Корешки и вершки: история апокалипсиса одного уездного города
Сначала появились раскрашенные корни. По крайней мере, я стал на них обращать внимание, когда занимался бегом по парку по утрам. Обычно корни выступают из земли на протоптанных тропинках – это очень неудобно, если ты бегаешь по этим тропинкам, да и даже если едешь на велосипеде – приходится все время смотреть на дорогу, чтобы не споткнуться в первом случае, или чтобы не вырвало руль во втором – кто падал с велосипеда в лесу, знает, что это русская рулетка. Можно пропороть себе что–нибудь сучком, например.
Бегу я, никого не трогаю, и вдруг прямо передо мной на дороге раскинулся удав с цветными пятнами по всему телу. Ну, я так подумал в первую секунду, пока до меня не дошло. На самом деле, это были корни ближайшей сосны, точнее, один, длинный корень, покрытый вырвиглазным сочетанием лилового фона и желтых пятен в красную крапинку. Я решил, что это дети баловались и продолжил тренировку. Позже мне попадались целые «клубки» таких «змей» в разных местах и разных оттенков, и я предположил, что это был какой–то перфоманс неизвестного мастера стрит–арта.
А потом, к сентябрю, в нашем парке новыми красками «заиграли» уже сами деревья. Причем в прямом смысле. У некоторых из них стволы стали покрываться пятнами, как шкуры тропических змей, да и листья вместо того, чтобы желтеть, стали краснеть, синеть и лиловеть. А с наступлением ночи выяснялось, что краски – люминесцирующие, они сияли и переливались, как в мультфильмах, на радость детям. И с каждым днем их становилось все больше и больше.
Однако в городе мнения по поводу этих деревьев разделились. Одни считали, что растения заражены какой–то болезнью и их надо вырубить. Другим плевать было на причины, они видели в них красоту и… возможности. Это же туристическая замануха, как цветение сакуры в Японии. Только еще круче. Возможно, именно это склонило городские власти к решению не трогать «зараженные» растения и в скором времени в парке не осталось ни одного «нормального» дерева. К тому же, местная санэпидстанция не обнаружила никаких известных хворей и паразитов, вроде самшитовой огневки, пожравшей леса в Сочи и Абхазии.
А вот потом начались проблемы. Деревья своей яркой раскраской и мерцанием вызывали приступы у людей, склонных к эпилепсии.
Все чаще в парке стали находить бедняг, которые впадали в оцепенение, глядя на игру цветов. Но настоящий гром грянул после откровений «зависших» о том, что их охватывала эйфория, которую можно было сравнить, мягко говоря. с «приемом обезболивающих лекарственных препаратов».
Власти спохватились, когда в парке начали находить трупы. Доказать вину деревьев было невозможно, но в городе уже никто не сомневался в этом. Парк огородили забором и выставили охрану, но все понимали, что это не поможет, поскольку «болезнь» перекинулась на растения в городе. А кто–то заявлял, что видел цветные деревья даже в лесу.
Вот тут и появляется мой одноклассник из столицы, Миша. Точнее, его присылают – он биолог, специалист по морской фауне и здесь потому, что кто–то догадался проверить образцы деревьев не только на химическое заражение.
Миша давно переехал в столицу, поэтому остановиться тут ему было негде. В местной дешевой гостинице, которую предоставил город жить он не хотел, а снимать квартиру посуточно не мог – командировочные не позволяли. Вот т позвонил мне, а я с радостью его принял, хотя бы потому, что теперь я мог узнать обо всем из первых уст.
— Это симбиоз, — сказал он мне вечером, — в структуру клеток деревьев интегрированы части клеток морских организмов, который и отвечают за разноцветную окраску и люминесценцию. Но как это получилось, мы не знаем. Может быть, кто–то привез из отпуска в тропиках какого–нибудь морского гада, тот помер, и его выкинули в парк.
— А вы Ксенофонтову Анжелу спросите. Жену директора водоканала. Весь город знает, что она все лето проводит на дайвинге в Океании, а зиму на Мальдивах и Красном море.
Миша взял телефон и с кем–то коротко переговорил.
