Огрызки Барри Коски

«Песни и фрагменты» в Экс-ан-Провансе

…Екатерина Ивановна села и обеими руками ударила по клавишам;
и потом тотчас же опять ударила изо всей силы, и опять, и опять…
Гостиная наполнилась громом; гремело всё: и пол, и потолок, и мебель...
Екатерина Ивановна играла трудный пассаж,
интересный именно своею трудностью, длинный и однообразный…
А. П. Чехов. «Ионыч»

Представленное в Экс-ан-Провансе шоу режиссёра Барри Коски «Песни и фрагменты» длилось около полутора часов и состояло из «Восьми песен для безумного короля» (1969) британского дирижёра и композитора Питера Максвелла Дэйвиса (1936–2016) и «Кафка-фрагментов» (1986) Дьёрдя Куртага.

Первая из «Восьми песен…» Дэйвиса на либретто Рэндольфа Стоу акустически производила впечатление, описанное А. П. Чеховым в известном рассказе и вынесенное в эпиграф. Остальные части для неопытного уха мало чем отличалось от реального помешательства исполнителя главной и единственной партии, написанной для баритона. Исполнитель должен обладать нетрадиционной вокальной ориентацией, охватывать пять октав, визжать, чирикать, свистеть и даже играть на скрипке, которую в финале король символически разбивает о сцену. Так в течение XX века бесконечно разрушалось на театральных подмостках академическое оперное наследие.

Кто выведен в образе безумного государственного руководителя в этом произведении, не так уж и важно, хотя исторически перед нами английский король Георг III (1738–1820), страдавший биполярным расстройством и за десять лет до своей смерти отстранённый от управлением Соединённым королевством, которое он же и соединил. Ему же принадлежат слова, которые легли в основу либретто «Восьми песен…».

Есть несколько вариантов сценической работы с таким акустически пыточным материалом, в котором перекрёстная полиритмия оглушает, а атональная тональность, мягко говоря, выбешивает. Можно такое визуально эстетизировать, например, пригласив на главную партию исполнителя модельной внешности (такие решения производят головокружительный эффект!), а можно довести до абсурда и без того странную партитуру. Барри Коски выбирает второй подход, показывая, что король голый в буквальном смысле слова.

К реализации этой метафоры режиссёр подходит с избыточным сладострастием, впрочем Коски любит смаковать перверсивное, выдумывая извращения там, где они и не предполагались, как, например, садо-мазохистские отношения Кабанихи с Диким в зальцбургской «Кате Кабановой» Яначека (2022). Между тем, высказывание у режиссёра получается внятным и даже академически банальным, а исполнитель этой сложной роли Йоханнес Мартин Крэнцле получает заслуженные овации от благодарной аудитории, понимающей, насколько мучительна для артиста работа в таком неблагодарном материале.

Вторая часть – «Фрагменты из Кафки» Дьёрдя Куртага представляет собой вокально-инструментально-драматический диалог между сопрано и скрипкой.

Сорок фрагментов текстов Кафки становятся в этом цикле о жизни женской души в дневниковые записи, делятся на четыре части и длятся 55 минут. Некоторые части длятся меньше минуты и обозначают лишь состояние, впечатление, эмоциональную реакцию, как короткие статьи в толковом словаре: например, испуг – это всплеск руками и струнное тремоло, и т.п. Эти зарисовки отличаются остроумием, смелостью и провокативностью. Чего только стоит зарисовка под названием «Соитие как наказание», во время которой никакого соития не происходит.

Сопрановую партию ярко и пластично исполнила Анна Прохазка, а скрипичная партия прозвучала в филигранном исполнении Патриции Копачинской. В своём интервью, помещённом в фестивальной программке, замечательные артистки рассказывают о своих отношениях с музыкой Д. Куртага, о том, как в ней отражается замкнутость одиночества Кафки, но главное, что они чувствуют и что не может передать музыка Куртага, — это ощущение необходимости прислушиваться к себе. Мысль прекрасная, но как её выудить из стилистически сложного музыкального почерка Д. Куртага, остаётся непонятным.

Конечно, у нормального человека, который приходит в театр не чтобы зачекиниться [1] на мероприятии, на которое трудно попасть, а и за живыми эмоциями, за мурашками [2], возникает вопрос: в чём ценность этих сложных атональных неэстетических высказываний?

И на этот вопрос тоже отвечает чеховская цитата, выбранная в качестве эпиграфа: сочинения, подобные произведениям Дэйвиса и Куртага, хороши именно тем, что сложны, и больше, увы, ничем. Можно ли визуально компенсировать на сцене стилистическую сложность современного музыкального языка? Разумеется.

Почему это не делают такие замечательные мастера сцены, как Барри Коски, остаётся загадкой. В результате публика, выражает восторг по большей части не по поводу того, что хотели сказать авторы партитуры, а в связи с тем, что в принципе этот фестивальный эксперимент, наконец, закончился и можно пойти в красивый ресторан в провансальском прохладном саду и, наконец, испытать настоящее наслаждение — от ужина.

Есть, конечно, среди довольной фестивальной публики и люди, которые в принципе готовы к любому художественному эксперименту, но которых на второй такой показ ни за какие деньги не затащишь. К этой же категории зрителей отношусь и я: мне было на спектакле смешно и весело, но больше я на такое по своей воле никогда бы не пошёл.

В чём объективная ценность подобных театральных экспериментов?

Ну во-первых, расширение кругозора: полезно всё-таки знать, чем там иногда эти музыканты на своих инструментах занимаются. Во-вторых, это общение с авторами произведений на их собственном языке, чтобы ценить нормальную внятную речь. Так иногда бывает полезно пообщаться с психически нездоровым человеком, чтобы по-настоящему оценить отсутствие пены изо рта у своих родных и знакомых (а то мы почему-то решили, что это всё само собой нам полагается, тогда как это настоящий подарок судьбы!). Ну и в-третьих, готовность и открытость к фестивальным экспериментам делает нас, зрителей, участниками лабораторных поисков новых форм и образов, которые предлагают люди творческого склада ума. Мы понимаем, что не всегда в лабораториях всё получается, и участие в таких опытах – это определённый риск.

Но даже если мы понимаем, что сложность таких музыкально-театральных экспериментов не направлена на то, чтобы нас мучить, то всё равно отсутствие в этих экспериментах режиссёрской поддержки — это, конечно, удар под дых.

Ведь даже поклонники творчества Барри Коски понимают, что этот увлекательный перформанс на голой чёрной сцене (без реквизита, без костюмов, и даже без видеопроекций) производит впечатление дешёвой сельской самодеятельности. И получается, что режиссёр не только визуально девальвирует своими дешёвыми решениями сложнейшую исполнительскую работу артистов, но и не выполняет свою прямую профессиональную функцию — не помогает разобраться в материале зрителям. Зачем он тогда берётся за такой материал, в котором ему нечего сказать, кроме пошлых банальностей, не очень понятно. Эта всеядность признанного мэтра театра напоминает героя известного анекдота про жадность: что не съёл, то понадкусал.

Примечания:

1) От англ. check-in — зарегистрироваться, отметить в социальных сетях своё присутствие в каком-то месте.

2) См. об этом в интервью с Ириной Макаровой.

Фото: 2024 Festival d’Aix-en-Provence

До празднования Нового года осталось не так долго, как кажется. Узнать, где купить живую елку в Москве, можно заранее. Не оставляйте подготовку к празднику на последний момент.