Литература — это грифон: интервью с писателем Юрием Поляковым
Юрию Полякову — 70 лет. Он единственный из современных российских писателей, кто удостоен издания полного собрания сочинений. В интервью «Снобу» классик вспоминает, почему даже в тяжелые времена не «строчил на заказ», хвалит свою творческую батарейку и сравнивает хорошую книгу с красивой женщиной.
Как вообще писатели отмечают свои круглые даты?
Писатели теперь, по моим наблюдениям, свои круглые даты отмечают очень скромно, чаще в кругу семьи с бутылкой из «Пятерочки» и с колбаской оттуда же — литература в наши времена ремесло малодоходное. В советские годы ресторан ЦДЛ просто ломился от мастеров слова, свободный столик еще надо было дождаться, а в день, когда издательство «Советский писатель» платило гонорары за альманах «День поэзии», было вообще не протолкнуться. Ныне же писатель встречается в ресторане ЦДЛ реже, чем тигр в уссурийской тайге.
Мой юбилейный вечер пройдет 12 ноября в Доме литераторов в Большом зале. На эту легендарную сцену впервые я, в ту пору молодой поэт, вышел почти полвека назад. Разумеется, «накрою поляну», созову, понятно, родню, друзей, соратников. Увы, круг сверстников неумолимо сужается, многих унес проклятый ковид, но тут ничего не поделаешь: по мере приближения к конечной станции вагон твоей жизни непоправимо пустеет.
Только что в издательстве «АСТ» вышли первые три тома вашего полного собрания сочинений, всего планируется 15 томов. Я давно не слышал об издании полных собраний сочинений, тем более современных писателей. ПСС — это что-то из советской жизни, как мне видится.
ПСС и при советской власти были в редкость, подготовка такого издания — это многолетний академический труд, полных собраний удостаивались посмертно классики первого ряда — Пушкин, Лермонтов, Толстой, Островский, Достоевский, Чехов, Горький… А вот собрания сочинений выходили к 50-60-70-летию у многих ведущих советских писателей — Леонова, Шолохова, Катаева, Паустовского, Симонова, Кассиля, Бондарева, Семенова… Но сейчас, вы правы, даже известные современные авторы почти не выпускают собрания сочинений. Мой случай исключительный. Издатели идут на такой многотомный коммерческий риск, если ты известен, востребован и небоскребы неликвидов не останутся потом на складах. Далее, ты должен принадлежать к когорте перечитываемых, а, значит, переиздаваемых писателей. Таких тоже на одной руке пальцев хватит пересчитать. Наконец, автор должен быть достаточно плодовит. Когда я пятиклассником увидел в школьной библиотеке 15-томное — синее в золоте — собрание сочинений Алексея Толстого, я не поверил, что один человек может наваять так много страниц. И вот — пожалуйста, сам сподобился. К слову, в этом году исполнилось полвека моей литературной деятельности, обычно начало отсчитывают от первой публикации. В моем случае это стихотворение «Февраль», опубликованное весной 1974 года в «Московском комсомольце», привечавшем молодых поэтов.
Чем отличается работа над книгой от составления собрания сочинений? Чехов, как известно, горстями отбрасывал свои ранние рассказы, готовя собрание сочинений для издателя Маркса. Вам пришлось пройти такую же работу? Много ли из написанного отправилось «в отвал»?
Да, Чехов скептично относился к творчеству Чехонте. Это нормально. А вот Маркс, как известно, жестоко надул и обобрал Антона Павловича, зато АСТ с редким пониманием относится к моим пожеланиям и запросам. Я, правда, тоже стараюсь не подводить, сдавая рукопись в оговоренные сроки.
Разумеется, в 15-томник войдет не все, мной написанное. Отсев и отбор всегда необходимы. Но «в отвал» много текстов уходит у тех, кто строчил на заказ, в номер, второпях, отрабатывая авансы, чтобы прокормиться. Увы, так часто случается. В моей литературной судьбе таких эпизодов было немного. Я, как правило, замысел долго вынашиваю и потом тщательно работаю над словом, наверное, поэтому такие мои вещи, как «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Козленок в молоке», «Небо падших», переизданы десятки раз. Но кое-что я все же не стал включать в 15-томник. Эти вещи не прошли испытание временем.
Как правило, собранию сочинений предшествует так называемое «избранное». Литератор постепенно учится вычленять из написанного то, что прошло испытание временем и читательским интересом, а не продиктовано вчерашней конъюнктурой и страстным желанием купить жене шубу. Свое первое избранное в двух томах я выпустил в издательстве «Художественная литература» в 1994 году, а вот первое мое собрание сочинений увидело свет в 2001-м в «Молодой гвардии», где, между прочим, в 1980 году вышла моя первая тонюсенькая книжка стихов «Время прибытия». Зато тираж — 30 тысяч! А с АСТ мы уже имели несколько лет назад опыт подготовки и издания 12-томника. Он, кстати, успешно разошелся.
Вы 16 лет руководили «Литературной газетой», и по сей день остаетесь председателем редакционного совета «ЛГ». Насколько внимательно следите за российской литературной жизнью, спорами между писателями? Вам это интересно?
