился и - навеяло. Стихотворение начиналось так: Сегодня я тоскую по любимой, Я вспоминаю счастье прежних дней. Они, как тучки, пронеслися мимо, Но снова страсть горит в груди моей. Тетрадку со стихотворением нашла мама во время уборки и стала тревожно интересоваться у сына насчет «прежних дней»… «В те годы мне в руки впервые попалась гитара и нашлись дворовые учителя». Он приник к ней навсегда, хотя инструмент считался символом мещанства. На Неглинной и Пятницкой Сретенка – лишь один из московских адресов Визбора. Было и множество других. Он учился в Педагогическом институте на Малой Пироговской, 1. Вместе с первой женой Ариадной Якушевой, автором и исполнительницей песен, жил на Неглинной, 8/10. Работал в молодежной редакции радио в Путинковском переулке, 2. «Кругозор», куда Визбор перешел, располагался на Пятницкой, 27. Со второй женой, актрисой Евгенией Ураловой поселился в кооперативной квартире на Загородном шоссе. Потом они переселились в актерский кооператив на Садовой-Триумфальной, 12/14. Третьей женой – любвеобилен был Юрий Иосифович, чего скрывать! – была художница Татьяна Лаврушина. Супруги обитали, правда, совсем недолго, на Кутузовском проспекте, 41. С четвертой женой, художницей Ниной Тихоновой он жил на Студенческой улице, в доме 44… На этом адресную книгу барда закрываю. Хотя было еще множество домов в столице, куда Визбор заглядывал – тайно или явно… Жаль, неизвестно, в каких московских домах он сочинял московские же песни. Например, эту, из фильма «Москва слезам не верит»: Александра, Александра, Этот город наш с тобою, Стали мы его судьбою. Ты вглядись в его лицо, Что бы ни было вначале, Утолит он все печали Вот и стало обручальным _Hам Садовое кольцо _ Или эту: О Москва, Москва святая, Я встречал тебя везде: В синих просеках Алтая И в далекой Кулунде. Ты не просто город где-то, Ты видна в любой ночи, — Развезли тебя по свету, Словно песню, москвичи… Этот город наш с тобою Визбор жил не только стихами и песнями. В 1965 году его неожиданно позвали сниматься в фильме Марлена Хуциева «Июльский дождь». Он сначала не поверил, но на «Мосфильм» приехал. Чтобы «посмотреть в глаза тому человеку, который его разыграл». Однако все оказалось серьезно – Визбор прошел пробы, и его утвердили на одну из ролей. Потом он сам удивлялся, как все быстро и удачно прошло. После «Июльского дождя» Визбор стал сниматься постоянно. Играл учителей, строителей, инженеров, журналистов, путешественников. Иногда просто говорил с экрана, порой еще и пел. После «Семнадцати мгновений весны», где Визбор перевоплотился в важного нациста Бормана, он из популярного превратился в знаменитого. Но к своей славе относился с юмором. Просто в очередной раз доказал себе и другим, что может выполнить любое дело. И брался бы за другие, если бы не пришел горестный срок… На многих фотографиях Визбор - отрешенный, задумчивый. Нахмуренный, усталый. С угасшей улыбой и погасшей трубкой. Но петь он продолжал. И поет до сих пор – с пластинок, магнитофонных записей. Ты у меня одна, Словно в ночи луна, Словно в году весна, Словно в степи сосна. Нету другой такой Ни за какой рекой, Нет за туманами. Дальними странами... Так мог написать только Визбор.