Не, ну а что, эту семейку олигархов у нас никто не любит. Пусть хоть попугают. А через два дня Миша и говорит:
— Да, взяли вашу Анжелу. Сейчас на карантине сидит. У нее такие анализы крови, что непонятно, как сама еще не сияет, как новогодняя елка. Хотя может и сияет, только муж выгораживает.
Выяснились, что этим летом где–то на Таити Анжела узнала, что у местных дайверов новый писк моды – они жрут живьем какого–то морского огурца, а потом у них начинаются видения. Ее тоже посвятили в этот процесс. Вот только у нее все пошло по–другому – температура, на коже повыскакивали пятна и, вдобавок, начался энурез. Она вернулась в Россию в полуобморочном состоянии и лишь пришла в себя, вышла на регулярные пробежки в парк. Вот только энурез давал о себе знать – каждые десять минут, как по часам.
— Ты хочешь сказать, что она заразила деревья в парке?
— Да, но это уже не так важно. Теперь на очереди вопрос, могут ли деревья заражать людей.
Город попал под карантин вместе со всеми гостями, и Миша был вынужден просить разрешения остаться у меня. Каждый день он возвращался из лаборатории со все более мрачным лицом. Оказалось, что на зараженных деревьях стали распускаться новые почки, а из них появлялись цветы неизвестного вида. Какую опасность несет их пыльца и что будут за плоды у таких цветов можно было только догадываться. Столичные лаборатории «включили» режим молчания после объявления карантина.
Однажды он принес пистолет и положил на стол.
— Несколько человек ушли в парк, обняли там сияющие деревья и впали там в кому. Пока непонятно, речь идет о помешательстве или о заражении. Некоторые наши хотят сжечь все напалмом. Если вдруг я пойду в лес обниматься с деревьями, пристрели меня.
Однажды утром я проснулся в прекрасном расположении духа и решил прогуляться в парке, благо жил я от него недалеко, полюбоваться деревьями. Кто бы что там не говорил, а они красивые. А поскольку весь город на карантине, то в парк уже пускали.
Иду, любуюсь. Народу в парке было мало – наверное все боялись туда ходить. И вдруг вижу девушку в куртке цвета морской волны и ярко–рыжими волосами. Она беззаботно гуляла между деревьев и собирала разноцветные листья, которые уже стали опадать. Наши взгляды встретились и задержались и это было как молния, которая поразила сразу двоих. Она улыбнулась, и я ей тоже в ответ. Мы познакомились. Девушка сказала, что ее зовут Анфиса, но она не любит это имя и попросила называть ее Аней. У нее были зеленые глаза и веснушки на носу. Мы говорили о поэзии серебряного века, о фильмах Кустурицы и Ким Ки Дука.
Мы побродили немного по аллеям, и она сказала, что проголодалась. Я со вздохом заметил, что кафе сейчас не работают из–за карантина, а она сообщила, что у нее дом в двух шагах и она может угостить меня чаем с плюшками. И действительно, между деревьев показалась новенькая двенадцатиэтажка с оранжевыми стенами и одним подъездом. Я посетовал, что жадные муниципалы продают застройщикам уже и парковую землю, а она рассмеялась.
Она жила на верхнем этаже с прекрасным видом на парк, который перемигивался огнями. Мы поцеловались, глядя в отражение этой иллюминации в глазах друг друга. И она стала раздеваться. Но едва я увидел рыжий пушок между ее ног, как в дверь раздался звонок и все кончилось.
Очнулся я на скамейке в парке, в окружении полицейских и медиков. Миша, который тоже там был, сказал, что меня нашли обнимающегося с кленом у главной аллеи. По негласной процедуре, тех, кто впал в транс в парке, вырубают электрошокером, а потом приводят в чувство. Так можно избежать глубокой комы, если успеть. Он меня спросил, что я видел — я соврал, что не помню.
С тех пор, каждый раз как я выходил из дома мне чудилась Анфиса. Буквально повсюду. Ее рыжие волосы мелькали на улице в толпе, а стоило мне бросить взгляд на парк, как казалось, что где–то там, между деревьями я вижу ее куртку. Однако, встречи с ней я не искал.
Однажды Миша вернулся с лицом мрачнее обычного. И налил себе из холодильника водки.