У вас ошибочная информация: уже лет пять я не являюсь председателем редакционного совета ЛГ. Да, я был 33-м главным редактором «Литературки» с 2001-го по 2017-й. Первым был Дельвиг, хотя за ним стоял, определяя курс нового издания, великий Пушкин. Но именно бедный барон ходил на разборки к Бенкендорфу и после очередного разноса умер от огорчения. Опасная профессия. Дольше меня этим уникальным изданием руководил только Александр Чаковский. Но нынешний курс газеты вызывает у меня, мягко говоря, недоумение, потому в настоящее время я с ЛГ вообще не сотрудничаю. А за литературной жизнью, конечно, слежу, да, возможно, не так пристально, как в редакторские годы. Она вызывает у меня смешанные чувства: много суетливых амбиций и мало хороших книг. Но больше всего меня удручает вторичность происходящего, когда люди повторяют чужие ошибки не из-за эпигонской самонадеянности, а от невежества.
Одна из самых нашумевших писательских инициатив последних недель — предложение передать всю книжную и издательскую отрасль в ведение Минобороны из-под эгиды Минцифры, где она находится сейчас. Как вы относитесь к этой инициативе? Кто, на ваш взгляд, должен в России «управлять» литературой: министерство культуры? Творческие союзы? Какая-то специальная госкорпорация «Ростворчество»? Кто-то еще?
Это или глупая шутка, закамуфлированная под новацию, или фейк коммерческих пацифистов. Напомню предысторию вопроса: лет двадцать назад по инициативе Швыдкого литература из Министерства культуры была зачем-то передана в Министерство связи, именно к этому ведомству приписали агентство «Роспечать», ставшее после реорганизаций подотделом Минцифры. О нелепости и вредности такого решения много лет назад писала ЛГ, которой я в ту пору руководил. Вопрос о возвращении «Роспечати» в профильное министерство я не раз поднимал и как член президентского Совета по культуре, и как председатель Общественного совета Минкульта. Все поддерживали, кивали, соглашались, президент Путин давал поручения разобраться, а воз и ныне там.
Про реальную инициативу передать литературу Министерству обороны, поверьте, я бы узнал одним из первых, так как много лет являюсь членом Общественного совета МО. Путаница могла возникнуть еще из-за того, что примерно год назад при Министерстве обороны был создан Художественный совет, где есть и секция литературы, но эта структура нацелена исключительно на взаимодействие с теми деятелями культуры, которые занимаются военно-патриотической тематикой. Не более… Давать писателям фельдфебеля в Вольтеры никто не собирается… А что касается умения строить в три шеренги творческую интеллигенцию, то либеральная жандармерия может дать сто очков вперед любым охотнорядцам.
Управлять литературой нельзя, ей можно помогать, мешать, ее можно стимулировать и гнобить, но развивается и живет она по своим внутренним законам. К тому же, изящная словесность — система многофункциональная, и напоминает чем-то мифического грифона: есть крылья — это полет художественной фантазии, есть львиные лапы с когтями — это социально-политическая хватка, есть острый клюв, чтобы отбиваться от идейно-эстетических недругов, есть и гибкий хвост с кисточкой, чтобы вилять перед властью… Какое уж тут «Ростворчество»! Да, и печальный опыт «Роспечати» показал, что все руководство сводится к выпячиванию-олауреачиванию одной группы и замалчиванию-затуркиванию другой. И вся недолга…
А насколько полезны для творческих людей, для развития литературы общественные институции? Спрашиваю у вас как у члена Союза писателей с многолетним стажем, как у председателя Национальной ассоциации драматургов, почетного деятеля искусств Москвы. Сегодня писатели создают собственные объединения, выпускают манифесты, полемизируют друг с другом. Может, лучше бы книги писали?
Знаете, когда, скажем, врачи-терапевты объединяются в ассоциацию, чтобы эффективнее решать вопросы своей отрасли, никто не восклицает: «Ах, зачем? Лучше бы людей лечили!» Для того и объединяются, чтобы лучше лечить. Долговременные и мимолетные объединения писателей, съезды, манифесты, полемика, зачастую очень жесткая, — это тоже неотъемлемая часть литературного процесса. Помните про грифона? Вы думаете, при советской власти в едином Союзе писателей СССР не было своих групп, сплоток, враждующих лагерей, этно-идейно-эстетической борьбы? Да сколько угодно! От одной только дискуссии «Классика и современность» литературное сообщество ходуном ходило. Собственно, после 91-го Союз писателей СССР раскололся на части именно по тем самым трещинам, которые были отчетливо видны задолго до распада.
