The New York Times: Борясь с экстремизмом, Таджикистан вводит запрет на бороды и головные платки

Автором материала является K-News. Любое копирование или частичное использование возможно по разрешению редакции K-News.

После того как таджики были обвинены в смертоносном теракте в Москве, в стране ужесточили контроль. Но эксперты говорят, что это не устраняет причины терроризма, пишет The New York Times.

Люди в Таджикистане ожидали репрессий со стороны правительства после того, как в марте таджики были арестованы и обвинены в террористической атаке на московский концертный зал.

Таджикистан с населением в 10 миллионов человек, подавляющее большинство которых исповедуют ислам, имеет множество проблем. Проблемы Таджикистана, по мнению экспертов по борьбе с терроризмом, делают его инкубатором для экстремизма. Это — бедность, низкий уровень образования, высокий уровень безработицы и недовольство автократическим правительством, которое жестко ограничивает отправление религиозных обрядов. По мнению критиков, перед лицом этих проблем Таджикистан продолжает ограничивать преподавание и исповедание ислама и все чаще проводит поверхностную политику, регулирующую ношение головных платков и длины бороды.

Страна оказалась под пристальным вниманием мировой общественности после того, как четырем таджикским мужчинам были предъявлены обвинения в качестве исполнителей самого страшного за последние два десятилетия теракта в России. В московском концертном зале погибли 145 человек и более 500 получили ранения. Позднее в связи с терактом были арестованы и другие таджики.

Американские официальные лица заявили, что ответственность за теракт несет «Исламское государство — провинция Хорасан», филиал ИГИЛ, известный как ИГИЛ-К, а радикально настроенные таджики в последние месяцы привлекли внимание правительств и экспертов по борьбе с терроризмом по всему миру. Таджикские приверженцы «Исламского государства» также были причастны к терактам в Иране и Турции, а также к сорванным заговорам в Германии, Австрии и других странах. В прошлом месяце двое таджиков помогли устроить мятеж в российской тюрьме, они, как утверждалось, были мотивированы радикальным исламом.

Нападения подпортили имидж страны за рубежом, особенно в России, где около миллиона таджиков — 10% населения Таджикистана — трудятся на низкоквалифицированных работах, чтобы отправлять деньги домой. Реакцией правительства, возглавляемого президентом Эмомали Рахмоном, находящимся у власти более трех десятилетий, стали репрессии.

«В Таджикистане власти расстраиваются из-за международного осуждения и обвинений, которые они получают за все эти нападения», — говорит соучредитель Militant Wire Лукас Веббер, чьи исследования посвящены «Исламскому государству». «Поэтому они просто удваивают свои усилия, применяя жесткие меры», — добавляет он.

Таджики уже давно привыкли к ограничениям, которые удивили бы многих жителей Запада: законодательство регулирует поведение на свадьбах, днях рождения и даже похоронах («экстравагантные эмоции» запрещены на поминках). Хиджабы — головные платки, которые закрывают шею женщины и, как правило, не обнажают пряди волос, — были запрещены в школах с 2007 года и в государственных учреждениях с 2009 года. Но в июне парламент принял закон о запрете «одежды, чуждой таджикской культуре» — термин, который правительство часто использует для обозначения одежды, которую оно считает исламской. Хиджабы стали мишенью.

Закон предусматривает штрафы в размере от 7 000 до 15 000 сомони, или от $660 до $1 400, в стране, где средняя месячная зарплата составляет чуть больше $200. По всей видимости, это объясняется тем, что уничтожение публичных признаков консервативного ислама поможет подавить сам консервативный ислам — и, возможно, снизить уровень исламского экстремизма.

Но, по словам Веббера, реакция правительства только подлила масла в огонь. «Террористы, спланировавшие московский теракт, не могли бы ожидать лучшей реакции от таджикского правительства», — сказал он. «Потому что они хотят нагнетать напряженность, они хотят ответной реакции», — добавил он.

По словам директора по исследованиям The Khorasan Diary Риккардо Валле подобный вид полицейского контроля был в центре внимания пропаганды ИГИЛ-К, опубликованной на таджикском и других языках.

В пропаганде также много говорится о репрессиях против таджиков в России, где власти проводят рейды по общежитиям для мигрантов, в которых живут гастарбайтеры из Средней Азии, и требуют документы у людей в общественных местах, фактически проводя их расовое профилирование.

Эксперты, опрошенные The Times, заявили, что стратегия строгого контроля за внешностью не является эффективным способом борьбы с экстремизмом, поскольку порождает недовольство. По их мнению, она также неэффективна, поскольку радикально настроенные экстремисты могут пытаться оставаться незаметными, избегая внешних признаков религиозности.

Члены семей двух обвиняемых мужчин в совершении теракта в Москве заявили, что ни один из них не проявлял внешних признаков религиозности. «Мой сын никогда не был практикующим мусульманином», — сказала Гульракат Мирзоева, 59 лет, мать Далержона Мирзоева, одного из мужчин, обвиняемых в нападении. «Иногда он молился, но не по-настоящему», — рассказывает она.

Все четверо обвиняемых работали в России по меньшей мере несколько месяцев: они неоднократно приезжали в Россию и уезжали из нее. Многие эксперты говорят, что таджикских граждан в руки боевиков толкает не только нищета на родине, но и унизительный опыт миграции.

Таджики, которые присоединяются к таким группам, как ИГИЛ-К, «почти все являются таджиками, которые были трудовыми мигрантами и были радикализированы за пределами Таджикистана через социальные сети», — утверждает научный сотрудник по Центральной Азии в Исследовательском институте внешней политики в Филадельфии Брюс Панниер.

Мирзоев четыре раза по шесть-восемь месяцев работал в России, чтобы обеспечить свою жену и их четверых детей. В их доме, расположенном в пыльном поселке в таджикской степи, нет даже водопровода.

Шамсидин Фаридуни, еще один человек, обвиняемый в нападении, после тюремного срока стал правоверным мусульманином. Его мать — Муяссара Заргарова — утверждает, что он не экстремист.

По ее словам, он неоднократно ездил на работу в Россию из-за финансовых трудностей. Сначала ему нужно было оплатить свою свадьбу, затем медицинскую помощь, когда у его жены возникли осложнения во время беременности. А когда ребенок родился с проблемами дыхания, они с братом снова отправились на поиски работы.

После нападения на концертный зал власти Таджикистана расширили сотрудничество с Москвой в сфере безопасности. Эмомали Рахмон также укрепил связи с Пекином, хотя Китай опроверг сообщения СМИ о том, что он строит базу на северо-западе Таджикистана.

В мае Соединенные Штаты и Таджикистан подписали соглашение об использовании программного обеспечения, которое будет в режиме реального времени уведомлять американские власти, если в Таджикистан въедут подозрительные путешественники.

Но государство должно делать больше, считает эксперт по правам человека из Душанбе Лариса Александрова. По ее словам, вместо того чтобы решать серьезные проблемы, такие как коррупция, бедность и социальное неравенство, государство сосредотачивается на том, «где поставить запятую в предложении, как назвать то или иное министерство или какую одежду, например, должны носить женщины или мужчины».

«Государство отвлекает нас, говоря о проблемах, которые, на мой взгляд, не столь актуальны», — подчеркнула эксперт.

Запись The New York Times: Борясь с экстремизмом, Таджикистан вводит запрет на бороды и головные платки впервые появилась K-News.