— Пришли анализы. Хорошая новость — людям это не передается по воздуху, воздушно–капельным или при контакте с незащищенным кожным покровом. Плохая – похоже, что все идет визуально. Как на сеансе гипнотизера.
— А что плохого–то
— А сам как думаешь, если эта зараза уже в лесах под городом. Вырубка парка уже не спасет. Наверху могут от греха подальше решить сбросить сюда тактический заряд.
— Не верю…
Но мой тон заставил лишь горько усмехнуться Мишу. Ясно, могут. И тогда я все–таки рассказал Мише про Анфису. Он не удивился, сказав, что нечто подобное было у всех, найденных в парке – красавица или красавец, дом на краю парка. Число жертв стало расти из–за заморозков – людей по ночам приходится искать с тепловизорами. И что хуже всего, кто–то впал в кому, просто стоя у своего окна, выходящего на парк.
Однажды мне позвонили в дверь, и я открыл не глядя, думая, что это Миша забыл ключи – он, как человека науки иногда мог себе это позволить, что меня бесило. Я распахнул дверь и увидел Анфису. Она вошла, как ни в чем не бывало и огляделась.
— Я вижу ты не рад. Не беспокойся. В гости я тебя не зову. У меня подарок.
Какой мужчина может отказаться от подарка со стороны красивой девушки, даже если та существует в его воображении? Она вытащила из кармана кашемирового с виду пальто дешевые очки из 3Д–кинотеатра с красным и синим стеклами.
— В них ты меня не увидишь. Они чуть–чуть искажают восприятие и этого достаточно. Мы не хотим вам вреда. Поверь и проверь.
Я так и сделал. Анфиса исчезла. Я подошел к окну и осторожно посмотрел на деревья внизу. Сочетание стало совсем диким, но теперь я мог без страха глядеть даже в парк. Миша, узнав об этом, тоже раздобыл где–то 3Д–очки и сообщил в Москву. Вскоре нашему примеру последовали и другие горожане, а потом всех и вовсе обязали это сделать.
Однажды я сел на скамейку с видом на парк – его уже огородили колючей проволокой и снял очки. Минуты через две рядом присела Анфиса.
— Скажи, что ты такое? – начал я, избегая смотреть на нее и готовый в любой момент надеть очки.
— А сам ты знаешь, что ты такое? Способен человек оценить себя, как объект? Беспристрастно, как постороннего? Я тоже хочу жить, вот и все что я знаю. Я не виновата, что кто–то из вас при этом исчезает.
— А тебе не приходило в голову, что изначально вся эта иллюминация предназначена для того, чтобы убивать людей, превращая их в удобрения для вашей экосистемы, уж не знаю, из чего она там – грибы, морские гады…
Анфиса молчала. Потом она положила свою руку на мою. Я надел очки… Это была наша предпоследняя встреча.
Когда выпал первый снег, я вышел из дома, и чтобы полюбоваться им, снял очки. Анфиса стояла рядом непривычно бледная с серыми кругами под глазами.
— Мы уходим, — сказала она, — видишь, все сложилось, как нельзя лучше. В нашем мире нет холодов и снега, мы не знаем, что это такое и как это пережить. Такая вот грустная история.
И сама пошла по направлению к парку. Так я об этом рассказал Мише в тот день, когда все деревья «погасли». Оказалось, что хрупкий симбионт на основе тропического морского грибка не смог выжить в наших широтах. Как только температура окончательно ушла в минус, лес стал снова мертвым, как и положено ему в ноябре, карантин сняли, Миша уехал.
Он так и не узнал, что я успел высадить у себя в кадке на подоконнике небольшое, но ярко раскрашенное семечко американского клена, который растет у нас повсюду. Надеюсь, что в следующем году я опять встречусь с Анфисой и мы уедем в субтропики – в Сочи, например. Там морозы ее не убьют.
Поддержать автора пивом можно, положив любую сумму на карту Сбера 5336 6901 1595 6999
КАМРАДЫ, ПРОШУ ПОДПИСАТЬСЯ ТАКЖЕ НА МОЙ КАНАЛ В ДЗЕН: https://dzen.ru/id/5ffbebdea563394be715689c
Написал ereich на glenereich.d3.ru / комментировать