Мечтали о свободе и самоопределении. Получили. Но при этом «письменными людьми» был утрачен особый профессиональный статус, включавший в себя ряд привилегий, но главное — ореол социальной значимости. Люди в графе «специальность» не стеснялись писать: «поэт», «прозаик»... И их не переспрашивали: «Про каких там еще заек?» Сейчас, вроде бы, снова занялись проблемой статуса писателя в обществе. Это не пустяк, не вопрос комфорта сочинителя. Напомню, именно возглавляемая мной «Литературка» еще в нулевые годы обратила внимание на то, что слово «писатель» исчезло из реестра профессий РФ. «Пескоструйщик» есть, на месте, а писателя нет как нет. Смешно? В 1990-е творческие союзы по своему статусу были приравнены к объединениям по интересам, стали чем-то вроде общества любителей декоративных хрюшек. Согласитесь, литература традиционно играла в нашей жизни куда большую роль, чем экзотическая зоофилия. Сейчас статус писателя снова озаботил власти предержащие, нынешние руководители «массолитов», госчиновники, законодатели активно разрабатывают разные нормативные документы. Но, как обычно, это делают без всяких ссылок на усилия предшественников. У нас каждый, кто впервые попал на Арбат, чувствует себя первопроходцем.
Не буду вдаваться в тонкости и хитрости проблемы, приведу лишь один пример из собственного опыта. Когда я оформлял пенсию, выяснилось, что членство в Союзе писателей с 1981 по 1991 год в мой трудовой стаж засчитывается, а вот потом уже нет. С точки зрения закона, я как бы не работал, а самовольно предавался своему хобби под названием «литературное творчество». Но ведь у меня выходили большими тиражами книги, в десятках театров шли мои пьесы, по моим сценариям снимались фильмы, такие, как «Ворошиловский стрелок» Станислава Говорухина. Я платил со своих гонораров немалые налоги, получал государственные награды. Например, орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой и третьей степеней. Однако для бюрократов после 1991-го я стал «любителем декоративных хрюшек». Не более того. Нелепость? Очевидная. И с этим надо что-то делать.
Вернемся к литературе. Вы очень давно работаете в литературе, застали и советские времена, и перестройку, и «лихие 90-е». И продолжаете активно писать и выпускать новые книги. Когда, в какой период вам работалось лучше всего? Почему?
Работалось мне во все времена примерно одинаково — упоительно и тяжело. Я перфекционист, над текстом тружусь долго и тщательно. Самовыразиться в искусстве можно только через мастерство, других способов нет. В молодости было больше задора, креативной энергии, но меньше опыта, усидчивости. Слава Богу, моя творческая батарейка оказалась долговременной, она еще работает, даже порой искрит. Увы, у многих моих сверстников аккумуляторы» сели давным-давно, а приходится сочинять, притворяясь писателем. Вокруг много ходячих литературных мертвецов. Грустно.
Конечно, каждая эпоха имела свои особенности. При советской власти мало было написать острую, интересную вещь, надо было еще «пробить» ее в печать. Мои первые повести «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба» тормозила цензура. Называлась такая литература «непроходняк». Но зато уж если ты попал на страницы, скажем, «Юности», которую тогда возглавлял Андрей Дементьев, наутро просыпался знаменитым, а вчерашние обвинения в клевете на советскую действительность оборачивались вдруг премией Ленинского комсомола. Такие были времена…
От перестройки, сорвавшей, кажется, все маски и все табу, у меня остались странные впечатления. Да, с одной стороны, царила азартная вседозволенность, а с другой — именно в те годы на Мосфильме был закрыт, как враждебный «идеям обновления», сценарий «Неуправляемая», написанный мной при участии классика советского кино Евгения Габриловича. Кстати, эту киноповесть можно вместе с эссе «Как я был врагом перестройки» прочитать в первом томе нового собрания сочинений.
Лихие 90-е запомнились растерянностью, даже отчаяньем, когда я, вчера еще успешный писатель, не мог заработать себе на жизнь литературой. Но в отличие от моих менее удачливых коллег, мне удалось встроиться в книжный рынок, сказалась, разумеется, известность, полученная еще в советские времена. Уже в 1995-м мой «Козленок в молоке» стал абсолютным бестселлером. И пошло-поехало…
Сегодня я, говоря без обиняков, один из немногих российских авторов, кто может себе позволить писать о том, к чему лежит сердце, и при этом жить на гонорары. Это и есть, по-моему, литературное счастье. Не успел выйти в свет толстенный «омнибус», куда вошли три части моего «Совдетства», АСТ готовит к выпуску четвертую, заключительную часть этого прозаического цикла, а из магазинов звонят: «Ну, когда же, когда? Покупатели все время спрашивают…»
Обычно в конце беседы мы предлагаем назвать три книги современной российской прозы, которые вы посоветовали бы прочесть читателям «Сноба». Вы не просто писатель, но еще и, безусловно, увлеченный читатель. Что понравилось из произведений коллег в последние месяцы?
Мне достаточно двух-трех страниц, чтобы понять, стоит ли дальше продолжать знакомство с новинкой. Чаще всего продолжать не хочется. Это очень экономит время и силы. Если книга не затягивает тебя целиком, не надо себя мучить. Настоящий талант завораживает и не отпускает, как красивая женщина. А с «последними месяцами» вы явно погорячились: крупные произведения появляются не каждый год. И все-таки хочу обратить внимание читателей «Сноба» на сборник стихов талантливого поэта Сергея Лобанова «Голос фронта», на книгу прозы Алексея Шорохова «Бранная слава» и на историко-философскую публицистику русского писателя из Уфы Михаила Чванова.
Беседовал Владислав Толстов